- Ниро Вульф, #5
Глава 16
Мне пришлось потревожить мистера Сервана, и в результате обед несколько задержался. По этому поводу мне пришлось выслушать несколько нелестных замечаний перед дверью в столовую, прежде чем она открылась. Мастера собрались группами и прихлебывали шерри и вермут. Предметом почти всех разговоров являлась невозможность отъезда из этого места до разрешения властей. Особенное усердие в обсуждении принимал Доменико Росси, который ораторствовал нарочито громко, чтобы Толман слышал все его высказывания. Сам Толман стоял около радиоприемника и выглядел несколько расстроенным. Рамзей Кейч предпочитал хранить свое мнение при себе, в то время как Джером Берин заявил, что все это сплошное варварство, но он надеется, что все остальные не будут настолько глупы, чтобы лишаться из-за этого аппетита. Альберт Малфи казался подавленным, хотя блеск его черных глаз не уменьшился. Раймонд Лигетт сидел на диване, тихо беседуя с мистером Вукчичем. Вскоре вошла Констанция Берин, и мой друг Толман немедленно сорвался с места и решительно бросился к ней. Она выслушала его довольно равнодушно и невнимательно. А может быть, это мне показалось.
Когда все уже собрались войти в столовую, в дверях появилась Дина Ланцио. Шум мгновенно утих… Росси, ее отец, заторопился к ней. Подошли и некоторые другие с выражением соболезнования. Она походила на неутешную вдову так же, как я походил на вращающегося дервиша. Правда, у меня не было оснований неодобрительно отнестись к ее появлению здесь, поскольку я знал, что мистер Серван по просьбе Вулфа специально посетил ее и настоял не ее присутствии.
За столом рядом со мной опять сидела Констанция. Это было терпимо. Вулф поместился справа от Сервана. Вукчич сидел по другую сторону стола с Диной Ланцио. Лигетт и Малфи расположились рядышком против меня. Берин сидел против Вулфа. Рядом с Серваном сидел Клей Ашлей. Остальные расположились кто как хотел.
На каждой тарелке лежало изысканно оформленное меню:
ОБЩЕСТВО МАСТЕРОВ
Американский обед
Устрицы, запеченные в раковинах
Черепаховый суп по-мэрилендски
Молодая индюшка на вертеле
Рисовые крокеты в желе из айвы
Лимские бобы в сметане
Висконсийский сыр
Заварные бисквиты
Сухие пирожные
Шербет из ананаса
Черный кофе
Картина дополнялась армией официантов, предводительствуемых Моултоном, стоявшим у стены с видом важным и значительным.
Вообще за столом царила весьма непринужденная и дружелюбная обстановка, наполненная мирными разговорами, ароматом отличных вин, ликеров и, наконец, кофе.
Поднялся Вулф и начал свою речь. Он начал так:
— Мистер Серван, леди, мастера, уважаемые гости! Я чувствую себя немного смешным. Восхитительно разговаривать о пище, но еще более восхитительно ее есть. И вы только что ее ели.
Продолжая говорить, он уже мало придерживался составленного текста. Я налил себе бренди. Пусть плывет в одиночку. Все равно я сейчас не смогу оказать ему помощь.
К тому времени, когда он добрался до половины, меня начало охватывать беспокойство. Я взглянул на часы. Было уже довольно поздно. До Чарльстона было около шестидесяти миль, а Толман сказал, что при хорошей дороге это расстояние можно преодолеть за полтора часа. Зная, как насыщена наша программа действий, я подумал, что мы и без того имели мало шансов выбраться отсюда до полуночи. Но все рухнуло бы окончательно, если бы чтонибудь случилось с Солом. Только я подумал об этом, как один из зеленожакетчиков тихо приоткрыл дверь гостиной и поманил меня. Я бесшумно поднялся со стула и на цыпочках вышел.
В маленькой гостиной сидел парень с большим носом, со старой коричневой шапкой на коленях. Он поднялся и сильно сжал мою руку.
— Хелло! Никогда бы не подумал, что столь малое время может сделать из тебя красавца. Ну-ка повернись, я посмотрю на тебя со спины.
Сол Пэнзер усмехнулся:
— Как Вулф?
— Произносит речь, которая составлена мною. В норме.
— Ты уверен, что с ним все в порядке?
— Почему бы и нет? О, ты имеешь в виду это кровавое жертвоприношение? — Я махнул рукой. — Он вообразил, что он герой. Я молю бога, чтобы в него больше не стреляли, иначе он возомнит о себе неизвестно что.
Сол кивнул.
— Я кое-что добыл.
— И это кое-что ты должен рассказать Вулфу прежде, чем все окончится?
— Думаю, что нет. Я добыл все, что он просил. Вся Чарльстонская полиция была поднята на ноги.
— Понятно. Это устроил мой друг Толман. Подожди здесь, пока он выговорится. Я лучше пойду обратно. Ты хочешь есть?
Он сказал, что его внутренности обеспечены, и я покинул его. Возвратившись в столовую, я занял свое место рядом с Констанцией и, когда Вулф сделал паузу в конце абзаца, я вынул носовой платок, вытер губы и спрятал его обратно. Он кивнул, показывая, что все понял.
Наконец он добрался до конца. Однако он не сделал достаточно длинной паузы, чтобы дать понять присутствующим об окончании разговора. Напротив, он обвел взором весь стол и продолжал:
— Я надеюсь, что вы извините меня, если я продолжу свое выступление, но уже по другому предмету. Я закончил мои заметки по гастрономии. Сейчас я собираюсь перейти к обсуждению убийства. Убийства Филиппа Ланцио.
В ответ поднялся рокот голосов. Луис Серван поднял руку:
— С вашего позволения я скажу, что это мистер Вулф провел данное расследование. И хотя данный разговор и не может считаться подходящим для завершения встречи общества мастеров, однако он представляется мне необходимым.
