Слишком много женщин

• Страницы:
• «
• ‹
• 1
• 2
• 3

 Поскольку, как я понимал, «Нейлор – Керр» все ещё платил мне жалованье, я радовался тому, что в компании не работали по субботам, так как по субботам я не вставал с постели раньше полудня. А до полудня уже оставалось каких-нибудь шесть часов, потому что, когда я вернулся домой, солнце уже заглядывало косыми лучами на Тридцать пятую улицу.

 Совпадение было полным. На Тридцать девятой улице между Десятой и Одиннадцатой авеню, не более чем в тридцати футах от места, где почти четыре месяца назад было найдено тело Уальдо Уилмота Мура, Керра Нейлора переехал автомобиль, расплющив его голову и раздробив кости. Трудности, с которыми столкнулся в свое время сам Керр Нейлор, придя в морг для опознания останков Уальдо Мура, стали гораздо более понятными для меня, чем когда он мне о них рассказывал, но сомнений я не испытывал. Это был безусловно Керр Нейлор.

 Совпадения были не только в этом.

 Тело, которое обнаружил шофер такси в двенадцать сорок ночи, оставалось незамеченным по меньшей мере в течение получаса, если догадка медицинского эксперта о времени смерти была правильной. Кроме того – и это было уже слитком, – автомобиль, который его переехал, был обнаружен на Девяносто пятой улице, к западу от Бродвея, перед местной прачечной, в том же месте, где был найден и автомобиль, наехавший на Мура. Я напомнил об этом инспектору Кремеру. Сразу же по прибытии на место он отругал сыщика из своего отдела и послал его на Девяносто пятую улицу, чтобы прочесать все машины, припаркованные в этом квартале. Таким образом он показал, что инспектор всегда знает о возможных совпадениях, когда они очевидны. Ещё до того, как я пошёл домой, чтобы немного поспать, из Бедфорд Хилла доставили владельца машины и хорошенько его допросили. В допросе в общем необходимости не было, поскольку удалось без труда установить, что в одиннадцать восемнадцать вечера владелец заявил в полицию об угоне своего автомобиля со стоянки на Сорок восьмой улице, где он оставил его перед тем, как пойти в театр, забыв, как и большинство растяп, запереть его или хотя бы взять ключи.

 Два эксперта из лаборатории, исследовав при свете фонариков шины автомобиля, стоявшего на Девяносто пятой улице, определили, что это был именно тот автомобиль, который наехал на Нейлора, и это было ещё одним совпадением.

 Какое-то время ко мне относились как к человеку, сующему нос не в свои дела, но потом отношение несколько изменилось, потому что инспектор Кремер захотел, чтобы я оставался при нем и отвечал на вопросы, которые возникали у него по мере того, как он разбирался с разными мелочами. Он ни разу не упомянул о том, что Вульф и я якобы пытались раздуть версию об убийстве, когда, по его мнению, убийства не было, а я, зная, что он занят и что это разозлит его, напомнил ему об этом всего восемь или девять раз. Но, несмотря на это, он не прогнал меня, потому что хотел, чтобы я был поблизости. Когда он потребовал, чтобы я рассказал ему все, что знал, я поначалу не соглашался, ссылаясь на то, что я не мог пойти на такой возмутительный обман клиента, но когда он стал разговаривать более суровым тоном, я уступил, потому что все равно он выяснил бы это из каких-нибудь источников. Я рассказал ему все или почти все о людях, с которыми я встречался в «Нейлор – Керр», не исключая и таких деталей, как видения, преследовавшие с декабря Бена Френкеля. Когда я пытался расколоть Гуинн Феррис, угрожая ей тем, что натравлю на нее полицию, я и представить не мог, что в самом деле сделаю это десять часов спустя.

 По меньшей мере трижды Кремер менял свою дислокацию, таская меня за собой. Около получаса он работал на Тридцать девятой улице, потом перешел в здание 18-го участка полиции на Пятьдесят четвертой улице. Около трех часов ночи он вновь поменял место и поехал в свои апартаменты – помещение отдела на Двадцатой улице, а часом позже переместился в офис заместителя комиссара О'Хары на Центральной улице.

