- Ниро Вульф, #53
3
Я, понятно, рассчитывал его ошеломить — и не обманулся. Вульф выпрямился и потянулся взять со стола закладку, тонюсенькую золотую полоску, которой он оказывал честь только тем книгам, что считал достойными занять место на полках в кабинете. Когда он вкладывал ее в фолиант, появился Фриц и поставил поднос мне на стол. Заметив, что Вульф отложил книгу, он одобрительно мне подмигнул, а я повернул кресло и занялся тем, что стояло на подносе. Он принес чашку супа из каштанов, креветки с огурцом на поджаренном хлебце, ростбиф на булочке крутого теста домашней выпечки, горку кресс-салата, яблоко, запеченное в белом вине, и стакан молока.
Требование этикета. Когда мы садимся в столовой завтракать или обедать, всякий разговор о делах — табу. Это правило никогда не распространялось на краткие сообщения, однако Вульф решительно против того, чтобы перебивать аппетит во время еды. Отложив книгу, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Проглотив несколько ложек супа, я сказал:
— Я так проголодался, что все равно не чувствую вкуса. Валяйте, не стесняйтесь.
Он открыл глаза:
— Никаких сомнений?
— Никаких, сэр. — Я проглотил еще ложку. — Под фотографиями стоит его имя. Да и на картинке в журнале то же лицо. Похож на белку — остренький носик, скошенный подбородок. У сегодняшнего гостя лицо длинное и костлявое, а лоб широкий.
— И он, назвавшись Йигером, заявил, что, по его расчетам, кто-то должен идти за ним по пятам до известного дома на Западной Восемьдесят второй улице, а тело Йигера нашли недалеко от этого дома. Когда его убили?
— Не знаю. Но они установят, дайте время. Кроме того. Лон узнал только, что тело лежало в яме, вырытой рабочими энергослужбы, было накрыто брезентом, а нашли его мальчишки, которые полезли в яму за мячом.
— Если я соглашусь на твою просьбу попытаться заполучить клиента, как ты намерен действовать?
Я проглотил суп и ответил:
— Сперва умну сандвичи и яблоко с молоком. Затем отправлюсь на Восемьдесят вторую. Раз тело нашли на улице в яме, вполне возможно, что убийство никак не связано ни с кварталом, ни с этим конкретным домом. Его могли прикончить где угодно, привезти к яме и бросить. Район Восьмидесятых между Колумба и Амстердамской как-то не вяжется с большой шишкой из большой корпорации. Там ютятся пуэрториканцы и кубинцы, по три-четыре человека в комнате. Я хочу выяснить, что за дела были там у Йигера, да и были ли вообще.
— Отправишься прямо сейчас? На ночь глядя?
— А то как же. Вот только очищу поднос.
— Фу! Сколько раз я тебе повторял, что поспешность пристала только тогда, когда промедление смерти подобно?
— Шесть тысяч.
— А ты по-прежнему не знаешь удержу. Утром выяснится многое, чего мы не знаем сейчас. Может быть, останется лишь установить личность нашего самозванца, да и это, вероятно, уже не будет представлять интереса. Сейчас, разумеется, представляет. Сколько он с тобой просидел?
— Двадцать пять минут.
— Может понадобиться запись разговора. Вместо того чтобы сломя голову лететь на Восемьдесят вторую улицу, проведешь вечер за пишущей машинкой. Всю беседу — дословно плюс полный портрет.
Он взял книгу и приготовился к чтению.
Итак, я получил задание на вечер. Мне все равно хотелось поглядеть на дом № 156 по Западной Восемьдесят второй улице до того, как им займется полиция, если уже не занялась, но в словах Вульфа был свой резон, к тому же я расплатился с Майком Коллинзом деньгами шефа. Отстукать наш разговор с фальшивым Йигером было нетрудно, работа как работа. Мне доводилось пересказывать беседы и подлиннее и с большим числом собеседников. Я кончил дело за несколько минут до полуночи, аккуратно сложил и спрятал в ящик страницы и копирку.
