• Ниро Вульф, #72

Глава 18

 В тот вечер, в половине десятого, мы — я и Вулф — после ужина направились в кабинет, чтобы насладиться кофе, когда в дверь позвонили. Вулф мельком взглянул в ту сторону, но не остановился, хотя увидел, кто пожаловал. Перед этим, по моему настоянию, Ральф Кернер из ремонтной мастерской первым делом привел в порядок входную дверь и вставил новую панель с прозрачным лишь изнутри стеклом. Засов тоже заменили, и он еще не совсем свободно скользил в пазах. Отворив дверь, я впустил инспектора Кремера.

 Он как-то странно взглянул на меня, будто хотел о чем-то спросить, но не знал, как лучше сформулировать вопрос. Затем он окинул взглядом следы взрыва на стене, на скамье, в прихожей, на вешалке и на полу.

 — Стекло, — пояснил я. — Если бы вы только видели!

 — Да, конечно, — ответил он, направляясь дальше по коридору. Я-за ним.

 Обычно Кремер идет прямо к красному кожаному креслу, но на этот раз он изменил свой маршрут. Переступив порог и сделав три шага, он остановился и обвел глазами помещение, слева направо и справа налево. Затем подошел к большому глобусу и не спеша покрутил его — сперва в одну, затем в другую сторону. Я стоял, в изумлении следя за его манипуляциями. После этого Кремер снял пальто, бросил на одно из желтых кресел и, усевшись в красное кожаное кресло, заявил:

 — Уже многие годы мне хотелось покрутить его. Это самый большой и самый красивый из всех глобусов, которые мне когда-либо довелось видеть. Я также никогда не говорил, что это самый лучший из всех известных мне рабочих кабинетов. И самый уютный. Говорю об этом сейчас потому, что, вероятно, мне уже никогда больше в нем не бывать.

 — В самом деле? — поднял брови Вулф. — Собрались на пенсию? Вроде бы вы еще вовсе не так стары.

 — На пенсию я не собираюсь, хотя, пожалуй, и следовало бы. Вы правы, я еще недостаточно стар, но уже порядком устал. Нет, на пенсию я не ухожу. Это вы уходите. Можете назвать это отставкой.

 — Вас, очевидно, ввели в заблуждение. Или, быть может, вы строите какие-то предположения?

 — Предположений я не строю, — ответил Кремер, доставая из кармана сигару (не «Дон Педро») и стискивая ее между зубов. (За многие годы нашего знакомства он не выкурил ни одной.) — Бесполезно притворяться, Вулф. На этот раз вам и в самом деле пришел конец. Так думают не только окружной прокурор и полицейский комиссар. Мне кажется, они говорили даже с самим мэром… Наш разговор записывается на магнитофонную ленту?

 — Разумеется, нет. Даю вам честное слово, если вы не верите.

 — Верю, верю …

 Вынув сигару изо рта, Кремер швырнул ее в мою корзину для бумаг — и, как всегда, на два фута мимо цели.

 — Мне не известно, — сказал он, — принимаете ли вы меня за дурака, но это не имеет значения.

 — Пф! Никчемная болтовня. Мои представления о вас зиждутся не просто на предположениях. Я и правда хорошо знаю вас. Конечно, ваши умственные способности не безграничны — как, впрочем, и мои, — но вы вовсе не дурак. В противном случае вы бы в самом деле поверили, что мне конец, и в мой дом уже не пришли. Вы оставили бы меня один на один с мстительным окружным прокурором, быть может, слегка сожалея о том, что у вас уже никогда не будет предлога побывать в этом уютном кабинете и повертеть большой и красивый глобус.

 — Черт побери! Я его не вертел!

 — Хорошо, можете по своему желанию употребить любое другое слово, например: «кружить», «вращать», «поворачивать». Так зачем же вы все-таки явились ко мне?

 — Это объясните вы сами.

 — Ну что ж, согласен. Вы сильно подозреваете, что со мной еще не покончено, что где-то может существовать какая-то щель, протиснувшись в которую я вновь выползу наружу, и вам любопытно знать, где эта щель и как я ею воспользуюсь.

 — Вам придется изрядно попотеть, протискиваясь в щель.

 — Черт возьми, перестаньте передразнивать мою манеру высказываться! Я выбираю слова, которые более полно выражают мою мысль и служат моим целям. Арчи, скажи Фрицу, чтобы принес кофе. Три чашки. Или вы предпочитаете пиво, коньяк?