Рамзей Кейч бросил неприязненный взгляд наТолмана, Малфи, Лигетта и Ашлея и проворчал:
— Не по той ли причине здесь присутствуют посторонние нам люди?
— Именно по этой самой причине, — быстро ответил Вулф. — Держу пари, что все вы недовольны тем, что мне приходится несколысо омрачить завершающий вечер встречи. Но что делать — вмешался человек, который убил Ланцио. Он испортил нам всю радость этого традиционного события, поставил под подозрение группу невинных людей, полностью нарушил мой и ваш отпуск. Так что не только это, — он указал на свою перевязь, — явилось причиной моего желания добиться возмездия для этого человека. Все мы в одинаковой степени заийтересованы в этом. Кроме того, перед началом обеда я слышал много недовольных разговоров, что никому не дают разрешение покинуть это место до конца расследования. Именно это расследование я и собираюсь произвести здесь сейчас. Я разоблачу убийцу и представлю вам доказательства его виновности, прежде чем мы покинем эту комнату.
Лизетта Пяти пискнула и прикрыла ладонью рот. Потом она осторожно оглянулась по сторонам. Но никто не обратил на нее внимания. Все глаза были прикованы к Вулфу.
Он продолжал:
— Во-первых, я считаю, что лучше всего рассказать вам обо всем, что происходило здесь, в этой комнате, в среду вечером, и тогда вы лучше сможете понять, кто сделал это. Все происходило обычным порядком до тех пор, пока Мондор, Кейч и Серван заходили сюда и дегустировали соусы. Но сразу же после того, как Серван вышел из комнаты, Ланцио подбежал к столу и изменил порядок блюд. На своих законных местах остались только два. Несомненно, он рисковал при этом, так как дверь могла в любую минуту открыться и вошел бы Берин. Но все же он пошел на это. Это была детская и несерьезная шутка, направленная на то, чтобы дискредитировать Берина и, возможно, Вукчича. Возможно, что после посещения Берина Ланцио намеревался расставить блюда на прежние места, но он не сделал этого, потому что прежде был убит.
В то время, как Берин находился здесь, в гостиной было включено радио. Это послужило сигналом для человека, который ожидал недалеко, в кустах. Он находился достаточно близко к окну гостиной…
— Подождите минутку! — Крик был негромкий, но прозвучал как взрыв. Все повернулись в сторону Дины Ланцио. Горящими глазами она смотрела на Вулфа. — Мы можем прерывать вас, когда вы будете говорить ложь?
— Думаю, что нет, мадам, с вашего разрешения. Если каждое мое заявление будет встречать такую реакцию, мы никогда не кончим. Почему бы вам не подождать, пока я выскажусь?
— Это я включила радио. Все знают это. А вы сказали, что это послужило сигналом…
— Именно это я и сказал, и убедительно прошу вас, мадам, не превращать это все в склоку. Я говорю об убийстве, а это достаточно серьезная вещь. Либо меня полностью опровергнут, либо… кто-нибудь будет повешен здесь, в Западной Вирджинии, не так ли, мистер Толман?
Толман, не отрывая взгляда от Вулфа, кивнул.
— Тогда кто-то будет болтаться на конце веревки, — повторил он и продолжал: — Как я говорил, человек скрывался в кустах, вон там. — Он указал на дверь, ведущую на террасу. — Достаточно близко, чтобы радио предупредило его, что он может ожидать возвращения Берина в гостиную. Сразу же после этого он прошел через террасу и вошел в столовую через эту дверь. Ланцио был один возле стола. Он удивился одетому в ливрею слуге — на человеке была надета ливрея Канавинского курорта, и он имел черное лицо. Человек приблизился к столу, показывая своим видом, что хорошо знает Ланцио. «Смотри, — сказал человек с улыбкой, — ты же знаешь меня, я мистер Белый, — мы можем так назвать его, поскольку он действительно был белым. — Мы сыграем забавную шутку с этими парнями. Будет очень забавно, Ланцио, старый дружище. Ты пройди за эту ширму, а я останусь здесь около стола…» Понятно, что кроме Ланцио никто не слышал этих слов. Может быть, они были немного другими. Дело не в этом. Дело в том, что в результате разговора Ланцио зашел за ширму, а мистер Белый взял со стола один из ножей, последовал за ним и заколол его сзади прямо в сердце. Это было проделано быстро и умело, так что не последовало ни шума, ни восклицания, которые могли быть услышаны в подсобном помещении, на кухне. Мистер Белый оставил нож в ране, посмотрел, хорощо ли проделана работа, и вышел из-за ширмы. Но когда он бросил взгляд на дверь, ведущую в подсобное помещение, он заметил, что она приотворена, и человек, цветной, смотрит в образовавшуюся щель. Или он уже был готов к такому решению и заранее решил, что делать, или у него достаточно хватило присутствия духа, чтобы просто оставаться около ширмы, поглядеть прямо в глаза подсматривающему и приложить 'палец к губам. Простой и естественный жест. Он мог или не мог знать, возможно, не знал, что в этот же самый момент дверь, ведущая на террасу, сзади него, была также приоткрыта. В нее смотрела женщина. Но его маскарадный вид сделал свое дело в обоих случаях. Цветной понял, что его чернота поддельна, и принял его за одного из гортей, подготавливающего какую-то шутку. Поэтому он не двинулся, чтобы вмешаться или разузнать, в чем дело. Женщина же предположила, что это один из слуг. Прежде чем он покинул комнату, мистера Белого видел еще один человек — старший официант Моултон, — но к тому времени, как Моултон заглянул в дверь, мистер Белый был уже на пути к террасе и повернулся к нему спиной. Так что Моултон видел его только сзади. Теперь мы должны назвать имена действующих лиц. Человек, который первым подсмотрел в дверь, был Пауль Випл, один из здешних официантов. Вторым мистера Белого видел Моултон. Женщина, смотревшая через дверь с террасы, была Лауренсия Кейн.