Обычно я спускаюсь на кухню к завтраку около половины девятого, но в тот вторник я спустился пораньше, сразу после восьми. Я собирался направиться к столику, где Фриц выложил на подставку для чтения мой экземпляр «Таймс», но поспешность пристала только тогда, когда промедление смерти подобно, поэтому я заставил себя поздороваться с Фрицем, налил стакан апельсинового сока, размешал и сделал пару глотков. После этого принялся за газету. Каков-то будет заголовок? «Убийство Йигера раскрыто»?
Отнюдь. Заголовок гласил: «Пристрелили руководителя». Я сел и снова отхлебнул из стакана.
За соком, гречишными оладьями с ветчиной, черносмородиновым джемом и двумя чашками кофе я изучил сообщения в «Таймс» и «Газетт». Опускало такие подробности, как имена мальчишек, наткнувшихся на тело. Их упомянули в газетах — и хватит с них, а книги они вряд ли читают. Выстрел был сделан с близкого расстояния, пуля вошла над правым ухом, смерть наступила мгновенно. Его убили не раньше чем за двадцать четыре и не позже чем за шестнадцать часов до осмотра тела в половине восьмого. Стало быть, это произошло между 19:30 в воскресенье и 3:30 в понедельник. Вскрытие, возможно, уточнит эти данные. В понедельник никто на раскопе не работал — чтобы начать ремонт, требовалось выдержать определенное время, так что тело могли спустить в яму воскресное ночью. Брезент оставили в яме рабочие. Не нашлось никого, кто бы видел Йигера живым в этом квартале или слышал звук выстрела, так что убили его, по всей вероятности, в другом месте, а туда доставили уже мертвым.
Дочь Йигера Анна была студенткой Беннингтон-колледжа. Сын, Томас Дж.-младший, служил на заводе «Континентальные пластмассы» в Кливленде. Йигер с женой уехали в пятницу погостить у знакомых субботу и воскресенье. Сам он вернулся в воскресенье вечером, а жена только утром в понедельник. В доме Йигеров на Шестьдесят восьмой улице во второй половине дня в воскресенье никого ее было. После того как в воскресенье Йигер сел в Стамфорде на поезд до Нью-Йорка, отходящий в 17:02, о его передвижениях ничего не известно.
Полиция никого не задержала, окружной прокурор заявил, что ведется расследование, и больше ничего.
На фотографии в «Таймс» он скалил зубы как заправский политик. «Газетт» поместила два снимка — тот, что я видел в кабинете у Лона, и второй, где длинное тело лежало на краю ямы, из которой его вытащили. Я вырезал снимок из «Таймс» и тот, где он снят живым, из «Газетт», и вложил в записную книжку.
В 8:51 я допил кофе, поставил чашку на стол, сказал Фрицу спасибо, сообщил, что не знаю, успею ли вернуться к ленчу, вышел в прихожую и поднялся на второй этаж к Вульфу.
— Отбываю, — сказал я. — Какие указания?
— Сам думай, — ответил он.
— Нет уж, сэр! То было вчера. Так вы меня посылаете или нет? Судя по всему, полиции ничего не известно, если только они не темнят. Когда вчера пришел этот тип, Йигер был мертв как минимум четырнадцать часов. Что он говорил — в ящике моего письменного стола. Чем могу располагать, если понадобятся расходы?
— Достаточной суммой.
— Однако в пределах?
— Разумеется. Их подскажут твои осмотрительность и здравый смысл.
— Так точно. Вернусь, когда вернусь.
