• Ниро Вульф, #69

Глава 2

 В пятницу у нас все было строго регламентировано. Без четверти десять я вышел из нашего старого особняка на Западной Тридцать пятой улице, прошагал до пересечения с Десятой авеню, завернул за угол, вывел из гаража наш «герон» (владеет им Вулф, а я только вожу) и покатил к Лонг-Айленду за Вулфом, который вот уже три дня гостил там у Льюиса Хьюитта, коллекционера, обладавшего десятью тысячами орхидей и двумя оранжереями длиной по сто футов. На обратном пути Вулф громоздился на заднем сиденье, судорожно вцепившись в изготовленный для него по специальному заказу поручень, а я бдительно следил, чтобы наш седан не ухнул в рытвину или не выскочил на ухаб. Правда, вовсе не из-за Вулфа (я свято убежден, что тряска ему только полезна), а из-за горшочков с орхидеями, которые мы везли в багажнике. А орхидеи того стоили — среди них были, например, два новых гибрида Лейлии шредери и Лейлии ашвортиана. Мало того, что стоили они кругленькую сумму — не меньше двух кусков, — но во всем мире только Хьюитт и Вулф могли похвастать, что располагают подобными уникумами. Притормозив перед крыльцом нашего особняка, я нажал на клаксон. Несколько секунд спустя, как было условлено, вышел Теодор Хорстман, спустился к машине и помог мне перетаскать горшочки к лифту, а потом отвезти их в оранжерею. Свой портфель Вулф донес сам. Тут уж я не просто убежден, а всегда на этом настаиваю: хоть как-то упражняться Вулф должен. Когда я наконец спустился в кабинет, Вулф уже восседал за столом в единственном кресле, способном вместить его тушу и выдержать ее вес, и просматривал почту. Почти одновременно со мной вошел Фриц и возвестил, что обед подан. Мы перебрались в столовую.

 За столом, как было заведено, деловые вопросы не обсуждались, да у нас, собственно, и дел-то никаких не было, а упоминать Эми Деново с ее просьбой я не собирался. Обычно мы беседовали о чем угодно, по выбору Вулфа, но на сей раз разговор начал я. Накладывая себе мясо с серебряного блюда, я заметил, что, по мнению одного моего знакомого, шиш-кебаб куда вкуснее, если готовить его не из теленка, а из козленка. Вулф тут же заявил, что любое блюдо вкуснее, если готовить его из козленка, но достать в Нью-Йорке мясо только что забитого козленка практически невозможно. Потом он переключился с кулинарии на фонетику и сказал, что шиш-кебаб — это неправильно. Нужно говорить «сикхкебаб». И произнес раздельно по буквам. Именно так, оказывается, говорят в Индии, откуда родом это кушанье. На языке хинди или урду «сикх» означает «тонкий железный прут с петлей на конце», а «кебаб» — мясной шарик. Какие-то болваны на Западе изменили произношение на «шиш» вместо «сикх» — им пошло бы только на пользу отведать сикх-кебаб из старой жесткой ослятины вместо нежной козлятинки. Мы успели покончить с вкуснейшим десертом, приготовленным Фрицем из малины со сливками, сахаром, яичным желтком, шерри и экстрактом миндаля, а Вулф все еще разглагольствовал о бездельниках, которые коверкают иностранные слова. Наконец, мы вернулись в кабинет. Вулф занялся почтой, а я сел за свой стол и принялся заносить в картотеку новые приобретения, которые Вулфу удалось выманить у Льюиса Хьюитта.

 В четыре часа Вулф протопал к лифту и поднялся в оранжерею на второе ежедневное двухчасовое священнодействие в обществе орхидей и Теодора, а я поднялся по лестнице в свою комнату и занялся личными делами — проверил, не продырявились ли носки, и поменял ленту на пишущей машинке. Почему-то времени такие дела отнимают больше, чем кажется. Вот почему, услышав звонок в дверь, проведенный и в мою комнату, и кинув взгляд на часы, я с удивлением заметил, что уже без двадцати шесть. Дверь открыл Фриц, как у нас принято, когда я наверху, но пару минут спустя зазвонил мой телефон. Я снял трубку. Фриц сказал, что молодая женщина по имени Эми Деново хочет поговорить со мной, и я попросил отвести ее в гостиную.