 Там был сам О'Хара, и вся эта суета начинала приобретать дурной запашок. Я оказался в центре событий и даже удостоился чести беседовать с заместителем комиссара. По тому, как он с самого начала стал со мной разговаривать, стало ясно, что он не только считал меня чертовым лжецом, но и был твердо убежден, что все это устроил я сам, а именно: когда я вернулся домой и присоединился к Вульфу и Кремеру в кабинете в 11 часов 30 минут вечера, я пришел не из кино, а с места, где я припарковал автомобиль, на котором переехал Нейлора на Девяносто пятой улице. Поскольку я уже рассказал Кремеру обо всем, что знал, и надеялся помочь этим следствию, я решил не лишать О'Хару его иллюзий и вместо этого наплел ему с три короба небылиц, например, что, не умею управлять автомобилем, а также строго конфиденциально признался ему, что был не в кино, а в номере гостиницы с женой одного известного политического деятеля, имя которого я не назову, даже если на карту будет поставлена моя жизнь. В конце концов О'Хара все понял. Боже, что это была за сцена!

 Сестре Керра Нейлора, конечно, сообщили о случившемся: ей не только позвонили по телефону, но и послали к ней на Шестьдесят седьмую улицу лейтенанта Роуклиффа. Когда он вернулся – мы тогда были в 18-м участке, – с ним был Джаспер Пайн, сон которого в конце концов прервали. Роуклифф привел Пайна для своих целей – опознать тело, и, поскольку я знал по собственному опыту, насколько это весело, я не осуждал его за несколько бледный вид. Он не производил впечатление человека, преисполненного скорби, но и не выглядел как руководитель, у которого все находится под контролем. Кремер, узнав, что ни Пайн, ни его жена не имели никакого представления о том, где Керр Нейлор находился в пятницу вечером, и что они не знали, какое дело могло привести его на Тридцать девятую улицу, побеседовал с ним некоторое время, а затем отправил к Роуклиффу, чтобы тот поговорил с ним подробнее. Я сказал ему всего шестнадцать слов. Уходя с Роуклиффом, он подошел ко мне и требовательно спросил:

 – Нейлор действительно сказал вам то, о чем вы написали в своем докладе? То, что он знал, кто убил Мура?

 – Да, – ответил я. – Если бы я задумал какую-нибудь интригу, я бы подыскал что-нибудь получше этого.

 Прежде чем закончилась наша ночная смена, я встретился и с другими знакомыми. Это случилось, когда мы дошли до Центральной улицы. Но это была не Эстер Ливси. Посланный за ней сыщик рассказал по возвращении, что мать Эстер, с которой она жила в Бруклине, сообщила ему что её не было дома. Она вообще не заходила домой в тот вечер, потому что сразу после работы поехала на вокзал, чтобы не опоздать на поезд и провести выходные дни с друзьями. Им позвонили, но там никто не отвечал. Однако Кремер со своими ребятами быстро работали по всем направлениям. Они дозвонились в полицию Вестпорта. и та связалась с друзьями Эстер, которые сообщили, что она приехала к ним в Вестпорт поездом в час девять утра и теперь мирно спит в постели. Поскольку поездка на поезде от Центрального вокзала до Вестпорта занимала не восемь часов, а около семидесяти минут, сотрудник полиции, говоривший с Вестпортом, настоял на разговоре с мисс Ливси. Она заявила, что просто решила поехать более поздним поездом, а то, как она провела вечер в Нью-Йорке, это её личное дело. Когда ей сообщили о смерти Керра Нейлора, она повторила свое заявление и добавила, что ничего не знала о мистере Нейлоре и не имела с ним практически никаких контактов, поскольку он был начальником крупного отдела, а она – простой машинисткой. На вопрос, вернется ли она утром в Нью-Йорк, чтобы полиция могла с ней поговорить, она ответила отрицательно, сказав, что вряд ли сможет добавить что-нибудь полезное.