Кейн даже подпрыгнул от удивления, взглянув на свою жену. Она повернула к Вулфу свой дрожащий подбородок.
— Но… вы обещали мне…
— Я ничего вам не обещал. Я сожалею, миссис Кейн, но всегда лучше поставить точки над «и». Я не думаю…
Кейн в недоумении пробормотал:
— Я ведь ничего не знал… ничего…
— Прошу вас. — Вулф поднял руку. — Я уверяю вас, сэр, что ни вам, ни вашей жене не грозят никакие осложнения. Безусловно, все мы должны быть благодарны ей. Если бы она не прищемила в этой двери палец и не попросила своего мужа поцеловать его, вполне возможно, что мистер Берин и сейчас занимал бы то неприятное место, которое предназначено для другого. Но не буду вдаваться в подробности.
Итак, все это произошло в среду вечером. Теперь давайте вернемся к вопросу о радио. Можно подумать, что, поскольку оно было включено в определенное время, а именно тогда, когда в столовой находился Берин, и мы расцениваем его как соответствующий сигнал, то это может бросить тень подозрения на Берина. Но это не так. Возможно, и не имелось намерения навлечь подозрения на определенную личность, но если это все же было так, этой личностью мог быть только Марко Вукчич. Действительно, радио было включено непосредственно перед визитом в столовую Вукчича, вне связи с тем, кто там находился в данный момент. Случайно получилось так, что там был именно Берин, так же случайно это совпало с тем, что Ланцио переставил блюда, чтобы заманить в ловушку Берина, и еще одной случайностью оказалось то, что после ухода Берина ничего не подозревавший Моултон расставил блюда в прежнем порядке. Об этом, правда, я не говорил ранее. Но все это к слову. Пункт, на котором я хочу остановиться, содержит то, что, во-первых, радио было включено за несколько минут до захода Вукчича в столовую, поскольку Вукчич оказался единственным человеком, которого миссис Ланцио имела возможность удержать от немедленного посещения столовой после ухода Берина, дав тем самым необходимый шанс мистеру Белому остаться некоторое время наедине с Ланцио для определенной цели. Как вы все знаете, миссис Ланцио, пригласив Вукчича танцевать, задержала его в своих руках.
— Ложь! Вы знаете, что это ложь!
— Дина, замолчи!
Это был Доменико Росси, пристально посмотревший на дочь. Вукчич также смотрел на нее. Его челюсть отвисла.
— Он говорит ложь!
— Я сказал: замолчи! — с ледяным спокойствием сказал Росси. — Если он говорит ложь, пусть говорит до конца.
— Благодарю вас, сэр! — Вулф склонил на полдюйма голову. — Я думаю, что теперь мы лучше догадаемся, кем был этот мистер Белый. Вы, возможно, заметили, что тот риск, подвергаясь которому он забрался в столовую, был скорее кажущимся, чем реальным. И если даже после этого его бы увидели — а его увидели — что из того, что он был зачернен? С выкрашенным лицом и в ливрее… Люди, которые его видели в этот вечер, даже не заподозрили в этом ничего плохого. Он был совершенно уверен, что никто не сможет подозревать его. Он имел некоторые основания для этой уверенности. И главным основанием было то, что в среду вечером он не находился на Канавинском курорте. Он был в Нью-Йорке…
Берин воскликнул:
— Милостивый боже! Но если его не было здесь…
— Я имею в виду, что никто не мог предположить, что он здесь, и поэтому мистер Белый был уверен, что его невозможно заподозрить. Но уверенность эта оказалось чрезмерной, и он повел себя неосторожно. В результате он сам в разговоре со мной позволил своему языку навлечь на себя подозрение.
Как вы знаете, я имею достаточный опыт в делах подобного рода.Это моя профессия.Я сказал мистеру Толману, что я уверен в невиновности Берина. Но я не открыл ему мою главную причину такой уверенности, поскольку я не собирался заниматься этим расследованием и считал ненужным посвящать его в мои подозрения. Этой причиной было то, что я был убежден, что миссис Ланцио, включая радио, подавала сигнал убийце. Остальные детали, связанные с этим происшествием, можно отнести к разряду случайностей, за исключением задержки Вукчича на несколько минут во время танца. Той задержки, которая могла дать убийце время для совершения преступления.
Когда Берин был арестован, я проявил интерес к этому делу. Однако после того, как мне удалось его реабилитировать, я опять решил в это не вмешиваться. И вот в это время убийцей была допущена другая совершенно идиотская ошибка. Мистер Белый решил, что я слишком до многого докопался, и, не потрудившись даже узнать; продолжаю ли я дальнейшее расследование, он прополз через кусты под мое окно и выстрелил в меня. Мне кажется, я знаю, как он добрался до «Апжура». Мой помощник мистер Гудвин примерно через час после этого видел его спешившимся с лошади около отеля. Дорожка для верховой езды проходит только в пятнадцати ярдах от тропинки, ведущей в «Апжур».Он мог легко сойти с дороги, привязать лошадь, пробраться через кусты к павильону и после выстрела, вернувшись на дорогу, уехать дальше на лошади. Во всяком случае, он сделал ошибку и вместо того, чтобы нейтрализовать меня, только пробудил во мне решимость действовать.