 После того как, поднявшись по ступенькам на крыльцо, вы входите в наш дом и попадаете в прихожую, вторая дверь слева ведет в кабинет. Первая же дверь открывается в гостиную, которой мы пользуемся довольно редко — большей частью для того, чтобы заводить туда посетителей, присутствие которых в кабинете нежелательно. В отличие от кабинета и кухни, обставлена гостиная довольно непритязательно, поскольку Вулф заглядывает в нее редко и относится к этой комнате с явной прохладцей.

 Когда я вошел в гостиную, Эми Деново сидела в кресле у окна.

 — Вот и я, — сказала она, вставая.

 — Вижу. — Я приблизился к ней. — Я, конечно, рад вас видеть и не хочу, чтобы вы сочли меня грубым, но мне казалось, что вчера я объяснил все достаточно ясно.

 — О да, я все поняла. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась довольно вымученная. — Тем не менее я решила, что должна снова поговорить с вами и еще встретиться с Ниро Вулфом. Поэтому я… Я кое-что сделала.

 Она держала под мышкой коричневую кожаную сумочку с крупной застежкой. Раскрыв сумочку, девушка извлекла из нее бумажный сверток, перетянутый резиновой обхваткой. Она протянула сверток мне, а я, не желая показаться неучтивым, взял его.

 — Здесь двадцать тысяч долларов, — сказала Эми. — В стодолларовых банкнотах. Вы бы сказали, — вот теперь улыбка получилась, — что здесь двадцать кусков. Пересчитайте, пожалуйста.

 Поскольку язык у меня слегка отнялся, я не стал спешить с ответом, а снял резинку, развернул бумагу и посмотрел на содержимое свертка. Да, самые настоящие сотенные бумажки, некоторые новенькие и хрустящие, другие — поблекшие и залапанные. Те, что я повертел в руках, были, похоже, не фальшивыми. Двадцать тоненьких стопок, скрепленных металлическими скрепками — по десять купюр в стопке. Я снова завернул их в бумагу и перехватил резинкой.

 — По пять кусков в неделю, — сказала Эми. — На четыре недели хватит.

 Из прихожей послышался лязг спустившегося лифта. Вулф прибыл из оранжереи.

 — Пять кусков это только гонорар, — заметил я. — Расходы сюда не входят. Впрочем, порой пяти кусков бывает достаточно. Если я верно понял, то вы хотите нанять Ниро Вулфа и предлагаете эти деньги как аванс?

 — Да, совершенно верно. При том условии, что возглавите расследование вы.

 — Возглавляет всегда он. На меня возложена только черновая работа.

 — Хорошо, но эту работу проделаете вы.

 — Конечно. Вулф только ворочает мозгами. Я все ему объясню, потом позову вас. Вы подождете?

 Эми Деново нахмурила брови и помотала головой.

 — Я не хочу говорить на эту тему ни с кем, кроме вас.

 — Тогда ничего не выйдет. Вулф никогда не согласится иметь дело с клиентом, которого он и в глаза не видел. Такого никогда прежде не случалось, и он этого не допустит.

 Эми плотно сжала губы, чуть помялась, потом сказала:

 — Хорошо, я согласна. Будь по-вашему.

 — Прекрасно. Вряд ли вы проникнетесь к нему с особой симпатией, но доверять можете в той же степени, как и мне. — Я похлопал по свертку. — Не желаете просветить меня на сей счет?

 — Нет, мне больше нечего добавить. Главное, что деньги перед вами.

 — Надеюсь, вы добыли их законным путем?

 — Разумеется. — Она по-прежнему хмурилась. — Никаких банков я не грабила.

 — Деньги остаются вашими, пока Вулф не согласится взяться за ваше дело. — Я протянул ей сверток. — Возможно, мне хватит пяти минут, но не исключено, что потребуется и полчаса. Если надоест ждать, можете посмотреть журналы на столике.

 Я шагнул было к двери, ведущей в кабинет, но передумал и пошел в обход, через прихожую.

 Вулф сидел за столом, погрузившись в очередную книгу — «Невероятная победа» Уолтера Лорда. Должно быть, у Хьюитта особо наслаждаться чтением ему не привелось, так что теперь он наверстывал упущенное. Я протопал к своему столу, уселся лицом к Вулфу и принялся терпеливо дожидаться, пока он дочитает до конца абзаца. Наконец Вулф поднял глаза и прорычал:

 — Что там?