 Сержант доложил о своей беседе с Самнером Хоффом, которая произошла в его квартире в районе Пятидесятых улиц. Хофф также не смог сообщить ничего полезного по делу, но очень хотел как добросовестный гражданин оказать полиции содействие в расследовании преступления, что я воспринял как смутное, но обнадеживающее изменение в его манерах.

 Ни звонок, ни стук в дверь однокомнатной квартиры в Гринидж Виллидж, которую снимала Роза Бендини, не дали никаких результатов. На этот раз не нашлось не только мамы, от которой можно было бы получить информацию, но и никого в доме, кто бы знал, где могла быть Роза. Зная по собственному опыту, к чему могла привести Розу страсть заводить знакомства, я предположил по здравом размышлении, что догадаться о том, где она провела вечер в пятницу, после того, как она приняла решение, было невозможно. Но я не стал говорить об этом Кремеру, не желая ухудшить его мнение об американских женщинах. Полиция решила поискать её у мужа, который жил со своими родителями на Вашингтонских холмах. Однако её там не оказалось. Гарольда Энтони подняли с постели, заставили одеться и доставили на Центральную улицу, не спрашивая его желания. Он рассказал, что не видел Розу с того памятного вечера, когда она бросила его и меня дерущимися на тротуаре перед домом Вульфа, и что он вообще ничего не знает о Керре Нейлоре, а в пятницу провел вечер на баскетбольном матче в «Гарден», куда забрел скуки ради, а затем пешком прошел всю дорогу до дома – около шести миль, – чтобы порастратить энергию.

 Я спросил его:

 – Так, значит, ты сумел запастись энергией за какие-то сорок восемь часов? А ведь я столько отнял её у тебя!

 – Какого черта, – хвастливо сказал он. – Я позабыл об этом на следующий день. Что им надо от Розы? Они что, спятили, подумав, что она может убить человека? Есть у них мозги?

 Совесть у него была действительно чиста, и привело его сюда, на Центральную улицу, в этот поздний час только беспокойство за свою жену! Верность – прекрасная вещь, но все хорошо в меру. Я сказал ему, что беспокоиться не надо: полицейские всего лишь проверяли все возможные контакты. Уважая его энергию, я все же не поверил ему. Три удара, которые я нанес ему в область печени, конечно, смертельными не были, но их нельзя было так легко забыть на следующий день.

 Однако дело близилось к концу. Мы встретились ещё с Беном Френкелем: это была одна из первых бесед, которую мы провели после прибытия в контору О'Хары. Кремер сидел в этот момент за большим столом, я стоял позади, глядя ему через плечо на вторую копию моего доклада компании «Нейлор – Керр», который я захватил с собой по пути, когда мы проходили мимо дома Вульфа. Сыщик привел Френкеля и посадил его на стул в конце стола. Когда он зашел ко мне в четверг, я подумал, что он был просто не причесан, но сейчас на голове у него не было и двух волос, которые лежали бы параллельно. Он пытался ни на что и ни на кого не смотреть, что практически было невыполнимо, если только не потратить на это все силы или не закрыть глаза.

 – Привет, – сказал я ему.

 Он не подал и вида, что узнал меня Кремер зыркнул на него:

 – Вы Бенджамин Френкель?

 – Да, это мое имя.

 – Вам не кажется, что вы убили Нейлора Керра?

 Френкель вытаращил на него глаза, затем снова попытался ни на что не смотреть и продолжал молчать.

 – Ну, не кажется?

 Френкель посмотрел прямо на меня и заплакал.

 – Вы крыса! Я сказал вам об этом конфиденциально!

 – Неправда, – возразил я. – Я вас предупредил, что не могу держать в секрете признание в убийстве.

 – Я не признавался в убийстве!

 – Тогда сделайте это сейчас, – предложил Кремер. – Сознайтесь сейчас. Давайте сделаем это, снимите тяжесть с вашей души, и вы почувствуете себя лучше.

