• Ниро Вульф, #7

Глава 3

 Поначалу сборище у Николы Милтана, назначенное на пять часов, до боли напоминало игру забавляющихся дядей и тетей, — бриллианты! кто взял бриллианты? — происходящее было глупо и смешно до слез. Но чуть позже я начал думать, что все тут не так-то просто.

 Дом, куда меня привела мисс Лофхен, внутри оказался приятнее, чем снаружи. Не броский и не кичливый, да и внутреннее убранство не оставляло впечатления, будто все вокруг принарядили исключительно для того, чтобы поразить посетителей. Пока я вышагивал следом за Карлой, которая высматривала свою подругу Нийю, я имел прекрасную возможность поглазеть по сторонам и, естественно, воспользовался ею. Дом, в который мы попали, был один из старинных четырехэтажных особняков. На первом этаже располагались приемная, главная контора и несколько кабинетов поменьше; этажом выше тянулся длинный коридор с серым ковром на полу, а двери из коридора вели в комнаты для занятий танцами; еще выше размещалось фехтовальное отделение с двумя залами, но не очень просторными, из которых один был побольше, а другой — поменьше, а также душевые и раздевалки; последний этаж занимали помещения Милтана и его жены. Впрочем, их комнат я не видел. Нийю удалось обнаружить в женской раздевалке. Карла вытащила ее оттуда в коридор, представила нас друг другу, и мы обменялись рукопожатием. Нийя сказала:

 — Так вы, мистер Гудвин, можете как-то помочь мне в этом кошмаре? Вам удастся пресечь ужасную ложь этого человека? Правда? Вы обязательно должны это сделать! Я так надеялась, что Ниро Вулф… мой отец…

 Говорила она, словно мурлыкая, но все же ее произношение было лучше, чем у Карлы. Слава Богу, она ничем не напоминала Ниро Вулфа, ведь, если бы это было так, пожалуй, трудно было бы пройти мимо подобного зрелища, — такую девушку стоило бы показывать в балагане. К тому же — хе-хе! — он же ее удочерил. У нее, как и у Карлы, были черные глаза и симпатичная фигурка — ну, может, она была на дюйм полнее, чем требовалось; однако ее подбородок, да и все лицо смотрелись, как картинка, так что общее впечатление от нее, от того, как она говорила, стояла и смотрела на вас, было странной смесью «подойди ко мне» и «не тронь меня». Поскольку я довольно долго общался с ее отцом, то, наверно, в моем первом беглом осмотре таилось больше интереса, чем если бы меня познакомили с какой-нибудь другой особой женского пола. С первого взгляда у меня сложилось мнение, что она умна и привлекательна, но с окончательным приговором я решил повременить, пока не узнаю ее получше. Она заметила, что я рассматриваю то, что было на ней — некое зеленое одеяние вроде широкого халата, перехваченное спереди поясом, выглядывающую из-под него белую парусиновую блузку, рейтузы, закатанные носки и гимнастические туфли.

 — Я как раз давала урок, — сказала она. — По просьбе Милтана. Он не хочет скандала. Да и никто не хочет, кроме дуралея Дрисколла. Надо же, какой лгун — у меня на родине знали бы, что с ним делать. Карла сказала, что ему… что отцу сообщили обо мне, ну и вам, наверное, тоже. Только я не хочу, чтобы об этом узнал еще кто-нибудь. А почему он сам не пришел?

 — Ниро Вулф? Тяжелый клинический случай. Он никогда никуда не вылезает из дома, кто бы ни просил.

 — Но я все-таки его приемная дочь.

 — Я уже понял. Но, заметьте, вы в Нью-Йорке уже несколько месяцев, а найти адрес вашего папочки в телефонном справочнике совсем не трудно.

 — Он же бросил меня. Меня всю жизнь учили его ненавидеть. Мне совершенно не хотелось…

 — Пока вы не попали в беду. Кажется, вам было три года, когда вы с ним расстались. Впрочем, это не так важно. Меня послали сюда спасти вас от тюрьмы, и время не терпит. Наверно, у вас достанет ума понять, что мне необходимо знать правду. Что вы делали с пиджаком Дрисколла?

 Ее подбородок дернулся, а глаза испепелили меня на месте.

 — Ничего. Я и не прикасалась к нему.

 — А зачем вы ходили в раздевалку?

 — Я туда не заходила.

 — Здесь, в школе, есть какая-нибудь девушка, похожая на вас?

 — Нет. Очень похожей нет.

 — То есть перепутать вас с кем-то другим Дрисколл не мог?

 — Нет.

 — Что вы делали вчера в то время, когда Дрисколл, по его словам, заметил вас в раздевалке около его пиджака?

 — Я давала урок мистеру Ладлоу.

 — Урок фехтования?

 — Да, на шпагах.

 — В большом зале?

 — Нет, в маленьком, что в конце коридора.

 — Кто такой мистер Ладлоу?

 — Клиент, который берет уроки фехтования на шпагах.

 — Вы уверены, что давали ему урок именно тогда, когда Дрисколл якобы видел, как вы обшаривали его пиджак?

 — Уверена. Мистер Дрисколл пришел к Милтану без двадцати пять. Он сказал, что одевался почти пятнадцать минут. Я начала урок с мистером Ладлоу в четыре часа, и, кода Милтан прислал за мной, мы с ним еще занимались.