Спустившись в кабинет, я открыл сейф, забрал из наличного фонда пятьсот долларов мятыми пятерками, десятками и двадцатками, закрыл сейф и покрутил рукоятку механизма. Скинув пиджак, я отпер нижний ящик моего письменного стола, вытащил подвесную кобуру, укрепил под мышкой, зарядил пистолет «марли» тридцать второго калибра и сунул в кобуру. После одного неприятного случая несколько лет тому назад я бросил привычку выходить на задания по делам об убийстве, вооруженный одним перочинным ножиком. Я надел пиджак и вышел в прихожую. Пальто и шляпа? Терпеть не могу с ними возиться. На улице было пасмурно, прогноз погоды в 7:30 посулил — «Возможны дожди». К чертям, что за жизнь без риска! Я вышел на улицу, дошел до Десятой авеню, поймал такси и велел ехать на угол Восемьдесят второй и Бродвея.
Готового плана у меня, понятно, не было, действовать предстояло применительно к обстановке, за исключением того шага, который напрашивался сам собой, — выяснить про экспертов, закончили они свои изыскания или нет. Из них многие знали меня в лицо и могли бы сообразить, что я шастаю вокруг места преступления отнюдь не для моциона. Поэтому, свернув с Бродвея на восток и перейдя Амстердамскую авеню, я остановился на углу и обозрел перспективу, которая открывалась с жилой стороны Восемьдесят второй улицы. Я хорошо вижу на любом расстоянии и сумел разглядеть цифру 156 на доме шагах в тридцати от угла. У тротуара по обеим сторонам улицы бампер в бампер стояли автомобили, их не было только у ограждения, которым обнесли яму на мостовой. Полицейской машины я не заметил. Небольшая толпа собралась у ограждения вокруг ямы, находившейся от номера 156 ярдах в пятнадцати дальше по улице. Толпу разгонял полицейский, но никого из сотрудников отдела по расследованию убийств или окружной прокуратуры я не заметил.
Я пересек улицу и направился к барьеру. Глянув из-за спины какой-то женщины в лиловом платье, я увидел в яме двух рабочих: стало быть, эксперты покончили со своими делами. Пока я стоял, глазея на рабочих, здравый смысл подсказал мне следующее:
1. Йигер был как-то связан с кем-то или чем-то в доме 156. Кем бы ни был нанявший меня тип и какую бы игру он ни вел, он ли пристрелил Йигера или кто другой, но этот адрес он, конечно же, не с потолка взял.
2. Если Йигера пристрелили в другом месте, а тело привезли сюда специально, чтобы преподать урок кому-то в доме 156, то почему его не вывалили на тротуар прямо перед домом? Зачем было спускать его в яму, лезть следом и покрывать брезентом? Отпадает.
3. Если Йигера пристрелили в другом месте, а тело привезли сюда случайно, просто потому, что тут оказалась яма, то получается совпадение, в которое не то что нормальный человек, но и последний дурак не поверит. Отпадает.
4. Йигера пристрелили не тогда, когда он входил или выходил из дома 156. На этой улице в любое время ночи десятки, а то и сотни голов высунутся из окон на звук выстрела. Стрелявший рвет когти или жмет на газ, а не тащит тело к яме, не скатывает в нее, не спускается сам и не набрасывает на тело брезент. Отпадает.
5. Отсюда следует, что Йигера убили в самом доме 156 и произошло это в некий час после 19:30 в воскресенье, а позже в ту же ночь, когда никто не видел, тело стащили к яме, благо до нее всего пятнадцать ярдов, и спустили в нее. Это не объясняет брезента, но его не объяснила бы никакая гипотеза. Эта хотя бы допускает. Может, для того и накрыли брезентом, чтобы до возвращения рабочих тела никто не нашел.
В сыщицком ремесле очень помогает здравый смысл, который способен подсказывать такие выводы: экономишь мозги. Я попятился от ограждения и прошел пятнадцать ярдов до дома 156.