 Эффект оказался неожиданным. Высказанное напрямик предложение сознаться в убийстве Френкель воспринял так, будто это было именно тем, что он хотел получить в подарок на день рождения. Он перестал смотреть в сторону, его широкие костистые плечи откинулись на спинку стула, чтобы найти естественную поддержку, а голос, по-прежнему напряженный, утратил панические нотки. Он произнес:

 – Меня попросили прийти сюда, чтобы ответить на ряд вопросов. Вы хотите меня о чем-то спросить? – он улыбнулся приятно и печально.

 Кремер задавал вопросы, а Френкель отвечал. Последний раз он видел Керра Нейлора в пятницу, часа в три, в здании компании и с тех пор ничего о нем не знал. После работы он пошёл к себе домой на Девяносто четвертую улицу, принял ванну, переоделся, пообедал в ресторане на углу Бродвея и поехал на метро в центр города к молодой женщине, которая жила на Двадцать первой улице, так как у них в этот вечер было назначено свидание. Он предпочел не называть её имени. Они пошли в танцевальный зал «Мунлайт» на Пятидесятой улице и танцевали там до начала первого. Он проводил молодую женщину до дома и тоже отправился домой, куда вернулся около часу ночи. Он не хотел называть имя молодой женщины, потому что не видел, зачем это нужно. Однако при наличии веской причины имя можно было назвать.

 Как обстояло дело с его видением, будто он убил Уальдо Мура?

 Это, решил он, было одной из странностей его мышления, которая присуща таким перенапряженным мужчинам, как он. Подобные видения часто его беспокоили. Однажды его обуяла идея, что он на самом деле был фашистом, и ему пришлось поехать на встречу Бунда в Йорквиль, чтобы избавиться от нее. Он не стал утверждать категорически, но явно намекнул, что его приход ко мне играл для него такую же роль, как и посещение Бунда, что не повлияло на мое расположение к нему.

 Не был ли его приход ко мне связан только с тем, чтобы выяснить, упоминал ли Нейлор его имя в связи со смертью Мура?

 Нет, это было не так. Он даже не думал об этом, пока такая мысль не пришла ему в голову во время разговора со мной.

 Знает ли он Гуинн Феррис?

 Да, она работает машинисткой в отделе фондов.

 Разговаривал ли он с ней в пятницу?

 Возможно, но он не помнит.

 Не говорила ли она ему о заявлении Нейлора, что он знал, кто убил Уальдо Мура?

 Нет, этого он не помнит. Однако он добавил, что знает о таком заявлении Нейлора. Об этом все знали. Это обсуждалось по всему отделу.

 Для меня это оказалось новостью. Я вытаращил глаза. Перехватив инициативу у Кремера, я спросил:

 – Когда?

 – Ну, сегодня, вчера. В пятницу.

 – Кому Нейлор сделал это заявление?

 – Честное слово, не знаю. Говорю только то, что слышал. Насколько я понял, он заявил об этом вам, а вы сообщили об этом в офис президента.

 – Кто вам сказал об этом?

 – Я не помню, – Френкель вернулся к своей обычной манере общения. Раскаты его голоса были сегодня тихими, а глаза вновь сверлили меня насквозь.

 – Я не обладаю способностью запоминать детали, касающиеся фактов, как эта. Вот когда речь идет о вопросах, имеющих интеллектуальную нагрузку…

 – Чушь, – сказал Кремер с горьким отвращением. Он рассчитывал одним блестящим приемом выудить у Френкеля признание, а все свелось к болтовне. Он нацелился наполовину сжеванной сигарой в лицо Френкелю, замахнулся ею и заявил:

 – Вам сказала Гуинн Феррис. Ведь так?

 – Я уже говорил, что нет.

 – А я говорю, сказала! Я случайно узнал…Что вы хотите?

 Вопрос был обращен к служащему муниципалитета, который подошел к столу. Он ответил:

 – Сержант Готлиб, сэр, с мисс Феррис Кремер хмуро посмотрел на него.

 – Подержите её, пока я не закончу с… Нет, постойте.

 Он взглянул на Френкеля, а потом на меня.

 – Почему бы и нет?

 – Конечно, почему бы? – согласился я.

 Кремер скомандовал сыщику:

 – Приведите её сюда.