 — И вы ни разу за весь урок не отлучались из зала?

 — Ни разу.

 Карла Лофхен перебила.

 — Но, Нийя! Ты что, забыла, ведь Белинда Рид заявила, что примерно в половине пятого видела тебя в коридоре?

 — Она лжет, — спокойно возразила Нийя.

 — Но и тот, кто был с ней, тоже тебя видел!

 — Он тоже лжет.

 Боже милостивый, подумал я, какое счастье, что здесь нет Вулфа и он избавлен от этого зрелища. Смотреть, как его дочь делает из себя посмешище! Пока все говорило за то, что воссоединение семьи произойдет-таки за решеткой.

 — Ну а Ладлоу? — отрывисто бросил я. — Он что, тоже лжет?

 Она заколебалась, нахмурив брови, но, прежде чем нашлась, что ответить, послышался мужской голос. Его обладатель возник откуда-то со стороны лестницы. Он был примерно моих лет и такого же сложения, с располагающим взглядом светлых глаз, в сером костюме из дорогой ткани, который сидел на нем так, что был скорее всего сшит по заказу.

 — А я вас искал, — мужчина подошел к нам и приветливо улыбнулся. — Милтан ждет вас у себя в кабинете. Все по тому же смехотворному делу.

 — Мистер Ладлоу, это мистер Гудвин, — сказала Карла Лофхен.

 Мы обменялись рукопожатием. Встретившись с Ладлоу взглядом, я невольно почувствовал к нему симпатию — не потому, что в его глазах читалась искренность или дружелюбие, а потому, что в них светился живой ум.

 — Вы тот самый Ладлоу? — на всякий случай уточнил я.

 — Совершенно верно. Перси Ладлоу.

 — Это с вами мисс Тормик занималась фехтованием вчера во второй половине дня?

 — Да, со мной.

 — Тогда вас-то мне и надо. Скажите, она безотлучно оставалась с вами с четырех часов до половины пятого?

 Он поднял брови и улыбнулся.

 — Одну минутку. Все, что мне о вас известно, — это что вас зовут Гудвин.

 — Я представляю интересы мисс Тормик. Она наняла Ниро Вулфа, а я его доверенный помощник.

 Он взглянул на Нийю, и она утвердительно кивнула головой.

 — Вот как! Она наняла Ниро Вулфа? Это как раз то, что нужно. Я слышал, вчера мисс Тормик заявила, что все время урока неотлучно находилась со мной.

 — Да. А вы что скажете?

 Он снова поднял брови.

 — Лгуньей я бы мисс Тормик называть не стал. Да и с какой стати? Пойдемте лучше в кабинет Милтана. Дрисколл еще не пришел, но он появится с минуты на минуту…

 — Так она была все время с вами или нет? Вы понимаете, что если да, то все обвинения Дрисколла в ее адрес теряют силу?

 — Ну, конечно, я это прекрасно понимаю. Но, к сожалению, еще двое заявили, будто видели ее в коридоре. — Он указал рукой. — Вон там, меньше чем в десяти футах от двери в раздевалку. И Дрисколл, конечно, тоже это утверждает.

 Он зашагал прочь. Я преградил ему путь:

 — Послушайте, мистер Ладлоу, если вы пообещаете, что будете стоять на своем…

 — Дорогой мой! Пообещать вам? Тут все равно предстоит еще повозиться — куча народу уже знает об обвинении, выдвинутом против мисс Тормик, и, что бы ни говорилось еще, все это услышат. Ведь так или иначе придется все выяснять.

 Они направились к лестнице. Не мог же я загородить дорогу троим сразу — пришлось подчиниться. Меня самого ошеломила абсурдность происходящего. Карла казалась встревоженной, но Ладлоу держался успокаивающе. Что же до Нийи, то ее поведение могло объясняться либо ее гордой уверенностью в собственной невиновности, либо ослиной величавостью простофили, а может, и тем и другим вместе. Рядом с ней шел свидетель, которого следовало умаслить хотя бы ради того, чтобы обеспечить первоклассное алиби, но Нийя даже не потрудилась попросить его об этом. Пока я плелся следом за ними вниз по лестнице и дальше в кабинет Милтана, я все старался придумать, как бы выманить отсюда Дрисколла и затащить к нам на Тридцать пятую улицу, так как, похоже, другого пути не оставалось.

 Кабинет Милтана оказался просторным помещением на первом этаже, в глубине дома. Пол был застелен широким красным ковром, на котором стояли несколько столов с расставленными вокруг стульями. Стены украшали фотографии танцоров и фехтовальщиков и просто людей с колющим оружием, а одна большая фотография изображала Милтана в какой-то форме, на фоне развешанных там и сям кинжалов и шпаг. О том, что на фотографии снят сам владелец школы, я догадался, когда Карла Лофхен, проведя меня через весь кабинет, представила Милтану и его жене. Он оказался невысоким и худощавым брюнетом, не сказать бы — просто коротышкой, с карими глазами, и тараканьими черными усищами, торчащими в разные стороны. Выглядел он обеспокоенным и тут же куда-то исчез, едва мы пожали друг другу руки. Его жена, несмотря на нью-йоркские шмотки и модную прическу, точно сошла с цветного фото из журнала «Нейшнл Джиографик» с подписью: «Крестьянка из Вцжибррси, ведущая в церковь медведя». При этом она была весьма привлекательна — если вам нравится такой тип женщин, — а глаза ее смотрели остро и проницательно.