У многих домов при входе красовалось объявление «СДАЕТСЯ», только не у 156-го. Тут, однако, имелся указатель — у нижних ступенек парадного крыльца к столбу был привязан кусок картона, на котором кто-то вывел от руки «Управляющий» и нарисовал стрелку острием вправо. Я пошел направо, спустился на три ступеньки, свернул налево, через открытую калитку попал на небольшую площадку и убедился своими глазами, что дом этот не совсем обычный. В дверь был врезан цилиндровый замок, а его ставят только тогда, когда требуется стопроцентная гарантия, что в ваш дом не попасть без соответствующего ключа или кувалды и вы можете — и готовы — выложить 61 доллар 50 центов.
Я нажал на кнопку звонка. Дверь быстро открыли, и в проеме передо мной возникла одна из трех красивейших женщин, которую я когда-либо видел.
Я, вероятно, забыл закрыть рот или перевести дух, если судить по ее улыбке — так королева улыбается простолюдину. Тихим мягким голосом, в котором не ощущалось дыхания, она спросила:
— Вам что-то нужно?
Единственный нормальный ответ — «А как же, вы и нужны» — я умудрился проглотить. Она выглядела на восемнадцать, высокая и статная, кожа цвета тимьянового меда, что Вульфу присылают из Греции, но предметом ее особой гордости была не красота, а нечто другое. Если женщина гордится своей красотой, улыбка у нее всего лишь самодовольная. Я не утратил дара речи, что весьма странно.
— Хотелось бы поговорить с управляющим, — сказал я.
— Вы из полиции?
Если ей нравились полицейские, требовалось ответить «да». Но скорее всего, они ей не нравились.
— Нет, — произнес я, — из газеты.
— Очень мило. — Она отвернулась и позвала: — Папа, тут из газеты!
Громкий голос у нее был еще чудесней, чем тихий. Она снова повернулась ко мне с грацией пумы и принялась ждать, статная и гордая, с тенью улыбки на тубах.
Послышались шаги, она отступила в сторону. То был мужчина, коренастый, широкоплечий, дюйма на два пониже ее, с толстым приплюснутым носом и кустистыми бровями. Я вошел и поздоровался:
— Меня звать Гудвин, я из «Газетт». Хочу снять комнату с окнами на улицу.
— Ступай, Мария, — приказал он дочери; она повернулась и ушла в глубину темного коридора. Тогда он обратился ко мне: — Нету комнат.
— Плачу сотню долларов в неделю, — сказал я. — Я собираюсь писать статью о месте преступления по следам преступления. Мне нужно фотографировать зевак, что приходят поглазетъ на яму. Окошко на втором этаже этого дома как раз дает нужный ракурс.
— Я сказал, нету комнат. — Голос у него был глубокий и хриплый.
— Жильцов переселите. Двести долларов.
— Нет.
— Триста.
— Нет.
— Пятьсот.
— Вы рехнулись. Нет.
— Я не рехнулся, это вы рехнулись, что воротите нос от пяти сотен. Как ваше имя?
— Мое имя — это мое имя.
— О господи. Я все равно узнаю у соседей или у дежурного фараона. Что в нем такого особенного?
Он прищурил один глаз:
— Ничего особенного. Меня зовут Цезарь Перес. Я гражданин Соединенных Штатов Америки.
— Я тоже. Так сдадите мне комнату на неделю за пятьсот долларов, деньги вперед и наличными?
— Но я как сказал, — он развел руками и пожал плечами. — Нету комнаты. Тот человек на улице мертвый, плохо. Фотографировать людей из этого дома — нет. Даже будь комната.
Я решил действовать нахрапом. Промедление и в самом деле грозило опасностью — отдел убийств или окружная прокуратура могли в любую минуту раскрыть связь между Йигером и этим домом. Я вытащил из кармана бумажник, извлек карточку и вручил ему.
— Можете прочесть при этом свете? — спросил я.
Он не стал читать.
— Что это?
— Лицензия. Я не газетчик, я частный сыщик и расследую убийство Томаса Дж.Йигера.
Он снова прищурил один глаз и сунул мне карточку назад. Я ее взял. Он вдохнул всей грудью.
— Вы не из полиции?
— Нет.