 Гуинн Феррис вошла, не сознавая или не придавая значения тому, что у её локтя был полицейский сержант, остановилась на мгновение, чтобы осмотреться в большой комнате, затем направилась к нашему столу.

 – Хэлло, Бен, – сказала она своим сладким мелодичным голосом. – Какие ужасные вещи творятся! Но что ты тут делаешь?

 Не дожидаясь ответа, она метнула взгляд на Кремера, а затем на меня:

 – О, так вы полицейский!

 Я признал, что она быстро приспосабливалась к любой ситуации, видимо, не только благодаря хорошим нервам, но и наружности. Несмотря на то, что в четыре часа утра её разбудил полицейский, который ждал, пока она оденется, и привез на полицейской машине в участок, выглядела она такой же свежей и красивой, как в тот момент, когда подняла на меня свои чистые голубые глаза и сказала, что делает ошибки в письмах.

 – Садитесь, мисс Феррис, – сказал ей Кремер.

 – Спасибо, – саркастически ответила она и села на стул в двух шагах от Френкеля.

 – Ты выглядишь ужасно, Бен. Ты что, совсем не спал?

 – Да, – голос Френкеля прозвучал сдавленно.

 Взгляд его был неподвижным.

 Гуинн обратилась к Кремеру и ко мне:

 – Я спросила его, потому что мы виделись с ним всего несколько часов назад. Мы танцевали. Но, полагаю, он вам уже сказал об этом. Хорошо, что завтра выходной. Трут, вы инспектор или кто?

 – У меня не хватает слов, – заявил Френкель с глубоким чувством. – Я не сказал им, с кем ходил танцевать, потому что иначе они послали бы за тобой, чтобы убедиться в этом, но они все равно это сделали, без каких-либо на то оснований. Они допустили какую-нибудь грубость? Были с тобой невежливы?

 Гарри Энтони беспокоился о Розе, а тут Френкель волновался за Гуинн.

 Видимо, подумал я, бесполезно пытаться понять женщин и пора попытаться понять мужчин.

 – Нет, он был очень деликатен, – с достоинством заявила Гуинн.

 Кремер переводил взгляд с Френкеля на Гуинн. Наконец он начал:

 – Итак, вы были вместе весь вечер. Это правда, Френрис?

 – Да, тем более что мисс Феррис вам уже сказала.

 – Ну а если отвлечься от того, что она сказала? Были?

 – Да.

 – Мистер Френкель провожал вас домой, мисс Феррис?

 – Конечно, провожал!

 – В котором часу вы вернулись домой?

 – Бен, когда это было, около…

 – Я вас спрашиваю.

 – Ну, было без четверти час, когда я поднялась к себе в комнату. Конечно, я пошла одна. Мы наговорились внизу.

 Кремер удивил меня. Он редко бывал откровенно жестоким, оставляя это своим ребятам, но сейчас он рычал на нее.

 – Когда Уальдо Мур провожал вас домой, вы поднимались наверх не одна, не правда ли?

 Бен Френкель вскочил с кресла как пружина; кулаки его были сжаты, глаза горели. Стоящий позади сыщик метнулся вперед. Я слегка напрягся, не зная, насколько сильным мог быть этот порыв Френкеля. Но Феррис, очевидно, знала, потому что она вскочила перед ним и обеими руками схватила его за лацканы пиджака.

 – Ну, Бен, милый. – Когда она добавляла в свой голос просящие нотки, его можно было использовать как паяльную лампу. – Ведь ты знаешь, что это не так, разве я тебе не говорила? Он говорит это просто из вредности.

 Она стала напирать на него:

 – Садись и не слушай даже, когда тебе говорят такое.

 Колени у него начали подгибаться, она продолжала настаивать, и он снова уселся на стул.

 Гуинн вернулась на свое место и сказала Кремеру:

 – Про меня и Уальдо говорят много нехорошего, и вот что я имею в результате. Я больше не выхожу из себя, когда слышу такие разговоры. Я просто не обращаю на них внимания.

 Итак, жестокость не принесла Кремеру никакого результата. Он сменил пластинку и спросил:

 – Почему вас так заинтересовало, что Гудвин написал о смерти Мура?