 Я остановился возле стеклянного шкафчика, сплошь заставленного разными антикварными вещицами и фехтовальными клинками, например, там лежала длинная тонкая штуковина необычного вида с тупым концом, но не рапира, ибо надпись на карточке гласила: «Этой эспадой Никола Милтан в 1931 году выиграл в Париже Международный чемпионат». Я огляделся, ища глазами Милтана. Он стоял в противоположной стороне кабинета, болтая с широкоплечим здоровяком ростом в шесть футов, лет около тридцати, с немного вдавленным носом и рассеянным видом. Я пригляделся к нему повнимательнее. Если каким-то чудом бриллианты Дрисколла стянула все же не дочка Вулфа, так давно им утраченная, то, скорее всего, это дело рук кого-то из присутствующих здесь. До меня донесся голос Карлы Лофхен:

 — Послушайте… вы же ничего не делаете.

 Я пожал плечами:

 — А что я могу сделать? Тем более сейчас Чего ждет Милтан?

 — Мистер Дрисколл еще не пришел.

 — А он точно придет?

 — Конечно. Он согласился потерпеть и не обращаться в полицию только до того, как поговорит с нами.

 — А кто этот малый, с которым разговаривает Милтан?

 Карла посмотрела в ту сторону.

 — Его зовут Гилл. Он берет уроки танцев. Это он был вчера вместе с Белиндой Рид, когда они увидели в коридоре Нийю. Вернее, так они сказали.

 — А Белинда Рид — это которая?

 — Вон там, возле кресла. Красивая блондинка с янтарными волосами, которая разговаривает с молодым человеком.

 — Отличная парочка. Куколка и фанфарон. Кажется, я видел его в каком-то фильме. Кто он такой?

 — Это Дональд Барретт.

 — Он тот самый сын Джона П. Барретта из фирмы «Барретт и Дерюсси», который устроил вас сюда работать — вас и Нийю?

 — Да.

 — А те девицы кто?

 — Ну… те три, что в углу, и та, что примостилась на краю стола, преподают танцы. Та, что разговаривает с миссис Милтан, — Зорка.

 Я поднял брови.

 — Зорка?

 — Да, известная кутюрье. Платья от нее идут долларов за четыреста. Это больше двадцати тысяч динаров.

 — Чем-то она напоминает картинку из Библии, что висит у нас дома, на которой изображена женщина, отрезающая Самсону волосы. Я забыл, как ее звали, но точно не Зорка. А бриллианты она часом не продает в своем салоне?

 — Не знаю.

 — Впрочем, те бриллианты она уж точно не стала бы продавать. А кто вон тот неандерталец без подбородка… нет, подождите. Милтан собирается что-то сказать.

 Чемпион по эспаде, сопровождаемый Перси Ладлоу, вышел на середину комнаты, стараясь привлечь к себе взоры собравшихся. Ему это не очень удалось, и он несколько раз хлопнул в ладоши, обращая на себя внимание тех, кто еще не пожирал его глазами. Двое все равно продолжали разговаривать, и на них зашикала жена Милтана.

 — Господа, прошу внимания. — Голос у Милтана был такой же встревоженный, как и весь его вид. — Леди и джентльмены. Как видите, мистера Дрисколла еще нет. Очень неприятно заставлять вас ждать, но он должен быть здесь. А пока несколько слов хочет сказать мистер Ладлоу.

 Перси Ладлоу окинул собравшихся неподражаемо надменным взглядом.

 — Господа, — самым будничным тоном заговорил он, — право, я не понимаю, зачем нам нужно, сцепив зубы, непременно дождаться Дрисколла. Сами знаете, он и заварил всю кашу. Я хочу, чтобы вы выслушали мое объяснение происшедшего, ведь вам известно о нелепом обвинении, выдвинутом Дрисколлом против мисс Тормик. Чтобы вам легче было понять, что я скажу, обратите внимание на мой костюм. Вчера я был одет точно так же. Вы не замечаете в этом костюме чего-нибудь особенного?

 — Разумеется, — раздался голос, произнесший «р» так раскатисто, что воздух завибрировал, словно крылышки мотылька. — Я заметила.

 Ладлоу улыбнулся:

 — Что же вы заметили, мадам Зорка?

 — Я заметила, что ткань, из которой сшит ваш костюм, в точности такая же, что и у того костюма, который был на мистере Дрисколле.

 Разом откликнулись еще два женских голоса:

 — И я заметила то же самое! И я!

 Ладлоу кивнул:

 — Похоже, нам с Дрисколлом пришелся по душе один и тот же портной. — Голос у Ладлоу звучал так, словно его ужасно удручало такое совпадение вкусов. — Материал у наших костюмов совершенно одинаковый. Удивляюсь, что вчера никто из вас не обратил на это внимания. Может, кто-то и говорил об этом, но не при мне. Именно из-за этого совпадения Дрисколл, увидев, как мисс Тормик подошла к моему шкафчику, чтобы достать из кармана пиджака сигареты, решил, что она роется в его костюме. Ведь наши шкафчики стоят рядом.