Я предположил, как уже сказал выше, что убийца был в заговоре с миссис Ланцио. Я сразу отказался от мысли, что это был только наемный убийца, просто нанятый ею. В этом случае терял всякий смысл этот маскарад с переодеваниями. Кроме того, трудно было поверить, что наемный убийца, совершенно незнакомый Ланцио, мог войти в эту комнату, взять со стола нож, затащить Ланцио за ширму, убить его и все это без признаков какой-либо борьбы, без крика и шума. И так же, как вчера, когда был арестован Берин и я добивался доказательств его невиновности с помощью одной тонкой ниточки — прищемленного пальца — так и сегодня, когда я принял решение добраться до убийцы, в моих руках оказалась одна тонкая, но прочная ниточка. Она представляла собой вот что. Вчера около двух часов мистер Малфи и мистер Лигетт прибыли в Канавин самолетом из Нью-Йорка. Они пришли прямо в мою комнату в «Апжуре», ни с кем, кроме слуг, не разговаривая, и имели со мной беседу. Во время этой беседы Лигетт сказал — я полагаю, что точно помню эти слова: «Мне кажется, что это дело не по зубам шерифу точно так же, как если бы он пытался дегустировать соусы, приготовленные Ланцио». Вы помните это, сэр?
— Боже, — пробормотал Лигетт, — вы глупец! Неужели вы пытаетесь втянуть меня в эту историю?
— Боюсь, что именно это я и собираюсь сделать. — Вулф пожал плечами. — Это ведь достаточно ясно. Так вот, именно эта фраза показалась мне подозрительной. Я достаточно хорошо знаком с репортерскими донесениями, и мне показалось весьма сомнительно, что уже в первых сообщениях могло быть упоминание подробностей о проводимой дегустации соусов. Я позвонил отсюда моему приятелю и в полицию инспектору Кремеру. Мой запрос Кремеру помимо всего прочего содержал просьбу добыть списки пассажиров, вылетевших в среду из Нью-Йорка в эту часть страны. Меня не интересовал аэропорт их назначения, меня интересовали только люди, которые могли добраться до канавинского курорта в девять часов вечера, потому что около девяти часов миссис Ланцио внезапно исчезла и пропадала около часа. Согласно моей версии, это могло быть ничем иным, как встречей со своим партнером. Кроме того, я попросил Кремера навести справки о миссис Ланцио в Нью-Йорке, ее друзьях… пардон, мадам! Вы будете еще иметь шанс высказаться! В этой части сообщения подозрения не упирались в одного лишь Лигетта, и я хочу принести публичную благодарность мистеру Бланку за его добровольное согласие принять участие в одном из экспериментов, которое оправдало его в моих глазах полностью.
Сегодня в час дня я получил телеграмму, в которой сообщалось, что о дегустациях соусов не упоминалось ни в одном из репортерских донесений. Возникает вопрос: если Лигетт покинул самолет около десяти часов и не разговаривал ни с кем по дороге ко мне, то откуда он узнал подробности о дегустации? Значит, он все же разговаривал с кем-то. И этот разговор действительно имел место — в девять тридцать в среду, когда состоялось совещание с миссис Ланцио, в результате которого и произошло убийство Ланцио.
Мое место было весьма неудачным, потому что я не видел рук Лигетта. Он сидел напротив меня, и стол скрывал их. Все, что я мог видеть — это застывшую улыбку в уголке его губ. С этого места, где он сидел, он не мог видеть миссис Данцио, но мне она была видна хорошо.
Вулф продолжал:
— В три часа дня мне позвонил мистер Кремер. Среди других вещей он сообщил мне, что мой человек — Сол Пэнзер — вылетел на самолете в Чарльстон согласно моим инструкциям. Затем — я также могу упомянуть это — была сделана глупая ошцбка. Она была сделана самим мистером Лигеттом, однако не сомневаюсь, что это не его идея. Я сильно подозреваю, что это миссис Ланцио придумала и предложила ему попытаться действовать именно таким образом. Он пришел ко мне и предложил пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы я попытался уговорить мистера Берина занять место шеф-повара в отеле «Церковный двор».
Лизетта Пити опять пискнула, а Джером Берин буквально взорвался:
— Этот подонок осмеливался предложить мне такую вонючую дыру?! Мне? Да я удавлю его своими собственными руками…
— Вот именно. Я отказался от этого предложения. Было глупо со стороны Лигетта делать это. Я никак не ожидал от преступника такого самовольного признания своей виновности. Он может отрицать это. Возможно, будет отрицать и то, что он вообще делал предложение, но дело не в этом. Я получил другую, более фундаментальную улику — еще один звонок инспектора Кремера. Время дорого, и я не буду вникать во все детали, но среди другой информации содержался слух о возникшем интересе, который наблюдался уже два года, между Лигеттом и миссис Ланцио. Кстати, могу разъяснить еще одну вещь. Когда мы ехали сюда в поезде, мистер Берин рассказывал мне о своем посещении одной из комнат ресторана «Церковный двор», где все официанты носят ливреи знаменитых курортов мира, а среди них и Канавинского курорта. Люди мистера Кремера раскопали, что около года назад мистер Лигетт заказал дубликат Канавинского образцаливреи для маскарадного бала. Несомненно, что обладание этой ливреей и навело его на мысль разработать такой план. Итак, как вы видите, такие штрихи возникли по моей воображаемой картине — мистер Лигетт знал подробности о дегустации соусов, которые знать не мог, он имел определенные отношения с миссис Ланцио, он имея ливрею Канавинского курорта в своем гардеробе.
Здесь были еще и другие пункты — например, то, что он ушел в полдень в среду играть в гольф, однако в своем клубе не появлялся. Но мы оставим возможность мистеру Толману заняться коллекционированием этих и подобных им фактов после ареста Лигетта. Теперь мы лучше посмотрим на Сола Пэнзера. Я не упоминал о том, что он звонил мне по телефону из Чарльстона сразу же после инспектора Кремера. Не пригласите ли вы его? Пожалуйста. Он в маленькой гостиной.
Моултон вышел.
Лигетт сказал, пытаясь сохранить спокойствие:
— Это наглая ложь. Вы пытаетесь представить дело как, будто я предложил вам взятку. Это, кроме того, опасная ложь, так как в ней есть часть правды. Действительно, я приходил к вам с просьбой переговорить с Берином. Но то, что я предлагал вам пятьдесят тысяч за это…
— Пожалуйста, мистер Лигетт. — Вулф поднял руку. — Я больше не буду импровизировать. Вам лучше было бы раньше подумать об ответственности. А! Хелло, Сол! Рад тебя видеть.