 – Гудвин? Какой Гудвин?

 – Трут, – объяснил я. – Это я. Меня зовут Гудвин

 – О, хорошо, что вы мне сказали. Значит, вы работали под чужим именем.

 – Я вас спросил, – прорычал Кремер, – почему вам так захотелось узнать, что он выяснил относительно смерти Мура?

 – Меня это нисколечко не волновало.

 – Тогда зачем вы проникли к нему в комнату и просмотрели его документы?

 – Я этого не делала. – Она укоризненно посмотрела на меня: – Это вы ему сказали? После того как я объяснила, что я думала, что вы ещё ждете меня, а вы ушли, и я решила, что вы оставили для меня какую-то работу…

 – Э-э, – оборвал её Кремер, – я уже слышал это раньше. Вы настаиваете на этом?

 – Конечно, ведь это правда! – она была прекрасна, когда на её лице отражалась терпеливость к несправедливости, которую к ней проявляли. Настолько прекрасна, что мне хотелось разрезать её на кусочки и поджарить на гриле.

 Кремер уставился на Гуинн.

 – Послушайте, мисс Феррис, – сказал он другим, более спокойным голосом. – Этот вариант мог подойти, пока речь шла о расследовании смерти, происшедшей в результате несчастного случая, имевшего место несколько месяцев назад. И пока это было так, тут не было ничего страшного, особенно в том, что вы не сказали Гудвину правду, когда он спросил, зачем вы смотрели его бумаги. Но теперь другое дело. Теперь мы знаем, что это было убийство, и, это я вам говорю, речь идет об убийстве. Это все меняет, не так ли? Разве вы не хотите помочь следствию? Если вы не причастны к этому делу, а я не думаю, что вы причастны, разве вы не должны помочь, рассказав нам, что же вы искали в бумагах?

 – О чем вы тут говорите? – спросил Френкель, очевидно, снова обретя дар речи. – О том, что она смотрела документы? Какие документы?

 Ответа он не получил.

 Гуинн обратилась к Кремеру:

 – Значит, я должна сказать пpaвду, так? Мне не очень хочется это делать…

 Кремер взорвался, не выдержав:

 – Кому вы говорили об этом?

 – О чем?

 – О том, что вы узнали из этого доклада! О том, что Нейлор сказал, что он знал, кто убил Мура! Кому вы сказали?

 – Надо вспомнить, – её лобик нахмурился. Ей пришлось крепко подумать. – Одной из девушек, кто же это был… и я сказала об этом также одному из мужчин… Это был… нет, это был не мистер Гендерсон…

 Она виновато посмотрела на Кремера:

 – Не могу вспомнить.

 В комнату вошел заместитель комиссара О'Хара. Это был его кабинет. Кремер поднялся и мрачно сказал:

 – Мы перейдем в другую комнату, чтобы закончить наш разговор, мисс Феррис. А с вами, мистер Френкель, мы пока распрощаемся, но вы в любую минуту можете нам понадобиться. Информируйте нас о вашем местонахождении.

 О'Хара сказал:

 – Вы Арчи Гудвин? Я хочу с вами поговорить.

 Как я уже говорил, по субботам я не встаю с постели почти до полудня. Лицо мое перестало вызывать комментарии уличных мальчишек, но времени на бритье уходило по-прежнему много, а мои движения все ещё были осторожными и аккуратными. Поэтому, когда я был готов спуститься вниз, Фриц уже собирался подавать обед. Поскольку мне не хотелось начинать день с роньона-о-монтань, который подавался к бараньим почкам, тушеным в бульоне и красном вине, не говоря уже о различных приправах, поскольку Вульф не разрешал разговаривать о делах во время еды и, наконец, поскольку я хотел просмотреть утренние газеты, чего нельзя было бы сделать, если бы я сидел за столом вместе со всеми, я пошёл есть на кухню.