 Последовал шквал восклицаний. Все разом посмотрели на Нийю Тормик и затем снова на Ладлоу. Я почувствовал, как пальцы Карлы Лофхен впились в мой локоть, но мне было не до того, я старался ничего не упускать и быть готовым к любым действиям.

 Ладлоу в том же легком тоне продолжал:

 — Вчера, когда Дрисколл неожиданно предъявил мисс Тормик свое немыслимое обвинение, она, естественно, была ошарашена, и под влиянием порыва, возможно очень глупого, принялась отрицать, что заходила в раздевалку. Когда я услышал об этом, я сам немного опешил. Начни я ее опровергать, впечатление получилось бы самое неблагоприятное, поэтому, поколебавшись, я поддержал ее утверждение, что она не отлучалась из того зала в конце коридора, где проходили наши занятия. Но дальнейшее показало, что такой ход действий безнадежен. Дрисколл стоял на своем — что он видел возле своего пиджака именно мисс Тормик. Мисс Рид и мистер Гилл заявили, что почти в половину пятого видели ее в коридоре возле двери в раздевалку. Стало ясно, что единственный выход — это сказать правду, а правда заключается в том, что во время нашего вчерашнего занятия у моих щитков оторвался ремешок, его пришлось заменить, нам захотелось выкурить по сигарете, но, как оказалось, мы их с собой не захватили, и вот, пока я возился с ремешком, мисс Тормик взяла у меня ключ от моего шкафчика и пошла в раздевалку, чтобы принести мне сигареты.

 Я отвел глаза от Ладлоу и впился взглядом в лицо Нийи, но оно было непроницаемо. Ни тревоги, ни досады, ни удовлетворения; я бы сказал, что лицо ее, казалось, было даже более озадаченное, чем у остальных; но такое вряд ли могло иметь место, так что я решил, что ошибся. Собравшиеся возбужденно гудели, но гул прекратился, как только Милтан, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:

 — И все же! Значит, она была в раздевалке!

 Ладлоу небрежно кивнул.

 — Конечно, была, только рылась она в моем пиджаке, а вовсе не Дрисколла. В этот нет никакого сомнения — она возвратилась в фехтовальный зал с моими сигаретами и зажигалкой. Мы несколько раз затянулись и продолжили наши занятия, и фехтовали до той самой минуты, когда к нам пришли и сказали, что Милтан хочет видеть мисс Тормик…

 Ладлоу умолк, но его уже не слушали. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое. Первый был седоволосый, исполненный достоинства мужчина с приятным лицом, а из-за его спины выглядывал толстяк лет пятидесяти, безбровый и с пухлыми губами. Милтан шагнул им навстречу:

 — Мы вас ждем, мистер Дрисколл…

 — Прошу прощения, — запинаясь, промямлил толстяк, воровато озираясь. — Извините… э-э… позвольте представить мистера Томпсона, моего адвоката… мистер Милтан…

 Протянув для приветствия руку, седовласый без оговорок и вступлений сразу взял быка за рога.

 — Я представитель мистера Дрисколла. Я счел, что лучше прийти мне самому, — дело очень печальное… весьма печальное… Не будете ли вы так любезны представить меня мисс Тормик? Если позволите…

 Милтан исполнил его просьбу. Он казался совершенно сбитым с толку. Адвокат учтиво и почтительно поклонился и также вежливо поблагодарил; Нийя стояла молча и неподвижно. Адвокат повернулся к Милтану:

 — Эти люди… наверное, те самые, кого мистер Дрисколл… перед кем он обвинил мисс Тормик…

 Милтан утвердительно кивнул:

 — Мы ждали его, чтобы…

 — Я знаю. Мы немного опоздали. Дома мой клиент решительно не хотел идти сюда сам, и мне с трудом удалось его убедить, что его присутствие необходимо. Мисс Тормик, то, что я хочу сказать, прежде всего относится к вам, но и остальным следует меня выслушать, обязательно, ради справедливости по отношению к вам. Прежде всего факты. Когда вчера утром Мистер Дрисколл вышел из дома, у него в кармане в коробочке из-под пилюль находились бриллианты, которые он намеревался отнести к ювелиру и вправить в браслет. Из конторы он позвонил ювелиру и обо всем с ним договорился. Коробочку с бриллиантами у мистера Дрисколла взяла его секретарша, чтобы условиться о доставке их ювелиру. Они и сейчас находятся у нее. Прискорбно и непростительно со стороны мистера Дрисколла, но позже, находясь здесь, он совершенно забыл, хотя и непреднамеренно, что его секретарша…

 Залп восклицаний, посыпавшихся со всех сторон, прервал речь адвоката. Он улыбнулся Нийе, но та ему не ответила. Дрисколл вынул из кармана носовой платок, промокнул то место, где должны быть брови, старательно избегая встречаться со взглядами, направленными на него отовсюду. Милтан прошипел:

 — Вы хотите сказать, что это неслыханное… это вопиющее…

 — Пожалуйста! — Адвокат поднял руку. — Позвольте мне закончить. Провал памяти, случившийся у мистера Дрисколла, ничем нельзя оправдать. Но он был искренне убежден, что видел в руках у Нийи Тормик свой пиджак…

 — Это был мой пиджак, — бросил Ладлоу. — Он в точности такой же, как и у мистера Дрисколла. Посмотрите и убедитесь, он и сейчас на мне.