— То же самое могу сказать вам, сэр. — Сол Пэнзер вошел и остановился за моим стулом.
Вулф сказал:
— Поговори с мистером Лигеттом.
— Да, сэр. — Глаза Сола впились в его жертву. — Как поживаете, мистер Лигетт?
Лигетт не взглянул в его сторону:
— Это какая-то комедия.
Вулф пожал плечами:
— У нас не так много времени, Сол. Говори только самое существенное. Так играл ли мистер Лигетт в гольф?
— Нет, сэр. — Сол откашлялся. — В среду в час пятьдесят пять пополудни он вылетел на самолете авиалинии «Интерштадт» из нью-йоркского аэропорта. Я вылетел сегодня этим же самым самолетом с тем же самым экипажем, и бортпроводницы опознали мистера Лигетта по фотографии. Он прибыл в Чарльстон в шесть тридцать — в это же время я прилетел сегодня. Около половины седьмого он появился в маленьком гараже на Молин-стрит и нанял автомобиль, уплатив двести долларов. Я приехал сегодня вечером в том же автомобиле, он стоит у входа в дом. Я осмотрел несколько мест по пути, но не мог обнаружить, где именно он останавливался на обратном пути, чтобы отмыть свое лицо — я торопился, поскольку вы сказали мне сюда прибыть до одиннадцати часов. Он опять показался в маленьком гараже около половины второго ночи. Это был уже четверг. Он заплатил десять долларов за помятую ограничительную решетку. После этого взял такси на Лаурел-Стрит, номер С3426, водитель Алл Виксель, и направился в Чарльстонский аэропорт. Здесь он успел на самолет экспрессной линии, который доставил его в Нью-Йорк в четверг в пять сорок утра. Домой он добрался довольно быстро, потому что телефонный звонок Альберта Малфи застал его дома около восьми. В половине девятого он позвонил в аэропорт и заказал билеты для себя и Малфи на самолет, вылетающий в девять пятьдесят два.
— Достаточно, Сол. Остальные его передвижения мы знаем. Как вы сказали? Вы приехали сюда в том же автомобиле, что нанимал Лигетт?
— Да, сэр.
— Хорошо. И вы показывали фотографию Лигетта всем этим людям — стюардессам, хозяину гаража, таксисту…
— Да, сэр. Он был белым, когда уезжал из гаража?
— Несомненно. Он намазал свою физиономию по дороге. Это не так трудно, как можно себе представить — мы пробовали это в моей комнате сегодня днем. Отмываться гораздо труднее. Кстати, остатки черноты не были замечены хозяином гаража или водителем такси?
— Нет, сэр. Я спрашивал об этом.
— Естественно. Вряд ли они осматривали его уши. Вы не упомянули о багаже.
— У него был среднего размера саквояж темной кожи с блестящими застежками.
— На всех путях следования?
— Да, сэр. Он вез его туда и обратно.
— Хорошо. Я полагаю, этого достаточно. Возьмите там стул и присаживайтесь.
Вулф осмотрелся кругом и с огорчением мог констатировать, что его слушали с гораздо большим вниманием сейчас, чем во время его тщательно разработанной застольной речи. Стояла такая тишина, что раздайся сейчас жужжание мухи, она произвела бы эффект пролетающего мамонта. Он сказал:
— Теперь вы понимаете, почему я сказал, что такая деталь, как упоминание Лигетта о дегустации соусов, в дальнейшем и не имела такой важности. Это просто была первоначальная зацепка. Совершенно очевидно, что он спланировал все это преступление весьма легкомысленно, но это исходило из его твердой, хотя и ошибочной уверенности, что его никто не сможет заподозрить, поскольку в день убийства он находился в Нью-Йорке. Таким образом, я считаю, что с мистером Лигеттом мы покончили. Теперь дело за мистером Толманом — ему мы даем право арестовать убийцу, оформить все доказательства и уличить его. Имеете ли вы что-либо сказать, мистер Лигетт?
— Я ничего не буду говорить, — голос Лигетта был почти так же спокоен, как обычно. — Исключая то, что, если Толман проглотит все это, что вы тут наговорили, он будет впоследствии чертовски жалеть об этом… — Лигетт вскинул голову. — Я знаю все, Вулф. Единственное, что хотелось бы мне знать, — почему вам понадобилось втягивать меня в это дело. Но я узнаю это впоследствии, когда разделаюсь с вами тоже.
Вулф иронически взглянул на него и склонил голову на сторону.
— Я понимаю, что сейчас у вас нет другого выхода. Конечно. Но я уже разделался с вами. Могу еще повторить, что вашей величайшей ошибкой было стрелять в меня в тот момент, когда я хотел остаться простым наблюдателем. Мистер Толман, в вашем штате есть женщины в числе присяжных?
— Нет. Только мужчины.
— Ясно. — Вулф взглянул на миссис Ланцио. — Можете считать, что вам немного повезло. Все-таки есть шанс воздействовать своими чарами на двенадцать мужчин. — Он опять повернулся к Толману. Вы подготовили постановление о задержании Лигетта по обвинению в убийстве Ланцио?
Голос Толмана прозвучал особенно громко:
— Да.
— Очень хорошо, сэр. Здесь можно не колебаться, как в случае с мистером Берином.
Толман поднялся, сделал несколько шагов и положил руку на плечо Лигетта.
— Я арестовываю вас, Раймонд Лигетт. Завтра утром вы получите копию официального постановления.
Он повернулся и коротко сказал Моултону:
— Там ждет шериф. Пригласите его сюда.
Лигетт повернул голову и взглянул в глаза Толману:
— Это погубит вашу карьеру, молодой человек.
