• Ниро Вульф, #16

Глава 3

 По телефону я смог только условиться о встрече на три часа дня. В это время в понедельник я вошел в вестибюль жилого дома на одной из Семидесятых улиц между Мэдисон и Парк-авеню. Дом напоминал дворец, где ковры покупают акрами. Правда, впечатление немного портилось резиновой дорожкой у входа, которая и появилась там, наверное, потому, что на улице лил дождь. Такого не должно быть во дворце! Если на ковре появляются грязные следы — какого черта! — выбрось его и расстели новый! Вот как следует поступать во дворцах!

 Я сказал великолепно выглядевшему привратнику, что меня зовут Арчи Гудвин и по я направляюсь в апартаменты мисс Фрейзер. Он достал листок бумаги из кармана, сверился с ним, кивнул и спросил:

 — Что-нибудь еще?

 Я вытянул шею так, чтобы мой рот оказался в футе от его уха, и прошептал:

 — Овсяная каша.

 Он снова кивнул, махнул рукой лифтеру, который стоял перед дверью в кабину в пятнадцати шагах от нас, и сказал поставленным голосом:

 — 10 Б.

 — Скажите, — поинтересовался я, — пароль появился после убийства или это всегда так было?

 Он окинул меня ледяным взглядом к отвернулся. Я сказал спине:

 — Это обошлось тебе в пять центов. Я собирался дать тебе на чай, но теперь раздумал.

 С лифтером я решил вообще не разговаривать. Он ничего не имел против.

 Выйдя на десятом этаже, я оказался в закутке не больше кабины лифта. Еще одна дворцовая шутка. На двери слева было написано 10 А, на двери справа 10 Б. Лифтер подождал, пока я нажму кнопку последней, дверь откроется и я войду. Впустившая меня женщина, которая двадцать лет назад вполне могла бы стать чемпионом по борьбе, сказала:

 — Извините, я спешу, — и пустилась рысью.

 Я крикнул ей вслед:

 — Меня зовут Гудвин.

 Никакой реакции не последовало.

 Я сделал четыре шага вперед, снял пальто и шляпу, бросил их на кресло и провел исследование. Я находился в большой квадратной комнате, напоминавшей холл. Слева и у противоположной стены были двери. Справа холл расширялся, переходя в огромную комнату, в которой стояло по крайней мере двадцать разных видов мебели. Глаз у меня профессионально натренирован и может сразу схватить все: от сложной уличной сцены до маленького пятнышка на мужском воротнике, — и это у меня действительно неплохо получается.

 Однако для того, чтобы точно описать эту комнату, мне пришлось бы напрячь все свои силы и способности. Особо примечательны были бар, отделанный хромом и красной кожей с соответствующими табуретками, и массивный старый стол орехового дерева с резными ножками и краями. Я никого не видел, но слышал голоса. Я прошел вперед, чтобы взять стул, на который можно было бы сесть. Ничего подходящего не нашел и разместился на обитом зеленой тканью диване длиною в десять футов и шириной в четыре. Стоящий рядом стул был обит розовым шелком. Я старался представить, какую лошадь нарисовал бы человек, обожествлявший эту комнату, когда в квадратный холл из двери в дальней стене вошли двое. Один был молодой и симпатичный, второй средних лет и лысый, и оба несли фотографическое оборудование, в том числе треногу.

 — У нее начинает сказываться возраст, — сказал молодой.

 — К черту возраст — ответил лысый. — Дело в убийстве. Ты когда-нибудь имел отношение к убийству?

 Он взглянул на меня и спросил своего компаньона:

 — А это кто такой?

 — Не знаю, первый раз вижу.

 Юноша попытался открыть дверь, ничего не уронив. Ему это удалось. Они вышли, и дверь за ними закрылась. Через минуту открылась другая дверь квадратного холла, и появилась чемпионка по женской борьбе. Она двинулась в мою сторону, но снова пронеслась рысью мимо — к двери у левого угла, открыла ее и исчезла. У меня возникло ощущение, что мной пренебрегают, Спустя десять минут я решил перейти в наступление. Я уже встал и прошел пару шагов, когда снова открылась дверь у дальней стены, и я остановится.