 — Понятно. Ну что ж, отлично. Это все объясняет. Ваш пиджак находился в том же шкафчике?

 — Нет, в соседнем, — строгим тоном поправил Ладлоу. — Но мистеру Дрисколлу следовало бы знать, что прежде чем бросаться столь убийственными обвинениями…

 — Конечно, следовало, — снова согласился адвокат. — Его нельзя оправдать даже тем, что оба пиджака похожи как две капли воды. Вот почему я настаивал, чтобы мистер Дрисколл все-таки пришел сюда и извинился перед мисс Тормик о присутствии всех вас. Понятно, что ему не очень хотелось это делать. Он чувствует себя в высшей степени смущенным и униженным. — Адвокат взглянул на своего клиента. — Так как же?

 Дрисколл, сжав в руках носовой платок, посмотрел в лицо Нийе Тормик.

 — Я прошу у вас прощения, — пробормотал он. — Мне очень жаль… — Неожиданно он сорвался на крик: — Конечно, мне очень жаль, черт побери!

 Кто-то хихикнул.

 — Еще бы не жаль, — свирепо сказал Никола Милтан. — Да вы могли погубить нас обеих — и мисс Тормик, и меня вместе с ней.

 — Я знаю. Я же сказал, что мне очень жаль, и я прошу прощения у вас и у мисс Тормик.

 Адвокат вставил мягко и добродушно:

 — Я надеюсь, мисс Тормик… смеем ли мы надеяться на какие-то ваши изъявления… того, что вы простили мистера Дрисколла? Э-э… может, в виде какой-то расписки? — Он вытащил из кармана конверт. — Видите ли, я подумал, что и вам в равной степени пригодилось бы письменное извинение мистера Дрисколла в поддержку сделанного им сейчас устно, и я его тоже захватил с собой, — он достал из конверта лист бумаги, — а также и вашу расписку, там буквально одна-две фразы, просто описание случившегося — я уверен, вы не откажетесь, в свою очередь, подписать такую бумагу…

 — Минутку. — Это я вылез с репликой. — Мисс Тормик здесь представляю я.

 Право, стоило посмотреть, как он разом насторожился и нахохлился.

 — Кто вы, сэр? — резко спросил он. — Адвокат?

 — Нет-нет, я не адвокат, но говорю по-английски и представляю интересы мисс Тормик, и мы с вами находимся не в суде. Она ничего подписывать не станет.

 — Но, дорогой сэр, отчего же? Это всего лишь формаль…

 — В том-то и дело. А что если Милтан злоупотребит случившимся скандалом, хотя ее вины тут нет, и она лишится работы? Или вдруг ваша бумажонка пойдет гулять повсюду, что ей тогда делать? Никаких расписок!

 — Что до меня, — вставил Милтан, — то у меня нет ни малейшего намерения увольнять мисс Тормик. Но я полностью согласен с тем, что ничего подписывать ей не нужно, Я и так вполне убежден, что у нее нет желания чинить неприятности мистеру Дрисколлу. — Говоря это, он посмотрел на Нийю.

 Та наконец-то открыла рот:

 — Ни малейшего. — Говорила она на редкость безжизненно, если учесть, что она только что избавилась от опасности оказаться за решеткой за воровство. Девушка казалась такой безучастной, словно ее мысли витали где-то далеко. — Я не собираюсь чинить никаких неприятностей.

 Адвокат сверлил ее взглядом.

 — Но, мисс Тормик, если так, вы не станете возражать против того, чтобы подписать…

 — Черт возьми, оставьте ее в покое! — перебил адвоката его собственный клиент. Дрисколл уставился на него и выпалил: — Пропади пропадом все адвокаты! Если бы у меня поначалу не сдали нервы, я бы лучше пришел сюда один! — Он перевел взгляд на Милтана. — Но ведь я извинился! Я же сказал, мне очень жаль! Чертовски жаль! Мне здесь так нравится, Я все толстел и толстел, уже много лет. Я уже просто жирный, черт побери! Я смеялся над всякими упражнениями, школами здоровья и дурацкими играми, в которых разные каланчи, под стать небоскребам, бросаются мячом и скачут верхом на лошадях, а тут я сам в первый раз стал заниматься до седьмого пота всякими потехами — когда пришел сюда! Фехтовальщик я, наверное, негодный, но фехтование мне нравится! Мне наплевать, подпишет мисс Тормик бумагу или нет. Я хочу, чтобы мы с Милтаном остались добрыми друзьями! — Он повернулся к Карле. — Мисс Лофхен! Я и вас хочу считать своим другом! Я знаю, мисс Тормик — ваша подруга, и я веду себя как последний болван. Да я и есть последний болван. Скажите, вы будете фехтовать со мной? Я хочу сказать — прямо сейчас!

 Кто-то тихо заржал. Люди зашевелились. Адвокат величественно молчал. Карла ответила:

 — Я работаю на мистера Милтана и делаю то, что он скажет.