— Тогда убирайтесь отсюда. Убирайтесь из этого дома. Я сказал трем разным полицейским, я ничего не знаю про человека в яме, и один из них меня оскорбил. Уходите.
— Прекрасно, — заметил я, — вы тут хозяин. — Я вернул лицензию в бумажник, а бумажник — в карман. — Но я объясню, что случится, если вы меня выпроводите. Через полчаса дом заполнит дюжина полицейских с ордером на обыск. Уж они-то не пропустят ни дюйма. Они всех здесь зацапают, начиная с вас и вашей дочки, и задержат любого, кто войдет в дом. А все почему? А потому, что я им скажу, что Томас Дж.Йигер пришел сюда вечером в воскресенье, и был здесь убит, и я могу это доказать.
— Врете. Как тот полицейский. Это оскорбление.
— Хорошо. Для начала я кликну того фараона, что торчит на улице, — пусть придет и постережет, чтобы вы никого не успели предупредить.
Я повернулся. Выгорело! Насчет фараона он, конечно, все уже твердо решил, но меня он не ждал, я застал его врасплох. Идиотом он не был и понимал, что даже если я не сумею ничего доказать, то все равно знаю достаточно, чтобы напустить закон на него и на дом.
Когда я повернулся, он схватил меня за рукав. Я обернулся и увидел, что желваки у него так и ходят. Тогда я спросил, не зло, а просто потому, что хотелось знать:
— Это вы его убили?
— Вы из полиции, — сказал он.
— Нет. Меня зовут Арчи Гудвин, я работаю на частного детектива по имени Ниро Вульф. Мы рассчитываем получить деньги за расследование этого дела, этим мы на жизнь зарабатываем. Скажу откровенно — мы бы сами хотели выяснить, зачем сюда приходил Йигер, а не оставлять это для полиции, но раз вы отказываетесь сотрудничать, мне придется кликнуть фараона. Это вы его убили?
Он повернулся и шагнул в прихожую. Я рванулся, вцепился ему в плечо и развернул к себе.
— Это вы его убили?
— У меня есть нож, — сказал он. — В этом доме я вправе его иметь.
— Еще бы. А у меня есть вот что, — я извлек «марли» из кобуры. — И к нему разрешение. Это не вы его убили?
— Нет. Я хочу советоваться с женой. Она лучше соображает. С женой и дочерью. Я хочу…
Футах в десяти дальше по коридору распахнулась дверь, и женский голос произнес:
— Мы здесь. Цезарь.
Высокая женщина с решительным лицом и властным видом шла к нам по коридору. Мария осталась в дверях. Перес начал быстро говорить на испанском, но жена его оборвала:
— Прекрати! Он решит, мы что-то скрываем. С американцами разговаривай по-английски. — Она уставилась на меня пронзительными черными глазами. — Мы вас слышали. Я этого ждала, но думала, что придет полиция. Мой муж — человек честный. Он не убивал мистера Йигера. Мы зовем его мистер Дом, потому что это его дом. Откуда вы знаете?
Я вернул «марли» в кобуру.
— Раз я знаю, миссис Перес, так ли уж важно — откуда?
— Нет, неважно. Глупый вопрос. Хорошо, спрашиваете вы.
— По мне, лучше услышать ответы вашего мужа. Это может занять какое-то время. У вас найдется комната, где можно посидеть?
— Я отвечу. Мы сидим с друзьями. Вы угрожали мужу пистолетом.
— Это я так! Ладно, если вам своих ног не жалко, мне моих — и подавно. Когда мистер Йигер пришел сюда в воскресенье?
— Я считала, вы знаете.
— Знаю. Я вас проверяю. Если будет много неверных ответов, попробую расспросить вашего мужа или это сделает полиция.
— Он пришел около семи.
— Пришел встретиться с вами, с вашим мужем или вашей дочерью?
Она злобно на меня поглядела.
— Нет.
— С кем он пришел встретиться?
— Не знаю. Мы не знаем.