 Кремер проголосовал за кофе, и я направился в кухню. Хотя позади у меня был трудный день — я, помимо прочего, встречался с Джилл, и у нас состоялся длинный разговор, — я тем не менее не канителился с кофе. Мне тоже хотелось знать — где и как? Когда я, распорядившись насчет кофе, вернулся, говорил Вулф:

 — …Но я не стану раскрывать перед вами свои дальнейшие планы. Фактически я не намерен вообще что-либо предпринимать. Собираюсь впервые за десять дней бездельничать, так сказать, плыть по течению: читать книги, пить пиво, обсуждать с Фрицем различные блюда, пустословить с Арчи, быть может, поболтать с вами, если вы найдете время заглянуть в мою обитель. Я ничем не связан, мистер Кремер. Пребываю в благодушном настроении.

 — В благодушном настроении? Черта с два! Ведь ваши лицензии аннулированы.

 — Не надолго, мне думается. Когда подадут кофе… Появился Фриц с подносом, поставил его на стол Вулфа и — удалился. Разливая ароматный напиток по чашкам, Вулф не забыл, что Кремер пьет его с сахаром и сливками, хотя прошло не менее трех лет с тех пор, когда инспектор в последний раз пил с нами кофе. Поднявшись, я подал Кремеру его чашку и, вернувшись со своей, вновь устроился на прежнем месте за письменным столом, закинув ногу на ногу; очень хотелось надеяться, что к ночи у меня тоже появится благодушное настроение.

 Сделав глоток, — он любит кофе более горячим, чем я, — Вулф откинулся на спинку кресла.

 — Девять дней назад, во вторник на прошлой неделе, я отказался отвечать на ваши вопросы. И в этом отношении моя позиция осталась неизменной. Но если вы не против послушать, я мог бы описать некую гипотетическую ситуацию, как она мне представляется. Согласны?

 — Валяйте. Я всегда в состоянии встать и уйти. — Кремер отхлебнул слишком много чересчур горячего кофе, и я опасался, что он выплюнет жидкость на ковер, но он усиленно заработал челюстями и в конце концов справился.

 — Давайте предположим, — начал Вулф, — будто пять дней назад, в последнюю субботу, целый ряд фактов и наблюдений вынудили меня заключить, что человек, связанный со мной профессионально многие годы, совершил три убийства. Первый факт стал известен в то утро, когда Пьер Дакос нашел смерть в моем доме и когда Арчи — я оставляю сейчас формальное обращение — передал мне слова Пьера, сказанные им при появлении у меня в доме. Тогда сообщить Арчи подробности Пьер отказался и заявил, что доверит их только мне. Пожалуй, чрезмерное тщеславие помешало мне тогда обратить на данный факт более пристальное внимание; по словам Пьера, я был величайший детектив на свете. Сказалась людская суетность.

 Отхлебнув кофе, Вулф продолжал:

 — Второй факт появился шесть дней назад, в среду вечером, когда Орри Кэтер предложил мне безвозмездно свои услуги. Причем предложил первым, опередив Сола Пензера и Фреда Даркина, что было совсем на него не похоже и противоречило привычному образу. Нужно ли мне повторять, что сказанное — всего лишь плод моей фантазии?

 — Нет необходимости. Разумеется, вы все придумываете. Давайте фантазируйте дальше.

 — Третий факт относится к прошлому. Наиболее удобный момент для того, чтобы положить бомбу в карман пальто Пьера — когда он работает в кухне, а пальто висит в личном шкафчике в мужской раздевалке ресторана. Орри Кэтер хорошо знал обстановку в помещении. Раньше он помогал вести там расследование, а отпереть чужой замок — для него не проблема. Четвертый факт связан с миссис Харви Бассетт, которая расспрашивала свою приятельницу об Арчи Гудвине: виделась ли она с ним и известно ли ему, кто убил Пьера Дакоса. Пятый факт — одержимость мистера Бассетта своей женой. Об этом рассказали два человека, присутствовавшие на известном ужине. И я впервые подумал, что Орри Кэтер может каким-то образом быть замешан в этой истории. Шестым фактом явилось мое знание отношения Орри к женщинам.

 Допив кофе, Вулф налил себе еще, а я позаботился о том, чтобы наполнить мою и Кремера чашки.

 — Как я уже сказал, — возобновил повествование Вулф, — я лишь описываю гипотетическую ситуацию. Седьмым фактом стал другой, совершенно не отвечающий его характеру поступок. В его присутствии я поручил Солу Пензеру встретиться и поговорить с Люси Дакос, и тут Орри неожиданно предложил самому пойти к ней вместо Сола. С его стороны это было неслыханной дерзостью — дать понять, что он справится с заданием лучше Сола. На следующий день, в субботу, я получил восьмой, и последний, факт. Утром Люси Дакос застрелили возле ее дома. Данный факт оказался решающим, поскольку заставил меня обратить внимание совокупно на все остальные, перечисленные мною факты. Причастность Орри перестала быть только догадкой, все сомнения окончательно рассеялись.