 Милтан повел себя дипломатом и сказал что-то примирительное — ясно, мистера Дрисколла не выгонят из школы, где он наконец обрел любимую потеху. Я отошел на задний план. К Нийе с тонкой улыбкой приблизился давешний неандерталец без подбородка — имени его я не расслышал, — светловолосый малый с тонкими губами и выступающим носом. Все время, что длилось разбирательство, он или стоял, или, чеканя шаг, ходил по комнате туда-сюда. Видимо, он сказал Нийе что-то приятное, а да ним то же самое проделал Дональд Барретт. Затем к Нийе, пройдя через весь кабинет, приблизилась миссис Милтан и дружески похлопала ее по плечу, а потом подошел Перси Ладлоу. С минуту они о чем-то поговорили, после чего она, оставив его, направилась в мою сторону.

 Я ухмыльнулся ей:

 — Что ж, представление просто превосходное. Надеюсь, вы ничего не имели против моего вмешательства? Ниро Вулф никогда не разрешает своим клиентам ничего подписывать, разве что чек об оплате его услуг.

 — Ничего. Я подошла попрощаться. У меня сейчас урок фехтования с мистером Ладлоу. Спасибо, что пришли.

 — Ваши глаза так и сверкают.

 — Мои глаза? По-моему, они всегда блестят.

 — Вашему отцу передать от вас что-нибудь?

 — Сейчас, думаю, не стоит.

 — Вообще-то вам не мешало бы забежать к нему, чтобы сказать «привет».

 — Забегу как-нибудь. Ну, оревуар.

 — Счастливо.

 Развернувшись, она угодила прямо в лапы адвоката, который велеречиво извинился перед ней, а затем обратился ко мне:

 — Можно узнать ваше имя, сэр?

 Я назвался. Он повторил вслед за мной:

 — Арчи Гудвин. Спасибо. Если позволите спросить, в качестве кого вы представляете мисс Тормик?

 Я разозлился.

 — Слушайте, — ответил я ему, — хочу сразу оговорить, что у адвоката есть право на жизнь, но, уверен, даже когда он преставится, в его гроб ни один червь не полезет — ведь сделай он это, как его тут же заставят что-нибудь подписать. Вам не удалось заполучить подпись на ту бумажонку, так что я опасаюсь, как бы у вас не случилось нервного срыва. Дайте-ка ее мне.

 Он по-прежнему сжимал в руке конверт, и в ответ на мои слова извлек из него документ и протянул мне. С первого взгляда мне стало ясно, что его «одна-две фразы, просто рассказывающие о случившемся», на деле обернулись целыми пятью абзацами, под завязку напичканными юридическими терминами. Я вынул ручку и над пунктирной линией внизу страницы вывел быстрым росчерком: «Королева Виктория».

 — Вот, — сказал я, сунул ему бумажку и отошел прочь, пока он не успел опомниться. Все-таки величавость очень замедляет реакцию.

 Кабинет почти опустел. Жена Милтана стояла возле письменного стола и разговаривала с Белиндой Рид. Карла Лофхен и остальные исчезли — наверное, девушка отправилась предоставлять богатому толстяку возможность насладиться любимой забавой. Пока я доставал с вешалки свое пальто и шляпу и пятился к коридору и дальше — к выходу из здания, я размышлял о том, что, видно, Дрисколл должен быть звездой в фехтовании.

 Мои часы показывали без четверти шесть. Вулф еще наверняка торчит в оранжерее, и хотя он не очень-то любил, когда его беспокоили во время возни с орхидеями, я счел, что мой звонок к работе не относится — дело-то семейное, как-никак. Я заглянул в ближайшую аптеку, уединился в телефонной будке и набрал наш домашний номер.

 — Алло, мистер Вулф? Это мистер Гудвин.

 — Ну?

 — Ну, я сейчас в одной аптеке на углу Сорок восьмой улицы и Лексингтон-авеню. Все в порядке. Фарс растянулся на целых три акта. Сначала она, то бишь ваша дочь, скорее скучала, чем волновалась. Потом один парень по имени Перси сказал, что она рылась в его пиджаке в поисках сигарет, а вовсе не в пиджаке Дрисколла в поисках бриллиантов. Судя по выражению ее лица, для нее такой оборот оказался новостью. В третьем акте появился сам Дрисколл с вытянутой физиономией и письменными извинениями. В его пиджаке бриллиантов не было и в помине. Ничего у него не украли. Он просто ошибся. Очень и чертовски сожалеет. Так что я еду домой. Могу еще добавить, что на вас она ни капельки не похожа и очень хорошенькая…

 — Ты уверен, что все до конца прояснилось?

 — Точно. Все на этом порешили. Я бы, впрочем, не сказал, что для меня все ясно как день.

 — Ты отправился туда с двумя заданиями. Как насчет второго?

 — Никакого просвета. Даже проблеска не видно. Полная безнадега. Там было целое сборище, а когда разборка закончилось, обе балканки уже отправились давать уроки фехтования.

 — А кто такой Перси?

 — Перси Ладлоу. Примерно мой ровесник и вообще во многом похож на меня: учтивый, одаренный, с броской внешностью…

 — Ты сказал, что моя… что она как будто скучала. Ты хочешь сказать — она круглая дура?

 — Вовсе нет. Я сказал только то, что сказал. Она совсем не проста, это верно, но дурой ее не назовешь.