 Вошедшая женщина направилась ко мне — уже не рысью, а плавной походкой.

 Приблизившись, она поинтересовалась:

 — Мистер Гудвин?

 Я сказал, что он самый.

 — Меня зовут Дебора Коппел. — Она протянула руку. — Мы здесь и самих себя иногда не замечаем.

 Она успела уже дважды удивить меня. Сначала мне показалось, что глаза у нее маленькие и невыразительные, однако, когда она оказалась ко мне лицом и заговорила, я понял, по они достаточно велики, очень темные и, безусловно, проницательные. Поскольку сама она была невысокого роста и полная, я ожидал, что рука, которую я пожал, будет рыхлой и влажной, но ошибся — рука оказалась твердой и сильной, хотя и маленькой. У Деборы Коппел был смуглый цвет лица, и одета она была во все темное. В ней все было или черным, или темным, за исключением седины, которая по контрасту с иссиня-черными волосами казалась абсолютно белого цвета.

 — По телефону вы сообщили мисс Фрейзер, по имеете к ней предложение от Ниро Вульфа, — сказала она высоким голосом.

 — Это так.

 — Она очень занята. Она всегда занята. Я ее менеджер. Может быть, вы все расскажете мне?

 — Лично я рассказал бы вам все, — объявил я. — Однако я работаю на мистера Вульфа, и он велел мне обратиться лично к мисс Фрейзер, но теперь, встретив вас я бы рассказал все и ей, и вам.

 Она улыбнулась. Ее улыбка была доброжелательной, однако глаза глядели изучающе.

 — Прекрасная импровизация, — одобрительно сказала она. — Я не хочу, чтобы вы нарушали ваши инструкции. Сколько времени вам понадобится?

 — Это будет зависеть от обстоятельств. От пяти минут до пяти часов.

 — О пяти часах не может быть и речи. Постарайтесь покороче. Проходите сюда.

 Она повернулась и пошла через прихожую, я последовал за ней. Мы вышли через дверь, прошли по комнате, в которой стояли рояль, кровать и холодильник — сочетание, заставлявшее поломать голову над ее назначением, и через еще одну дверь вошли в угловую комнату. Она оказалась настолько велика, по в ней было шесть окон — три с одной стороны и три с другой. Все предметы в ней — а она была почти пуста — были либо бледно-желтого, либо голубого цвета. Дерево — отделка и мебель — было выкрашено в голубой, все прочее: ковры, обивка, покрывало кровати — было двух упомянутых цветов.

 Исключение составляли лишь корешки книг на полках и одежда еще молодого блондина, сидящего в кресле. Лежащая в кровати женщина вполне укладывалась в схему, поскольку на ней был лимонного цвета халат и бледно-голубые домашние туфли.

 Светловолосый молодой человек поднялся и двинулся нам навстречу, меняя на ходу выражение лица. Когда я взглянул но него в первый раз, лицо излучало угрюмое неодобрение. Сейчас же в его глазах светилось гостеприимство, а губы обнажились в улыбке, которая пришлась бы впору продавцу зубных щеток. Я предположил, что молодой человек делает это в силу привычки, хотя на сей раз необходимости улыбаться не было, поскольку кое-что продать собирался не он, а я.

 — Мистер Гудвин, — сказала Дебора Коппел. — Мистер Медоуз.

 — Билл Медоуз. Называйте меня просто Билл, так все делают — Его рукопожатие не было дружеским, хотя он вложил в него силу. — Так вы Арчи Гудвин! Вот это действительно прекрасно Еще прекрасней было бы увидеть самого Ниро Вульфа В разговор вмешалось грудное контральто:

 — Сейчас я отдыхаю, мистер Гудвин, и они не разрешают мне вставать.

 Мне даже не положено разговаривать.