Вулф резким жестом остановил его и обратился к Толману:
— Разрешите шерифу еще подождать немного. Надеюсь, вы не возражаете? Мне кое-что не нравится. — Он опять повернулся к миссис Ланцио.
— Мы ведь еще не закончили с вами, мадам. Все, что касается Лигетта, ясно, как вы сами видите. — Он указал рукой на Толмана, держащего за плечо Лигетта. — Теперь с вами. Можете ли вы что-нибудь сказать?
Роковая женщина выглядела подавленной. Ее плечи опустились. Она сказала тихим голосом, в котором все еще проскальзывали грудные нотки:
— Я не… только… что я могу сказать, если все это ложь. Ложь!
— Вы имеете в виду все, что я сказал о Лигетте? И то, что сказал Сол Пэнзер? Я могу разочаровать вас, мадам: все это правда и все это может быть доказано. Вы сказали: ложь. Что именно?
— Это все ложь… относительно меня.
— А относительно Лигетта?
— Я… я не знаю.
— Конечно. Но вернемся к вам. Это вы включили радио, не так ли?
— Да.
— И удерживали во время танца Вукчича в то время, как ваш муж был убит? И в среду после обеда вы около часа отсутствовали?
— Да.
— И поскольку ваш муж мертв… если бы, к несчастью, не случилось, что Лигетт также вскоре будет мертв… вы намеревались выйти за него замуж?
— Я… — Ее губы скривились. — Нет! Вы не можете этого доказать… Нет!
— Пожалуйста, миссис Ланцио, поберегите свои нервы. Они вам еще очень пригодятся. — Голос Вулфа внезапно стал вкрадчивым и мягким. — Я не собираюсь запугивать вас. Я просто хочу разъяснить, что в отношении вас все изложенные факты могут уложиться в две довольно отличные друг от друга конструкции. Первая будет такой: вы и мистер Лигетт хотите друг друга — по крайней мере он хочет вас, а вы хотите его имя, положение и состояние. Но ваш муж человек такого сорта, который легко не расстается с тем, что находится у него в руках. Время идет, и желание возрастает. Тогда вы и мистер Лигетт решаетесь на отчаянный выход из положения. К счастью, приближается время очередной встречи общества мастеров, а это предоставляет вам удобный случай избавиться от мужа. Присутствие трех персон, которые ненавидят его — прекрасная мишень для всевозможных подозрений. Итак, Лигетт прибывает в Чарльстон на самолете, а сюда в автомобиле, и встречается с вами где-то в парке, как вы заранее договорились, в половине десятого в среду вечером. Только на этой встрече были разработаны детали преступления, поскольку ни вы, ни Лигетт не могли заранее предвидеть то пари, которое послужило основой для организации дегустации соусов. Лигетт спрятался в кустах, вы вернулись в гостиную и в соответствующее время включили радио. Одновременно с этим вы пригласили на танец Вукчича, чтобы иметь возможность задержать его на некоторое время и дать своему сообщнику время для действия. Черт возьми, мадам. Не испепеляйте меня глазами! Как я сказал, это одна из возможных интерпретаций ваших действий.
— Но это неправда! Это ложь!
— Позвольте мне закончить. Я признаю, что часть этого может выглядеть и по-иному. Поэтому я изложу вторую, также вероятную версию. — Вулф поднял палец и понизил голос. — Несомненно, что Лигетт прилетел сюда. Также несомненно, что кто-то сообщил ему о готовящейся дегустации соусов. Он только ждал момента, когда сможет безопасно войти в столовую, с уверенностью, что его никто не застанет врасплох. Он точно знал, что Вукчич задержится в столовой на необходимое время. Иначе, как вы сами понимаете, все его действия будут бессмысленными. Все эти акты отрицать невозможно. Если вы попытаетесь утверждать, что не встречались с Лигеттом в среду вечером, что вы не уславливались с ним ни о чем, что включение радио и задержка Вукчича являются простым совпадением, — мне просто жаль вас. Даже двенадцать мужчин в качестве присяжных заседателей, видя вас перед собой на скамье подсудимых и услышав все, что я сказал, не задумываясь вынесут обвинительное заключение.
Однако, — Вулф повысил голос, — после того, как преступление совершилось и вы несомненно все знали о нем, можно ли обвинять вас в том, что своим молчанием вы попытались спасти Лигегга. Женское сердце чувствительно, оно загадка… — Он пожал плечами. — Ни один из присяжных не поставит вам этого в вину. Но они не обвинят вас только в том случае, если вы сумеете доказать, что ваша встреча и договоренность сЛигеттом в среду вечером носила вполне невинный характер. В качестве гипотезы можно, например, предположить следующее: Лигетт предложил вам что-то совершенно безвредное — вроде забавной шутки. Я не собираюсь разрабатывать детали этой гипотезы — из меня выйдет плохой шутник. Но шутка предполагает, что он должен в течение нескольких минут остаться наедине с Ланцио прежде, чем туда войдет Вукчич. Этим все объясняется. Вы включили радио, вы задержали Вукчича, совершенно не представляя себе, что в это время происходило в столовой. Вы понимаете, миссис Ланцио, я не предлагаю вам этот путь для отступления. Я просто ставлю вас в известность, что произойдет, если вы по-прежнему будете все отрицать, в то время как удовлетворительное объяснение было бы спасением для вас. В обоих случаях вы не спасете Лигетта. Вы не в состоянии это сделать. И если бы последовали ваши объяснения… пока не поздно…
Это оказалось чересчур даже для Лигетта. Он медленно повернул голову, пока его взор не упал на миссис Ланцио. Она не смотрела в его сторону. У нее кривились губы, а глаза не отрывались от лица Вулфа. Было заметно, как напряженно работает ее мозг. Так прошло примерно с полминуты, затем она вдруг улыбнулась. Правда, когда она встретилась со взглядом Лигетта, эта улыбка пропала. Она быстро отвернула голову и сказала своим грудным голосом, который сейчас уже был совершенно спокоен:
— Я очень огорчена, Рай. Но…
Она запнулась, но быстро овладела собой и обратилась к Вулфу:
— Вы правы. Конечно, вы правы, и я не в состоянии ничем помочь ему. Когда я встретила его в парке и мы договорились…
— Дина! Богом заклинаю…
Толман, голубоглазый атлет, толкнул Лигетта обратно в кресло. Роковая женщина продолжала:
— Он рассказал мне, что собирается делать. Я думала, что все это просто шутка. Потом уже он сказал мне, что Филипп набросился на него, и он вынужден был ударить его…
Вулф резко сказал:
— Вы знаете, что вы делаете, мадам? Вы посылаете человека на виселицу.