 Тишина. Ни слова в ответ. Молчание тянулось так долго, что я в конце концов не выдержал:

 — Алло, вы слушаете?

 — Да. Привези ее сюда. Я хочу ее видеть.

 — Я так и знал. Чего еще ожидать. Это совершенно естественное желание, которое делает вам честь, именно поэтому я и звоню — объяснить, что я просил ее что-нибудь передать для вас, но она ответила отказом; я сказал, что ей не мешает забежать хотя бы поздороваться с вами; она согласилась, что когда-нибудь это сделает, но сейчас должна скрестить шпаги с Перси…

 — Подожди, пока она освободится, и привези сюда.

 — Прямо так и привезти?

 — Да.

 — Может, на руках ее принести, или…

 Вулф в ответ повесил трубку. Терпеть не могу такие его выходки.

 Я зашел в бар с фонтаном, взял стакан грейпфрутового сока и, потягивая его, проникся убеждением, что надо постараться воздействовать на нее с минимальным применением силы. Ничего более удовлетворительного я так и не придумал и снова поплелся к полю боя на Сорок восьмой улице.

 В кабинете были только Никола Милтан и его жена. Мне показалось, что, когда я вошел, она направлялась в сторону двери, но вроде бы передумала, увидев, как я снимаю пальто и шляпу и вешаю их на вешалку. Я объяснил, что, когда мисс Тормик освободится, я хотел бы ее повидать. Милтан предложил мне сесть в кресло неподалеку от его письменного стола, а его жена открыла дверцу большого стеклянного шкафа и принялась переставлять там с места на место разные вещицы, хотя особой нужды в том не было.

 — Я знаком с Ниро Вулфом, — вежливо сказал мне Милтан.

 — Понятно, — кивнул я.

 — Это блистательный человек. Блистательный.

 — Пожалуй, я знаю одного малого, который с вами полностью бы согласился.

 — Только одного?

 — По крайней мере одного. Это Ниро Вулф.

 — Ах вот оно что. Шутка. — Он вежливо посмеялся. — Но я думаю, найдется еще немало людей, которые разделят мое мнение. Правда, Жанна?

 Его жена издала иностранное восклицание, выражающее то ли удивление, то ли испуг.

 — Col de mort[1], — сказала она, обращаясь к мужу. — Его нет на месте. Ты его куда-нибудь переложил?

 — Нет. Я его и не трогал. Он лежал здесь… я уверен…

 Милтан вскочил и подбежал к шкафу. Я встал и нехотя последовал за ним. Они вместе уставились на пустое место на полке. Милтан вытянул шею, потом нагнулся, разглядывая все полки по очереди.

 — Нет, — сказала его жена, — там тоже нет. Он куда-то исчез. Больше не пропало ничего. Я давным-давно хотела навесить на дверцу замок…

 — Но, дорогая. — Милтан, казалось, оправдывался. — Совершенно непонятно, с какой стати кому-то брать сol de mort. Это просто диковинная и редкая вещица, но никакой особенной ценности она не представляет.

 — А что это за сol de mort? — спросил я.

 — Да ничего особенного, маленькая такая вещица.

 — Какого рода?

 — Ну как вам сказать, просто маленькая штучка… вот, посмотрите. — Милтан через открытую дверцу сунул руку внутрь шкафа и ткнул пальцем в лежавшую на полке эспаду, указывая на ее лезвие. — Видите? У нее тупой конец.

 — Вижу.

 — Ну вот, как-то раз, много лет назад, в Париже один человек решил убить другого. Для этого он сделал маленькую штучку, которую можно было насаживать на конец эспады и у которой был очень острый наконечник. — Он достал из шкафа оружие и качнул в руке. — И вот, надев на эспаду такую насадку, он делает выпад…

 Милтан изобразил, как делается выпад, направив клинок в воображаемую жертву возле меня, и проделал это так неожиданно и невероятно быстро, что я невольно отпрянул в сторону, чуть не споткнувшись о собственную ногу и испытывая страстное желание отправить Милтана на чемпионат фехтовальщиков. Затем он так же быстро вернулся в исходное положение.

 — Ну вот. — Он улыбнулся и положил шпагу на место. — Теоретически такой удар способен поразить сердце, но в тот раз теорию применили на практике. Эту штучку мне в виде сувенира подарил один полицейский, мой друг. В газетах же вещицу окрестили сol de mort. Шея… нет, не шея. Ворот. Воротник смерти. Потому что он надевается на кончик шпаги, словно воротник. Забавно было поиметь такую вещицу, — закончил Милтан.

 — А теперь вот она исчезла, — коротко повторила его жена.

 — Я все же надеюсь, что не исчезла, — нахмурился Милтан. — С чего бы ей исчезать? И так здесь довольно было разговоров о краже. Найдется. Поспрашиваем всех.

 — Надеюсь, вы ее найдете, — сказал я. — Все это довольно странно. Кстати, вы собираетесь расспрашивать об этом, а я как раз собирался спросить у вас, не будете ли вы против, если я поболтаю с кем-нибудь, кто прибирает в фехтовальных залах.

 — Но зачем… для чего?

 — Да просто чтобы немного поболтать. А кто, кстати, там убирает?