 Я подошел к кровати, и пока я пожимал руку Мадлен Фрейзер, она улыбнулась мне. Улыбка не была изучающей, это была просто улыбка.

 По ее серо-голубым глазам нельзя было сказать, по она изучает меня, хотя возможно, она это и делала. Я-то уж точно ее изучал. Она была худощавой, но не тощей, и в лежачем состоянии казалась достаточно высокой. На ее лице не было никакого макияжа, и, поскольку было вполне возможно смотреть на него, не подавляя желания взглянуть куда-нибудь еще, это говорило в пользу женщины, которой было явно около сорока или чуть больше. Хотя лично я не вижу никакого смысла глазеть на женщин старше тридцати.

 — Вы знаете, — сказала она, — я не раз уже собиралась — принеси кресло, Билл, — просить Ниро Вульфа быть гостем моей программы.

 Она сказала это как профессиональный диктор: все звучало естественно, однако ударения были расставлены таким образом, что не надо было отличаться сверхпроницательностью, чтобы понять, о чем идет речь.

 Я улыбнулся.

 — Боюсь, он не принял бы вашего приглашения, разве по вы протянули бы провода в его кабинет и вели передачу оттуда. Он никогда не покидает дом по делам и очень редко по другим причинам. — Я опустился в одно из кресел, принесенных Биллом, а он и Дебора Коппел заняли два других.

 Мадлен Фрейзер кивнула.

 — Да, я знаю.

 Она повернулась на бок, чтобы смотреть на меня, не вытягивая шеи, и бедро, обозначившееся под тонким желтым халатом, заставило подумать, что она не такая уж худенькая.

 — Это рекламный трюк или ему действительно так больше нравится?

 — Я думаю, и то, и другое. Он очень ленив и до смерти боится движущихся объектов, особенно на колесах.

 — Прелестно. Расскажите мне о нем побольше.

 — Когда-нибудь в другой раз, Лина, — вступила Дебора Коппел. — У мистера Гудвина есть к тебе предложение. — Кроме того, у тебя завтра передача, а ты и не заглядывала в сценарий.

 — Боже мой, неужели уже понедельник?

 — Понедельник, и половина четвертого, — терпеливо сказала Дебора.

 Тело радиопримадонны так резко приняло перпендикулярное положение, как будто кто-то сильно ее толкнул.

 — Что а предложение? — спросила она и снова повалилась на спину.

 — Он задумался об этом благодаря тому, по случилось с ним в субботу, — сказал я. — Эта великая страна вовлекла его в сложное положение.

 Мартовские Беды.

 — Подоходный налог? У меня то же самое. Но…

 — Это отлично воскликнул Билл Медоуз. — Откуда вы это взяли? Фраза была в эфире?

 — Я не слышал. Я придумал это вчера утром, пока чистил зубы.

 — Мы дадим вам за это десять долларов. Нет, подождите минуту. — Он повернулся к Деборе. — Какой процент слушателей знает о Мартовских Идах?

 — Полпроцента, — сказала она так, как будто цитировала опубликованную статистику.

 — Можете взять это себе за доллар, — великодушно предложил я. — Предложение мистера Вульфа обойдется вам гораздо дороже. Как это водится в высших кругах, у него нет денег.

 Мои глаза встретились с серо-зеленым взглядом Мадлен Фрейзер.

 — Он хочет, чтобы вы наняли его для расследования убийства Сирила Орчарда.

 — О боже — подал голос Билл Медоуз и прикрыл ладонями глаза.

 Дебора Коппел посмотрела на него, потом на Мадлен Фрейзер и глубоко вздохнула. Мисс Фрейзер покивала головой и неожиданно стала старше, а лицо ее сразу потребовало макияжу.

 — Единственное, что мы тут можем сделать, — сказала он, — забыть как можно скорее эту тему. Мы выбросили ее из разговоров.