— Я не знаю. Я не могу помочь ему. Как я могла поверить его лжи? Ведь он убил моего мужа! Когда я потом встретила его, и он сказал мне, что он запланировал…
— Вы подлец! — хрипло закричал Лигетт. Он оттолкнул Толмана, перепрыгнул через ноги Росси, ударил Бланка, свалив его вместе со стулом на пол, и попытался добраться до Вулфа. Я вскочил на ноги, но в это время его остановил Берин. Он обхватил его сзади обеими руками, и Лигетт забился в них, как припадочный.
Естественно, что в этом шуме и суматохе Дина Ланцио замолчала. Она сидела и спокойно глядела на всех своими томными, немного сонными глазами.
Джером Берин сказал утвердительно:
— Это полностью соответствует ее характеру. Она сделает все возможное, чтобы самой избежать опасности.
…В наступившее прелестное субботнее утро поезд бесшумно несся в Нью-Йорк по востоку Филадельфии. Через пятьдесят минут мы влетим в тоннель под Гудзоном. Я сидел в кресле около стены в пульмановском купе, Констанция рядом со мной, а Вулф и Берин у окна с бутылками пива между ними.
Берин спросил:
— Вы так не думаете?
— Я не знаю. Дело в том, что она единственный человек, который мог засвидетельствовать присутствие Лигетта в Канавине вечером в среду. Как вы отметили, она безусловно виновата так же, как и Лигетт, а может быть, даже больше — это зависит от точки зрения. Я, кстати, полагаю, что мистер Толман попытается добиться и для нее обвинительного заключения. Во всяком случае, он задержал ее вчера, как важного свидетеля. Он будет содержать ее под замком до тех пор, пока не закончится суд над Лигеттом, явно надеясь предъявить ей обвинение в соучастии. Однако я сомневаюсь, что из этого получится что-либо путное. Это ведь женщина особого рода, как она мне сама об этом сказала. Даже если Лигетт своими показаниями сделает все от него зависящее, чтобы потопить ее, вряд ли ему удастся убедить дюжину мужчин. И самое лучшее, что можно сделать с этой женщиной — это убить ее.
Берин мерно попыхивал трубкой. Вулф поднял свой стакан с пивом одной рукой. Вторая крепко держалась за подлокотник. Он все еще не доверял поездам.
Констанция улыбнулась мне:
— Я не могу всего этого слышать. Так спокойно говорить об убийстве людей?
— К сожалению, приходится привыкать ко всему, — проворчал я. — Учитывая обстоятельства.
Она подняла брови над своими блестящими фиолетовыми глазами.
— Какие обстоятельства?
Я только махнул рукой. Берин вынул трубку изо рта и сказал:
— Все это буквально перевернуло меня. Бедный Росси, вы обратили на него внимание? Бедняга! Когда Дина была еще маленькой девочкой, я не раз качал ее у себя на колене. Она была таким прелестным ребенком. Конечно, все убийцы были когда-то маленькими детьми, но это все равно всегда удивительно.
Он опять запыхтел трубкой, наполняя купе клубами дыма.
— Кстати, вы знаете, что Вукчич едет этим же поездом?
— Нет.
Берин кивнул.
— Он прыгнул в него в последнюю минуту. Я видел его, он метался по платформе, как лев по клетке. А я чувствую себя неуютно, потому что у меня есть долги. Я в большом долгу перед вами и хотел бы, хотя бы для своего спокойствия, расплатиться. Там, на Канавинском курорте, вы были гостем, и я не хотел говорить об этом, но сейчас это вполне допустимо. Вы вытащили меня из этой паршивой истории и, может быть, даже спасли мне жизнь, и вы сделали это по просьбе моей дочери с профессиональным мастерством. Вполне естественно, что я считаю своим долгом расплатиться с вами.
Вулф пожал плечами.
— Взгляните сюда, сэр. Давайте допустим, что в качестве постулата я спас вам жизць. Но если я это сделал, я считаю возможным представить это как жест благорасположения к вам и дружбы, а это не требует оплаты. Примете ли вы такой жест?
— Нет. Я в долгу перед вами. Моя дочь обратилась к вам. Невозможно допустить, чтобы я, Джером Берян, не заплатил за эту услугу!
— Хорошо. — Вулф поднял голову. — Если вы не хотите это принять в качестве дружбы — дело ваше. В этом случае я могу сделать только одну вещь — предоставить вам счет. Это просто. Однако, в данном случае, учитывая критичность ситуации и сжатые сроки выполнения, которые диктовались также и человеколюбием — нельзя же допустить сидения в тюрьме невинного человека-плата должна быть достаточно высокой. Итак… если вы настаиваете на уплате… вы передадите мне в личное пользование рецепт ваших колбасок.
— Что?! — Берин уставился на него. — Потрясающе! Ха! Невероятно!
— Почему невероятно? Вы спросили меня, что вы мне должны. Я сказал.