 — Консьерж. Но я не могу понять, зачем вам…

 Его жена, указав на меня взглядом, прервала его:

 — Я думаю, — невозмутимо заявила она, — он хочет выяснить, не было ли сигаретных окурков и пепла в том зале, где фехтовали мисс Тормик и мистер Ладлоу.

 Я хмыкнул, глядя на нее:

 — Если позволите, миссис Милтан, то я бы сказал, что мог сразу догадаться, что вы большая умница.

 Она промолчала, не сводя с меня глаз.

 — Что до меня, — объявил Милтан, — я не понимаю, зачем вам разузнавать насчет сигаретных окурков. Ума не приложу, как об этом догадалась моя жена. Сам-то я соображаю туговато.

 — Ну, при вашей мгновенной реакции с клинком в чем-то другом вам позволительно действовать и помедленнее. Так могу я повидать консьержа?

 — Нет, — резко ответила жена Милтана.

 — Почему?

 — Я не вижу в этом никакой необходимости. Не знаю, что у вас на уме, но я заметила, как вы не спускали глаз с мисс Тормик — вы, который, как все полагали, пришли сюда как ее друг. Если вы хотите узнать, в самом ли деле они курили с мистером Ладлоу, спросите об этом у нее самой.

 — Спрошу. Я и сам собирался так поступить. Но чем я могу ей повредить, если потолкую с консьержем?

 — Не знаю. Может, и не повредите. Но вчерашний, или сегодняшний, инцидент исчерпан. И без того он наделал немало неприятностей, да и сейчас может еще очень плохо аукнуться для нашего бизнеса. Дело крайне деликатное, а уж в таком месте, как у нас… Одним махом можно все испортить. Даже если у вас и в мыслях нет навредить мисс Тормик и нам, я все равно предупрежу консьержа, если вам удастся-таки до него добраться, чтобы он не отвечал ни на какие ваши вопросы. Я говорю с вами прямо. В оружейную вы тоже не сможете зайти, чтобы осмотреть щитки и проверить, действительно ли в каком-то из них перетерся ремешок.

 — Почему вы решили, что я захочу это сделать?

 — Потому что я не держу вас за дурака. Раз вы любопытствуете насчет окурков, то вы, естественно, поинтересуетесь и порванным ремешком.

 Я пожал плечами.

 — Ну хорошо. Во всяком случае, слово вы подобрали абсолютно точное. Я всего лишь проявляю любопытство. Вы знаете, я сыщик, а у нас со временем появляются дурные привычки. Но если вы наслышаны о репутации Ниро Вулфа, то вам должно быть известно и то, что он вытаскивает из беды только тех, кто его об этом просит.

 Секунду-другую она не спускала с меня глаз, затем отвела взгляд, закрыла стеклянную дверцу шкафа и снова повернулась ко мне со словами:

 — Сегодня утром мой муж сказал, что хочет нанять мистера Вулфа расследовать пропажу бриллиантов мистера Дрисколла. Мисс Тормик тоже при этом присутствовала и сразу заявила, что она уже наняла Ниро Вулфа вести дело в ее интересах. Почти сразу после этого ее подруга, мисс Лофхен, попросила разрешения отлучиться по одному поручению. Любопытство присуще не только сыщикам. Я тоже иной раз любопытна. Если меня спрашивают…

 Она остановилась на полуслове, открыв рот и застыв на месте. Милтан крутанулся на пятках и повернулся лицом к двери, ведущей в коридор. Я сделал тоже самое. До нас долетел такой вопль, что, находись мы одни где-нибудь в джунглях, мы перепугались бы насмерть.

 Когда донесся второй вопль, мы бросились к двери. Милтан опередил нас и в коридоре сразу бросился к лестнице — мы, не отставая, побежали за ним. Криков больше не было, но наверху слышалась суматоха, шаги и голоса множества людей, а на третьем этаже нас задержала целая толпа клиентов и служащих, повыскакивавших из разных комнат в коридор. Милтан несся под стать кенгуру; я бы не угнался за ним, даже за приз. Когда мы примчались на третий этаж, нам пришлось остановиться. Мы наткнулись на трясущегося негра, которого держал за руки неандерталец без подбородка; Нэт Дрисколл, в рубашке, но без брюк, прыгал вверх-вниз на одном месте; обе балканки в фехтовальных костюмах прижались спинами к стене; Зорка, в одном корсете, стояла напротив них и то и дело вскрикивала. Прежде чем Милтан смог сдвинуться с места или я сумел пробраться вперед, меня отбросили прочь, и рядом возникла Жанна Милтан.

 — Что случилось? — требовательно воскликнула она таким голосом, который усмирил бы бурю. — Артур! В чем дело?

 Негр перестал трястись и, выкатив не нее глаза, что-то проговорил, чего я не сумел уловить. Но она, видимо, все расслышала, так как рванулась вперед, как скаковая лошадь. Я поспешил за ней. Она направилась к последней двери, ведущей в комнату в самом конце коридора. Дверь была раскрыта, и Жанна Милтан влетела, не останавливаясь, и вдруг замерла как вкопанная, увидев, что лежит на полу. Я в три прыжка очутился рядом. На полу лежал Перси Ладлоу. На боку. Он опрокинулся бы на спину, если бы сзади его не поддерживал упертый в пол клинок шпаги, которая пронзала его тело насквозь.