— Попробуйте еще раз. Без глупостей. Я не намерен торчать тут весь день, выжимая из вас правду по капле.
От смерила меня взглядом.
— Вы бывали у него наверху?
— Вопросы, миссис Перес, задаю я. С кем он пришел встретиться?
— Мы не знаем, — она повернулась. — Уходи, Мария.
— Но, мама, я не…
— Ступай!
Мария отступила в комнату, закрыв дверь. Оно было и к лучшему — очень трудно заставить себя смотреть в одну сторону, когда взгляд притягивает в другую. Мать вернулась к нашему разговору.
— Он пришел около семи, постучал в дверь. В ту, — она показала на дверь, за которой скрылась Мария. — Поговорил с мужем, дал ему денег. Затем направился в прихожую к лифту. Мы не знаем, был у него кто наверху или подошел позже. Мы смотрели телевизор; если кто и вошел в дом и поднялся на лифте, мы бы все равно не услышали. Да и знать про это нам не положено. В двери на улице хороший замок. Так что вовсе не глупо, что мы не знаем, с кем он пришел встретиться.
— Где этот лифт?
— В задней части дома. В нем тоже замок.
— Вы спросили, бывал ли я наверху. А вы бывали?
— Конечно. Каждый день. Мы там убираем.
— Значит, у вас есть ключ. Давайте поднимемся. — И я тронулся с места. Она посмотрела на мужа, заколебалось, глянула на меня, открыла дверь, закрытую Марией, что-то сказала по-испански и проследовала в глубь прихожей. Перес двинулся следом, я замыкал цепочку. В дальнем конце прихожей, у задней стены, она вынула из кармана юбки ключ и вставила в скважину другого цилиндрового замка, который был врезан в металлическую дверцу. Дверца из алюминия или нержавеющей стали скользнула в сторону. Она совсем не сочеталась с прихожей, как впрочем, и сам лифт, обшитый внутри той же нержавейкой, с красными эмалевыми панелями на стенах. Он был небольшой, еще меньше, чем у Вульфа. Лифт плавно и неслышно поднялся, насколько я понял, прямо до верхнего этажа, дверца открылась, и мы вышли.
Когда Перес зажег свет, я вторично за последний час остолбенел. Мне довелось повидать немало комнат, с головой выдающих своих хозяев, но эта побивала все. Возможно, тут отчасти сказывался контраст между ней и кварталом, внешним обликом дома, помещениями внизу, однако такая комната выглядела бы необычно где угодно. Первое впечатление — шелк и кожа. Шелком, большей частью красным, но местами бледно-желтым, были обиты стены, потолок и кушетки. Кожа принадлежала девушкам и женщинам, чьи тела на фотографиях и картинах занимали добрую треть стен. Куда ни посмотри, всюду глаз упирался в обнаженную натуру. Бледно-желтый ковер от стены до стены был тоже шелковым или выглядел таковым. Комната была громадная, во всю длину дома и шириной в двадцать пять футов, причем совершенно без окон. Ближе к центру, спинкой вплотную к правой стороне, стояла кровать, занимавшая добрых восемь квадратных футов, накрытая бледно-желтым шелковым покрывалом. Жаль, что со мной не было Вульфа — желтый цвет у него любимый. Я принюхался. Воздух был сравнительно свежий, но с каким-то запахом. Кондиционер со встроенным ароматизатором.
Поверхностей, способных сохранить отпечатки пальцев, было немного: крышки двух столов, корпус телевизора, столик с телефоном.
— Вы убирали здесь после воскресенья? — спросил я миссис Перес.
— Да, вчера утром.
С этим было все ясно.
— Где тут выход на лестницу?
— Лестниц нету.
— Их снизу забили досками, — объяснил Перес.
— Попасть сюда можно только лифтом?
— Да.
— И давно это?
— Четыре года. С того времени, как он купил дом. Мы живем здесь два года.
— Он часто сюда приходил?
— Не знаем.