 — Не что, а кто, — поправил я. — В гостиной ждет девушка по имени Эми Деново. Кажется, я как-то упоминал, что мисс Роуэн собирает материалы для книги о своем отце и привлекла в помощь эту девушку, с которой я познакомился на прошлой неделе. Вчера днем, когда я уходил от мисс Роуэн, она — я имею в виду эту девушку — остановила меня внизу в вестибюле и мы заскочили в одно местечко отведать сандвичей с яйцом и анчоусами. Я рекомендовал также сандвичи Фрицу, но он не проявил особого рвения. Мисс Деново обратилась ко мне за помощью, поскольку я единственный человек в миро, кому она доверяет, но я отказался на том основании, что занят, постоянно работая на вас. Тогда она высказала желание нанять вас, но с условием, что всю работу буду выполнять я. Я сказал, что я всегда выполняю всю работу. Дальше, естественно, я задал вопрос насчет денег, и она ответила, что на ее счету в банке есть около двух тысяч, оставшихся от матери, и больше ни цента. Ни каких-либо других средств, ни возможностей. Поскольку дело показалось мне довольно сложным и могло отнять несколько месяцев, я сказал, что ничего не выйдет и что я даже не стану докладывать об этом вам. Мне, конечно, было ее жаль, потому что…

 — Фу, — хрюкнул Вулф. — Почему же теперь передумал?

 — Позвольте мне закончить. Так вот, мне было ее жаль, поскольку дело показалось мне довольно любопытным и сложным, к тому же как раз по вашей части. А передумал я потому, что мисс Деново принесла с собой сверток, в котором упакованы двести стодолларовых бумажек — то есть двадцать тысяч долларов, — которые она хочет вручить вам в качестве задатка.

 — Откуда у нее деньги?

 — Не знаю. Говорит, что все законно.

 Вулф вложил между страниц золоченую закладку — подарок одного клиента — и отложил книгу в сторону.

 — О чем именно она тебя вчера попросила? Подробно.

 Я этого ожидал. Вулф совершенно ненавидит работу; он способен на любые уловки, лишь бы оттянуть тот час, когда придется взяться за дело. Вот и сейчас он явно рассчитывал, что сумеет придраться к какому-нибудь пустяку и отказаться. Я доложил. Должен сказать, что я далеко не сразу научился запоминать и дословно излагать содержание любой беседы, но теперь делал это совершенно запросто, даже если в разговоре принимали участие три или четыре собеседника. Вулф, как всегда, сидел, откинувшись на спинку кресла с закрытыми глазами, и не перебивал. Он смолчал даже тогда, когда я дошел до слов: «невероятно упрям, чудовищно честолюбив и вздорен». Я не упустил ничего, за исключением некоторых ничего не значащих фраз, которыми мы с Эми обменялись, пока поглощали сандвичи. Когда я закончил, Вулф еще с минуту сидел с закрытыми глазами, потом открыл их и выпрямился.

 — На тебя это не похоже, Арчи, — сказал он. — Ты почти ничего не выведал. Буквально не за что зацепиться.

 — Естественно. Зачем зря терзать бедную маленькую беззащитную девушку.

 Вулф оросил взгляд на настенные часы, потом вновь посмотрел на меня.

 — Ты мог… Впрочем, это уже несущественно. Хорошо. Приведи ее.

 Я встал и отворил дверь в гостиную. Эми Деново попрежнему сидела в кресле у окна, а сверток покоился у нее на коленях. Я сказал, чтобы она заходила.

 Вулф редко привстает, когда кто-то входит в кабинет, и уж никогда не привстанет, если входит женщина. В присутствии женщины его физиономия всегда сохраняет одно и то же выражение — он собирает в кулак всю свою волю, чтобы не морщиться и не гримасничать. Поэтому я не рискну сказать с уверенностью, заметил ли Вулф, что Эми Деново пришла вовсе не в мини-юбке, а край ее платья не доходил до колен на каких-то пару дюймов. Впрочем, Вулф считает, что длина юбки не должна влиять на его отношение к клиенту. Сиденье красного кожаного кресла, расположенного напротив стола Вулфа, было слишком глубоким для девушки, поэтому она примостилась на самом краешке, держа сверток на коленях, а сумочку положив на маленький столик слева.

 Вулф вперил в девушку изучающий взгляд и, вцепившись пальцами в подлокотники своего кресла, провозгласил:

 — Итак, мистер Гудвин поразил вас с первого взгляда.

 Глаза Эми, устремленные на Вулфа, несколько расширились.

 — Да, это так.