 В изложении Вулфа история выглядела необычайно правдоподобной и нисколько не напоминала гипотезу. Но Люси застрелили пять дней назад, и мне, нет, нам всем следовало уже тогда сообразить, что к чему. Несколько глав назад я заметил, что внимательный читатель, вероятно, уже все понял, но хочу повторить: читатель имел перед глазами сжатое описание событий, а мы находились в самой их гуще. Это было все равно, как если бы близкий родственник, один из членов семьи, совершил три убийства. Словом, чисто семейное дело, которое невозможно себе представить.

 А Вулф тем временем продолжал:

 — Еще одна фантазия. Предположим, что вчера Арчи и Сол, придя к аналогичному выводу, отправились в апартаменты на Пятьдесят четвертой улице, обыскали комнату Люси Дакос и обнаружили что-то, ускользнувшее от внимания полиции. В одной из книг на полке оказался спрятанным клочок бумаги, на котором молодая женщина записала имя и домашний адрес Орри Кэтера. С находкой…

 — Черт возьми! Я требую эту записку. Вы не можете…

 — Пф! Речь ведь идет лишь о предположении. С этой находкой для них отпала всякая необходимость тратить время и энергию на поиски дополнительных улик. Они отправились на квартиру Сола, позвали Фреда, обсудили ситуацию. Затем, пригласив Орри Кэтера, они объяснили ему суть создавшегося положения и в конце концов заявили, что с моей помощью намерены сделать его дальнейшую жизнь невозможной. Они также отобрали у него револьвер.

 Вулф отхлебнул кофе и откинулся на спинку кресла.

 — Начиная с этого момента мои фантазии сменяет суровая реальность. Она вам известна. В половине двенадцатого Орри Кэтер позвонил в дверь и рухнул замертво на тротуар. Очевидно, у него были две одинаковые бомбы. Сержант Стеббинс сообщил мне, что были найдены осколки алюминия, аналогичные обнаруженным десять дней назад в Южной комнате. Очевидно, он не стал ждать, когда ему откроют дверь, зная, что его все равно не пустят в дом.

 Выпрямившись, Вулф допил остатки кофе и поставил пустую чашку на поднос.

 — Кофе еще остался, он горячий. Если желаете. Я закончил.

 Кремер с удивлением смотрел на него.

 — И вы, по вашим словам, собираетесь бездельничать, плыть по течению? Пребываете в благодушном настроении? Боже мой! Просто непостижимо!

 — Вы еще не успели правильно оценить ситуацию. Рассмотрим сперва вашу позицию. Предположим, что Орри Кэтер жив и этого разговора не было. В каком бы положении вы находились? У вас не только не было бы против него никаких улик, вы даже никогда и не заподозрили бы, что он как-то причастен к преступлениям… Как ты оцениваешь шансы инспектора на этот счет? — обратился Вулф ко мне.

 — Один шанс из ста. По меньшей мере.

 Вулф вновь повернулся к Кремеру:

 — Вот так-то. Серьезной уликой, которая убедила бы присяжных, был листок с именем Орри, спрятанный Люси в книге. Ваши люди перевернули комнату вверх дном, но не обнаружили записки. А вот Арчи и Сол нашли ее. Вы теперь не можете знать, уничтожена ли она или лежит преспокойно в моем сейфе. Поскольку я, Арчи, Сол, Фред и Орри продолжали бы отказываться отвечать на вопросы полиции и работников окружной прокуратуры, вы не только не располагали бы доказательствами, но вы даже не знали бы, где их искать, и Орри, вероятно, пребывал бы в полной безопасности до конца дней своих. Со временем вы бы отнесли три убийства к нераскрытым преступлениям.

 Кремер сидел не двигаясь, крепко стиснув челюсти. Конечно, было ужасно обидно, что его сотрудники проморгали записку. Если бы они ее заполучили! Предпочитаю даже не думать о том, что бы случилось, если бы полиция обнаружила записку.

 — Как видно, — заметил Вулф, — у вас нет желания высказаться. Теперь о положении окружного прокурора. Орри Кэтера уже нет в живых. Предположим, что отсюда вы направились прямехонько к окружному прокурору… Нет, это невозможно — уже одиннадцатый час вечера. Вы пойдете завтра утром и доложите ему о нашем разговоре. Можно даже допустить, что вы тайно записали на пленку эту беседу…

 — Вам — черт возьми! — отлично известно, что я этого не делал.