— Как же не знаете, когда каждый день убираетесь! Часто или нет?
— Может, раз в неделю, может, чаще.
Я обратился к Пересу:
— Почему вы его убили?
— Нет. — Он прищурил один глаз. — Я? Нет.
— Тогда кто?
— Не знаем, — ответила его жена.
Я пропустил ее слова мимо ушей.
— Вот что, — сказал я ему, — я очень не хочу сдавать вас полиции. Мы с мистером Вульфом предпочли бы сами вами заняться. Но если вы не расколетесь, выбора у нас не останется, а времени в обрез. Они поснимали отпечатки с брезента, под которым лежало тело. Я знаю, что его убили в этом доме. Бели хоть один из отпечатков совпадет с вашим — тю-тю. Крышка. Раз его убили в этом доме, что-то вы должны знать. Что именно?
— Фелита? — обратился он к жене.
Она буравила меня своими проницательными черными глазами.
— Вы частный детектив, — произнесла она. — Вы сказали мужу, что этим зарабатываете себе на жизнь. Так мы вам платим. У нас есть деньги, немного. Сто долларов.
— За что вы хотите мне заплатить?
— Чтобы вы стали нашим сыщиком.
— И что я должен расследовать?
— Мы вам скажем. Деньги у нас внизу.
— Сперва я должен их заработать. Хорошо, я согласен быть вашим сыщиком, но в любую минуту могу перестать, например, если приду к выводу, что Йигера убили вы или ваш муж. Что вы намерены мне поручить?
— Мы хотим вашей помощи. Что вы сказали про отпечатки. Я говорила ему — надень перчатки, но он не слушал. Мы не знаем, откуда вам столько известно, но знаем, что с нами будет, если вы расскажете про этот дом в полиции. Мы не убивали мистера Дома. Мы не знаем, кто убил. Муж поднял его мертвое тело и положил в яму, потому что мы должны были так сделать. Когда он пришел вечером в воскресенье, он велел мужу в полночь сходить к «Мондору» и принести, что он заказал: икры, жареного фазана и еще что-то, — и когда муж поднялся с едой, он мертвый лежал на полу. — Она показала: — Вот здесь. Что нам было делать? Никто не знал, что он приходит в этот дом. Что было бы, позвони мы в полицию? Мы знали, что было бы. Поэтому мы сейчас вам платим, чтобы вы помогли нам. Может, даже больше, чем сто долларов. Вы будете знать…
Она резко обернулась. Из клетки лифта послышался шум — щелчок, затем слабый, еле слышный шорох движения. Перес сказал:
— Он пошел вниз. Там кто-то есть.
— Да, — согласился я. — Кто?
— Не знаем, — ответила миссис Перес.
— Значит, узнаем. Вы оба стойте там, где стоите. — Я вытащил «марли».
— Это полицейский, — сказал Перес.
— Нет, — возразила она. — Нет ключа. У него не могут быть ключи мистера Дома, мы их забрали.
— Замолчите, — приказал я. — Раз уж я ваш сыщик, делайте, как я скажу. Не двигайтесь и закройте рот.
Мы стояли лицом к лифту. Я скользнул к стене и прижался к ней спиной на расстоянии вытянутой руки от дверцы лифта. Когда пришел гость, лифт был наверху, и тому пришлось нажать на кнопку вызова, так что он понял, что наверху кто-то есть, и мог появиться с пальцем на взводе; я был готов ответить тем же. Снова послышался легкий шум, затем щелчок, дверца открылась, и вышла женщина. Я был у нее за спиной, когда она обратилась к миссис Перес.
— Слава Богу, — сказала она, — это вы. Я так и думала.
— Мы вас не знаем, — ответила миссис Перес.
Но я узнал. Я сделал шаг и посмотрел на нее в профиль. То была Мег Дункан, которую я видел на прошлой неделе из пятого ряда бокового яруса в спектакле «Черный ход на небеса», где она играла главную роль.