 — Что ж, мистеру Гудвину не впервой производить благоприятное впечатление на женщину. Он изложил мне содержание вашего вчерашнего разговора. Он также сказал, что сейчас вы располагаете двадцатью тысячами долларов, полученных, по вашим словам, вполне законным путем, и что вы предлагаете мне эти деньги в качестве задатка за определенную работу. Правильно?

 — Да, если эту работу будет выполнять мистер Гудвин.

 — Мистер Гудвин выполнит свою часть работы под моим руководством, за исключением ситуаций, требующих применения безотлагательных мер. Деньги находятся в этом свертке? Вы позволите мне взглянуть на них?

 Эми Деново встала и протянула сверток Вулфу, потом вернулась на место. Вулф аккуратно снял резинку, развернул сверток, поочередно рассмотрел каждую стопку купюр и разложил их перед собой, все двадцать. Потом повернулся ко мне.

 — Я не заметил ничего, что указывало бы на происхождение этих денег. А ты?

 Я сказал, что тоже.

 Он повернулся к Эми Деново.

 — Вы получили деньги от мисс Роуэн?

 — Нет!

 — Но кто-то все-таки дал их вам, это очевидно. В свете того, что вы вчера сообщили мистеру Гудвину, я хочу знать, откуда у вас деньги. Итак, где и как вы их раздобыли?

 Девушка плотно сжала губы. Потом разлепила их и сказала:

 — Я не понимаю, почему должна объяснять вам это. В том, как я получила эти деньги, нет ничего предосудительного. Это мои деньги. Если я пойду в магазин и предъявлю любую из этих бумажек для оплаты покупки, никто не спросит, откуда у меня деньги.

 Вулф потряс головой.

 — Это неубедительно, мисс Деново. Вчера вы сказали мистеру Гудвину, что кроме двух тысяч в банке у вас больше ничего нет, и отвергли предложение мистера Гудвина обратиться за помощью к мисс Роуэн. — Он похлопал пухлыми пальцами по стопкам банкнот. — Здесь ровно в десять раз больше, чем две тысячи. Если деньги вам дали взаймы или подарили, я хочу знать — кто. Если вы что-то продали, я хочу знать — что именно и кому. Вы еще слишком молоды и не понимаете, что я вынужден принять самые простые меры предосторожности. Взять столь значительную сумму в качества задатка для выполнения весьма сложной и запутанной миссии и не знать при этом происхождение денег — просто безрассудно, поэтому, если вы отказываетесь выполнить мою просьбу, то я не могу принять от вас деньги. Если же вы мне все расскажете, то я должен еще удостовериться в истинности ваших слов. Судить об этом предоставьте мне самому.

 Девушка снова нахмурилась, не глядя при этом ни на Вулфа, ни на меня; она явно задумалась над тем, что делать. Впрочем, думала она недолго.

 — Он прав, мистер Гудвин? — обратилась она ко мне. — Или он тоже умывает руки, как и вы?

 — Нет, — ответил я. — Боюсь, что он прав. Это и в самом деле лишь обычные меры предосторожности. В конце концов, если деньги принадлежат вам по закону, как вы сказали мне, и если в том, как вы их получили, и впрямь нет ничего предосудительного, как вы сказали ему, то почему бы вам не выложить все начистоту. Вряд ли это большая тайна, чем та, которой вы уже с нами поделились.

 Эми Деново посмотрела на Вулфа, потом перевела взгляд на меня.

 — Вам бы я это сказала, — призналась она.

 — Хорошо, скажите мне, а мы сделаем вид, что его здесь нет.

 — Да, пожалуйста, я просто дурью маюсь, — вздохнула она. — Вам уже столько известно, что я, конечно, могу рассказать вам и все остальное. Это деньги — от моего отца. Не только эти, а гораздо больше.

 Мои брови взлетели вверх.

 — Значит, вчера вы мне наврали. Вчера вы сказали, что отца у вас не было и что вы его никогда не видели и даже не знаете, кто он такой. А две тысячи…

 — Я знаю. Все это правда, отца у меня и вправду никогда не было. А случилось вот что. Когда мама умерла, я, естественно, поехала в Нью-Йорк, но мне нужно было вернуться назад, чтобы пройти выпускные экзамены, да и потом мама оставила мистеру Торну завещательное распоряжение насчет кремации — она настаивала именно на кремации — и мистер Торн взял все хлопоты на себя. Потом, когда после экзаменов я снова прилетела в Нью-Йорк, он пришел…

 — Мистер Торн?