 — Однако все-таки предположим… Итак, вы вручаете окружному прокурору магнитофонную ленту с записью нашей сегодняшней беседы. Когда Орри Кэтер мертв, что прокурор в состоянии предпринять? Возбудить против Орри уголовное дело по обвинению в трех убийствах? Едва ли. Прокурор, разумеется, с превеликим удовольствием аннулировал бы постановления об освобождении нас под залог, посадил за решетку, устроил над нами процесс и приговорил к длительным срокам. Но в каком преступлении он смог бы нас обвинить, если бы все мы продолжали молчать? В сокрытии улик? Но каких улик? Касающихся убийства? Однако юридически оно было бы еще не доказано. Доказать же в законном порядке невозможно, если отсутствует конкретное лицо, которому можно предъявить обвинение и которого можно было бы судить. Кроме того, мы продолжали бы отказываться давать какие-либо показания. Предпринять против нас шаги на основании письменного доклада или магнитофонной записи разговора — бесполезная затея… Ведь я заявлю, что просто развлекался, фантазируя и строя различные предположения. Морочил вам голову. Будучи человеком изобретательным, окружной прокурор мог бы, пожалуй, долгое время портить нам кровь, хотя мне трудно представить — каким образом. У него, естественно, влиятельная позиция, куча сотрудников, власть и престиж его должности, но ведь и я располагаю кое-какими ресурсами; На моей стороне десять миллионов ньюйоркцев, которые любят, чтобы их информировали и забавляли, и у меня очень хорошие взаимоотношения с редакциями популярных газет. Если окружной прокурор предпочтет искать удовлетворения своему самолюбию, то я постараюсь, чтоб он об этом пожалел… Арчи, каковы шансы, что нам вернут лицензии еще до конца года? — вновь обратился Вулф ко мне.

 Я пожал плечами.

 — На глазок я бы сказал — двадцать против одного.

 — Мне этого вполне достаточно, — опять повернулся Вулф к Кремеру. — Я в этом году уже и так в очень высокой налоговой категории и при любых обстоятельствах не стану брать новых поручений. Если вы пожелаете спросить меня кое о чем в связи с тем, что создала моя богатая фантазия, то я, возможно, соглашусь ответить.

 — Только один вопрос. Как Люси Дакос спрятала записку в книге? Засунула между страниц?

 — Вовсе нет. Она положила ее на внутреннюю сторону задней обложки, текстом вниз, и наклеила сверху лист бумаги.

 — Как название книги?

 — «Загадка женской природы», автор — Бетти Фридан. Одолел когда-то примерно треть этого довольно своеобразного сочинения.

 — Где сейчас эта книга?

 — По-моему, она уничтожена, — махнул рукой Вулф.

 — Чепуха! Вы этого не сделаете. Вулф, я требую выдать мне книгу и записку.

 — Мистер Кремер, — Вулф склонил голову набок, — вы не успели еще как следует подумать. Если вы накажете своих людей, кто проводил обыск в комнате Люси Дакос, предъявив или не предъявив им записку и книгу, то в каком положении вы окажетесь? Вы уже не сможете дать задний ход. Вам придется доложить о нашем разговоре окружному прокурору — конечно, с пояснением, что, по вашему мнению, речь шла не о фантазиях, а о реальных фактах. Не исключено, что вы решите доложить ему в любом случае, хотя я сильно в этом сомневаюсь. Как я уже говорил, ваши умственные способности не безграничны, но вы не глупец. Вам, вероятно, пришлось бы вести длительное и трудное, но бесполезное расследование… Возможно, вам удалось бы установить, откуда мистер Бассетт узнал имя и адрес Орри Кэтера… Хорошо… Ну, а что дальше? Независимо от полученных результатов всегда превалировал бы бесспорный факт, что Орри Кэтера нет в живых.

 — Это вы убили его. Ваши люди по вашему приказанию.

 — Не стану оспаривать ваше право оценить случившееся именно таким образом, — кивнул Вулф. — Разумеется, я смотрю на вещи иначе. Я бы сказал: причиной его гибели являются гены, заложенные в нем в момент зачатия; Конечно, подобный взгляд могли бы истолковать как отрицание свободной воли, и мне было бы трудно Опровергнуть этот упрек. Если вам нравится утверждать, что именно я виноват в его смерти, то я не стану с вами спорить. Вы много трудились над этим делом в последние десять дней и должны получить хоть какое-то удовлетворение.

 — Удовлетворение! Черт бы вас побрал! — поднялся Кремер. — Да, десять дней. Не сомневайтесь, я обо всем хорошенько подумаю.

 Кремер поднялся, надел пальто и вернулся к столу Вулфа.

 — Сейчас я пойду домой и попытаюсь выспаться. У вас, вероятно, со сном все в порядке, и вы не страдаете от бессонницы, мучимый совестью.

 Кремер повернулся, подошел к глобусу и крутанул его с такой силой, что глобус все еще продолжал вращаться, когда Кремер уже был в коридоре. Услышав звук захлопнувшейся двери, Вулф сказал:

 — Принеси-ка коньяку, Арчи. И два бокала. Если Фриц еще не лег спать, то пригласи и его и захвати тогда три бокала. Сегодня мы попытаемся хорошенько выспаться.