 — Это было бы прекрасно, — согласился я, — если бы вы смогли заставить выполнять это правило всех, включая полицейских и газеты. Но людям сложно заткнуть рот, даже когда речь идет о самом заурядном убийстве, а здесь совсем другой мучай. Может быть, вы даже не понимаете, насколько это необычно. Ваша программа идет два раза в неделю и собирает восемь миллионов слушателей. Ее гостями были «жучок» с ипподрома и профессор математики большого университета. Посредине программы один из приглашенных издает страшный вопль прямо в микрофон и падает как подкошенный. Очень скоро он умирает, и выясняется, что он отравился непосредственно во время передачи продукцией одного из ваших спонсоров.

 Я быстро посмотрел на Билла Медоуза и Дебору Коппел и снова перевел взгляд на женщину на кровати.

 — Я предполагал, по могу столкнуться с одной из десятка позиций, но не ожидал, что вы займете именно такую. Вы должны понять, что не только в течение недели, но в течение двадцати лет будет задаваться вопрос, кто подложил яд. Двадцать лет спустя люди все еще будут спорить о том. кто это мог сделать: Мадлен Фрейзер, или Дебора Коппел, или Билл Медоуз, или Натан Труб, или Ф. О. Саварезе, или Элинор Венс, или Нэнсили Шеперд, или Талли Стронг.

 Открылась дверь, вошла женщина-борец и, прерывисто дыша, возвестила:

 — Мистер Стронг.

 — Пусто войдет, Кора, — сказала ей мисс Фрейзер.

 Я думаю, что был бы поражен контрастом между тем, как выглядит Талли Стронг, и его фамилией, если бы не знал, чего ожидать из фотографий в газетах. Он походил на них в главных чертах: очки без оправы, тонкие губы, длинная шея, зализанные волосы. Тем не менее во плоти он не выглядел так глупо, как на фотографиях. Я успел понять это, пока он здоровался с присутствующими. Затем он повернулся ко мне.

 — Мистер Стронг — секретарь нашего совета спонсоров, — Вы и ваша программа в результате всего этого получили неплохую рекламу, не так ли?

 — Реклама, Господи! — Этот человек называет это рекламой, — воскликнула она.

 — Тем не менее это так, — продолжал я. — Но это не та реклама, которую вам хотелось бы получить. Хотите вы этого или нет, все будет продолжаться в том же невыгодном для вас ключе. Завтра в каждой газете на первой полок вновь появится ваше имя. Тут вы ничего не можете поделать, но от вас зависит, что будет сказано в заголовке. В нынешней ситуации вы прекрасно знаете его примерное содержание. А что, если вместо этого газеты объявят: вы наняли Ниро Вульф расследовать убийство одного из гостей вашей программы, поскольку твердо желаете, чтобы свершилось правосудие? Там будут изложены условия договора: вам придется оплатить расходы, связанные с расследованием. Они не будут чрезмерными. Мы никогда их не преувеличиваем. И это все, что вы должны будете заплатить в случае, если мистер Вульф не найдет убийцу и не представит веских доказательств его вины. Если же он выполнит задачу, вы выплачиваете ему гонорар в размере двадцати тысяч долларов. Это тоже попадет в газеты, не так ли? И реклама будет совсем-совсем другой. Какой процент ваших слушателей это убедит в вашей невиновности и в том, что вы героиня, готовая пожертвовать состоянием ради торжества правосудия? 99,5 процента. Очень немногие начнут размышлять о том, что и расходы, и гонорар будут вычтены из вашего подоходного налога и для вас реальные траты составят не больше четырех тысяч долларов. Для общественного мнения вы перестанете быть одной из подозреваемых в сенсационном убийстве. Не за вами будут охотиться, а вы будете охотиться за убийцей и окажетесь в глазах общества популярнейшей фигурой. — Я развел руками. — И все это, мисс Фрейзер, вы получите даже в том случае, если Вульфа ожидает самый большой провал в его карьере и вам придется оплатить только издержки. Никто не посмеет сказать, что вы и не пытались ничего сделать. Для вас это прекрасная сделка. Мистер Вульф практически никогда не берется за расследование из-за гонорара, но, когда ему нужны деньги, он нарушает правила, особенно те, которые сам же придумал.