 — Да. Он пришел…

 — А кто он такой?

 — Телевизионный продюсер, с которым она работала. Он пришел ко мне и принес всякие бумаги, счета, письма и другие вещи, которые хранились у мамы в столе на работе. И еще коробку, запертую металлическую коробку, к которой была приклеена этикетка с надписью «Собственность Эми Деново». И ключ с биркой, помеченной «Ключ к коробке Эми Деново». Он хранился…

 — Вашу маму звали Эми?

 — Нет, ее звали Элинор. Ключ хранился в запертом ящике стола мамы на работе. Коробка была в сейфе. Очень давно — лет пятнадцать, так сказал мистер Торн. Коробка примерно такая. — Эми Деново развела руки в стороны дюймов на шестнадцать. — Я не стала открывать ее при мистере Торне и очень рада, что сделала именно так. Там лежали деньги, стодолларовые бумажки — коробка была заполнена почти наполовину — и запечатанный конверт, адресованный мне. Я вскрыла конверт и нашла в нем письмо от мамы, небольшое — всего одна страничка. Вы хотите знать его содержание?

 — Конечно. Письмо у вас с собой?

 — Нет, оно дома, но я помню его наизусть. Оно написано на мамином бланке. Дата не проставлена. Вот, что в нем написано:

 

 «Милая Эми!

 Эти деньги от твоего отца. В последний раз я общалась с ним за четыре месяца до твоего рождения, но через две недели после твоего появления на свет я получила по почте банковский чек на тысячу долларов и с тех пор получала такой чек ежемесячно, так что общая сумма составляет сейчас ровно сто тысяч долларов. Не знаю, какова она будет, когда ты прочтешь это письмо. Я не просила у него эти деньги, и они не нужны мне. Ты моя дочь, и я сама способна прокормить и одеть тебя, а также предоставить тебе крышу над головой. И еще, конечно, дать тебе приличное образование. Но эти деньги прислал твой отец, так что они принадлежат тебе по праву. Я могла бы положить их в банк, чтобы получать проценты, но тогда придется платить налоги и так далее, так что я решила поступить по-своему.

 Твоя мама».

 

 И она подписалась «Элинор Деново», хотя, повторяю, я не думаю, что это ее настоящая фамилия. Деньги, должно быть, поступали до самой ее кончины, потому что всего в коробке было двести шестьдесят четыре тысячи долларов. Конечно, я не могу поместить их в банк, потому что мне пришлось бы объяснять, откуда я их получила. Ведь это так, да? А я не хочу.

 Я посмотрел на Вулфа. Он смотрел не на меня и не на Эми Деново, а на стопки банкнот на столе. Кто-нибудь другой на его месте думал бы, что жизнь порой выкидывает удивительные фортели, а он же почти наверняка высчитывал, сколько недоплатил отец, который так дешево отделался.

 Я сказал, обращаясь к Вулфу:

 — Итак, это не заем и не подарок, и она ничего не продала, так что мы вправе исходить из того, что деньги принадлежат ей по закону. Конечно, налоговые инспектора были бы рады наложить свою лапу на часть этой суммы, но это уже не наша забота. Что мне еще узнать у нее?

 Вулф хмыкнул и повернулся к девушке.

 — Деньги все еще лежат в коробке?

 — Да, кроме этих, — она указала на стол. — А коробка у меня дома — на Восемьдесят второй улице. И письмо тоже. Но я не хочу… Мистер Гудвин говорил про налоговых инспекторов.

 — Мы не правительственные агенты, мисс Деново, и не должны раскрывать сведения, которые получили конфиденциально, — Вулф повернул голову и посмотрел на настенные часы. — До ужина осталось десять минут. Может мистер Гудвин прийти к вам завтра в десять утра?

 — Да, по субботам я не хожу к мисс Роуэн.

 — Тогда ждите его в десять. Он должен посмотреть на коробку с ее содержимым, на письмо, а также выслушает все, что вы сочтете нужным ему рассказать. То, что вы рассказали мистеру Гудвину вчера, можно рассматривать только как пролог.

 Он повернулся ко мне.

 — Арчи, выдай ей расписку на получение этих денег. Но не в качестве задатка — это подождет, пока ты не увидишь коробку с письмом и не убедишься в подлинности почерка. Только расписку в получении данной суммы, принадлежащей мисс Деново и оставленной у меня на хранение.

 Я развернул свой стул, вытащил пишущую машинку и потянулся к ящику за писчей бумагой и копиркой.