— Это оскорбление! — Берин в возбуждении даже брызгал слюной. — Этот рецепт бесценен! И вы просите меня… Боже милостивый, я отказался его продать за полмиллиона франков! И вы имеете наглость…
— Прошу прощения, — огрызнулся Вулф. — Давайте не будем спорить об этом. Вы устанавливаете цену вашему рецепту. Это ваша привилегия. Я устанавливаю цену своим услугам. Это мое право. Вы отказались от половины миллиона франков. Если бы вы прислали мне чек на половину миллионов долларов или вообще на любую другую сумму, я бы порвал его. Я спас вашу жизнь или, во всяком случае, избавил вас от многих неприятностей, называйте это, как хотите. Вы спрашиваете меня, что вы мне должны за это. Я отвечаю: или рецепт, или ничего другого. Платите вы или нет — это ваше личное дело. У меня будет неописуемое удовольствие иметь на своем столе, по крайней мере, два раза в месяц, изумительные колбаски, или же я буду иметь удовольствие другого рода — быть в состоянии вспоминать гораздо чаще, чем два раза в месяц отом, что Джером Берин — мой должник, и что он отказывается уплатить долг.
— Ха! — задохнулся Берин. — Это шантаж!
— Вовсе нет. Я не собираюсь принуждать вас и не собираюсь умолять. Мне просто придется немного посожалеть, что я эксплуатировал свой талант, провел две ночи без сна, добился того, что на меня было совершено покушение, и все это не удостоилось ни дружеской признательности, ни получения соответствующей оплаты. Я полагаю, должен напомнить вам, что предлагаю вам полную гарантию никому не открывать этого рецепта. Колбаски будут приготовляться только в моем доме и подаваться только на моем столе. Единственное, что мне хочется зарезервировать — это право подавать их избранным гостям и, конечно, мистеру Гудвину, который живет со мной и ест то же, что и я.
Берин мрачно посмотрел на него и проворчал:
— А ваш повар?
— Он не будет знать его. Я сам провожу немало времени на кухне.
После долгого молчания Берин проворчал:
— Он не может быть куда-либо записан. Этого еще никогда не случалось.
— Я и не собираюсь его записывать. У меня достаточно хорошая память.
Берин сунул в рот трубку и запыхтел. Он нахмурился, и наконец, взглянув на меня и Констанцию, грубо сказал:
— Я не могу ничего сказать в присутствии этих людей.
— Один из присутствующих — ваша дочь.
— Я отлично это знаю, черт побери! Они должны уйти отсюда.
Я поднялся и вопросительно взглянул на Констанцию.
— Итак?
Вагон качнуло, и Вулф ухватился за рукоятку кресла обеими руками. Не хватало только, чтобы в такой момент произошло крушение.
Констанция поднялась, потрепала своего отца по голове и вышла в дверь, которую я галантно открыл перед ней.
Я полагал, что уж теперь, когда Вулф наконец получит свой вожделенный рецепт, все наши испытания, так живописно украсившие отпуск, закончатся. Однако впереди меня поджидала еще одна неожиданность. Поскольку нам было еще порядочно ехать, я пригласил Констанцию в клубное купе, где можно было немного освежиться. Она пробиралась передо мной по коридорам — надо было пройти три вагона. Здесь, в клубе, находилось только восемь или десять человек. Большинство из них сидело в глубоких креслах, забаррикадировавшись утренними газетами. Она потребовала неизменное имбирное пиво, я же рискнул на стакан виски с содовой, чтобы должным образом отметить пополнение коллекции Вулфа. Мы успели сделать всего несколько глотков, как я заметил, как один из посетителей, сидевший напротив нас, собирается встать. Он отложил свою газету, подошел к нам, остановился перед Констанцией и испытующе посмотрел на нее.
Помолчав, он сказал:
— Вы не можете так обращаться со мной, просто не имеете права. Я не заслужил этого, и вы это знаете. — Его голос прервался. — Вы должны понять.
Констанция оживленно сказала мне:
— Никак не могла предположить, что отец согласится кому-нибудь рассказать этот рецепт. Однажды в Сан-Ремо я слышала, как его уговаривал один англичанин, очень важная персона…
Нападающий передвинулся на несколько дюймов, влез между нами и резко прервал ее:
— Хелло! Гудвин, я хочу спросить вас…
— Хелло, Толман! — ухмыльнулся я. — В чем дело? В вашей тюрьме два новых пленника, а вы разъезжаете по дорогам Америки?
— Мне нужно побывать в Нью-Йорке. Для получения доказательств. Это слишком важно… Взгляните. Я хочу спросить вас, имеет ли мисс Берин право так третировать меня. Вы человек непредубежденный и не заинтересованный. Она не хочет говорить со мной. Она не хочет смотреть на меня! Что же в конце концов я должен сделать? Что я могу еще сделать?
— Кое-что можете. Например, уйти в отставку. Поскольку сейчас вы все время заняты делами и просто не сможете выбрать время для женитьбы. Это действительно серьезная проблема. Однако я не беспокоюсь об этом. Некоторое время назад я все время удивлялся, отчего это мисс Берин так часто улыбается, хотя для этого и не было видимых причин. Теперь я понял. Она улыбалась потому, что знала о вашем присутствии в этом поезде.
— Мистер Гудвин! Это неправда!
— Но если она даже не хочет разговаривать со мной…
Я махнул рукой.
— Она будет разговаривать с вами, успокойтесь. Вы просто не знаете, как достигнуть этого. Для этого есть очень хороший метод, который я недавно видел в действии. Наблюдайте за мной внимательно, и в следующий раз вы будете в состоянии применить его самостоятельно.
Я наклонил свой стакан и разлил немного виски ей на юбку, как раз там, где находились ее колени.
Она ахнула и вскочила на ноги. Толман вскрикнул и полез за носовым платком. Я поднялся и подвел итог:
— Обряд состоялся. Не беспокойтесь, пятен не останется.
После этого я поднял его газету и удобно уселся на то место, где он только что сидел.