 Мадлен Фрейзер слушала меня, закрыв глаза. Теперь она их открыла и снова мило улыбнулась мне.

 — В вашем изложении это действительно хорошая сделка. Что ты думаешь, Деби?

 — Мне это в общем нравится, — осторожно сказала мисс Коппел. — Надо обсудить на студии и со спонсорами.

 — Мистер Гудвин.

 Я повернул голову.

 — Да, мистер Стронг?

 Талли Стронг снял очки и смотрел на меня, часто моргая.

 — Я только секретарь совета спонсоров программы мисс Фрейзер и реальной власти не имею. Но я знаю, что спонсоры думают на этот счет, особенно двое из них, и, конечно, моя прямая обязанность доложить им об этом разговоре немедленно. По секрету я могу сказать: очень вероятно, что они согласятся принять предложение мистера Вульф. Чтобы произвести впечатление на общественность, я думаю, они сочтут желательным, чтобы мистер Вульф получил от них деньги на тех условиях, о которых вы сказали.

 Откровенно говоря, я считаю, что это особенно относится к производителям «Хай спот». Это напиток, в который был подсыпан яд.

 — Понятно. — Я оглядел их лица. — Признаться, я в растерянности.

 Прежде чем поехать сюда, я надеялся заключить сделку с мисс Фрейзер, но мисс Коппел говорит, что это надо обсудить с другими людьми. Мистер Стронг считает, по спонсоры могут захотеть взять это на себя. Однако проблема заключается во времени. Прошло уже шесть дней, и мистер Вульф должен приниматься за работу немедленно. Это еще можно сделать сегодня вечевом, крайний срок — завтра утром.

 — Тем более что для получения гонорара он должен обогнать полицейских и все время идти впереди, — сказал, улыбаясь мне, Билл Медоуз. — Мне кажется… Привет, Элинор. — Он вскочил с кресла. — Как дела?

 Неожиданно появившаяся девушка кивнула ему и быстрыми шагами направилась к кровати. Я назвал ее девушкой потому, по, хотя в газетах и писали о дипломе университета Смита, о написанной и практически поставленной в двух годах работы сценаристом программы Мадлен Фрейзер, она выглядела так, как будто ей оставалось по крайней мере восемь пет до достижения определенного мною для женщин рубежа. Пока она шла через комнату к нам, меня поразила мысль, что есть еще люди, способные выглядеть привлекательно, несмотря на явное недосыпание и крайнее утомление.

 — Прошу прощения, что я так поздно, Лина, — сказала она, с трудом переводя дыхание — они продержали меня там, в кабинете окружного прокурора, целый день… Я никак не могла им объяснить… Ужасные люди…

 Она остановилась, все ее тело сотрясала дрожь.

 — Черт возьми — воскликнул Билл Медоуз. — Я приготовлю тебе выпить.

 — Я уже занялся этим, Билл, — крикнул Талли Стронг из дальнего угла комнаты.

 — Прыгай ко мне на кровать, — сказала мисс Фрейзер, подобрав ноги.

 — Уже почти пять часов, — прозвучал твердый и тихий голос мисс Коппел. — Нам надо немедленно начать работу, иначе я позвоню и отменю завтрашнюю передачу.

 Я поднялся и встал перед Мадлен Фрейзер, глядя на нее сверху вниз.

 — Ну так как? Можно все решить сегодня вечером?

 — Не знаю. — Она поглаживала плечи Элинор Венс. — Мне надо подготовиться к передаче, проконсультироваться с людьми…

 — Тогда завтра утром?

 Талли Стронг подошел со стаканом к Элинор Венс, протянул его ей и обратился ко мне:

 — Я позвоню вам завтра утром. Если получится, то до полудня.

 — И правильно сделаете, — сказал я с ударением.