 Фриц, который понимал меня, уже все приготовил. Меня ждала горячая овсяная каша, баночка подогретых сливок, яйца на сковородке, ветчина, нарезанная тонкими пластинками для гриля, горячие лепешки, дымящийся кофе. Я сделал движение, будто собирался поцеловать его в щеку, но он удержал меня на расстоянии с помощью острого двадцатидюймового ножа, и я сел за стол и развернул кампанию против голода, читая лежавшую передо мной «Таймс».

 После завтрака или обеда – в зависимости от комнаты, где проходила эта церемония, – я пошёл в кабинет, и через некоторое время ко мне присоединился Вульф. По выражению его лица я догадался, что холодность в наших отношениях прошла до следующего раза, теперь он был готов уступить в вопросе, касавшемся пишущей машинки, но если он думал, что я собирался сделать ответную уступку и отказаться от нового автомобиля, то он слишком плохо меня знал. Однако я решил не затевать разговора об этом сразу после обеда. Он устроился за письменным столом в своем кресле, изготовленном по заказу, и спросил:

 – Что они решили насчет Нейлора? Смерть от несчастного случая?

 – Нет, сэр. Они решили, что это результат чьего-то злого умысла. И тут Кремер, похоже, ставит себя в дурацкое положение. Он ничего не может найти на Тридцать девятой улице или поблизости от нее, никакого свидетельства того, что Нейлор там был. Он также отказывается верить, что Нейлор любезно улегся на мостовую и спокойно лежал, чтобы дать возможность шоферу переехать себя колесами автомобиля абсолютно по тем же местам – по ногам и голове, как это случилось с Муром. Он делает вывод, что Нейлора убили в другом месте, возможно, ударом или ударами по голове, потом тело перевезли на машине на Тридцать девятую улицу и положили на мостовую, а затем по нему проехался автомобиль так, что колеса раздавили голову и уничтожили следы убившего его удара или ударов. Эксперты исследуют внутренние части автомобиля, чтобы найти следы перевозки в нем тела. Кремер не говорит об этом вслух, но он жалеет, что не сделал то же самое с машиной, которая сбила Мура.

 – Никого ещё не арестовали?

 – До шести часов, когда я ушёл, никого. Заместитель комиссара хотел арестовать меня, но я был нужен Кремеру. Я оказал большую помощь.

 – Кремер до сих пор думает, что ты солгал в своем докладе Пайну?

 – Нет, но О'Хара думает. Должен признаться, я ему много наплел. Я сказал, что вы только прикрытие в этой истории, а настоящим мозгом в этом деле является тощая старуха-астматик, которую мы держим взаперти в подвале.

 Вульф вздохнул и откинулся назад.

 – Расскажи-ка мне об этом подробнее.

 Я так и сделал. Полагая, что он хочет знать все, я пересказал ему не только факты, но и некоторые комментарии, а также свой собственный анализ. Очевидно, объяснил я, Кремер доверяет моим словам, поскольку он сконцентрировал внимание на тех сотрудниках, о которых я ему рассказал, хотя он также использовал и полицейское досье о смерти Мура в качестве справочного материала, и что несомненно – полиция поглощена этим делом. Говоря о Гуинн Феррис, я сказал, что распространение ею новостей, которые она почерпнула из моих досье, могло быть либо очень умным прикрытием её собственных планов и намерений, либо просто беспорядочными действиями, и что я отказываюсь брать на себя труд разобраться в этом, пока не узнаю её побольше – минимум пять лет…

 Как бы то ни было, а результат был один: допуская, что смерть Нейлора была следствием его заявления о том, что он знал, кто убил Мура, подозревать можно было всех. До шести часов, когда я ушёл, не появилось никакой зацепки, никакого проблеска, хотя Кремер заставил работать все свое войско: устанавливать людей, имевших алиби, прослеживать перемещения разных лиц, включая самого Нейлора, прилагать усилия по розыску свидетелей событий на Тридцать девятой, Девяносто пятой, Сорок восьмой улицах и других точках, а также делать все остальное. Не удалось найти никого, кто бы признался, что видел Керра Нейлора или имел какое-нибудь представление, где он находился после того, как покинул здание на Уильям-стрит в пятницу после обеда. Любопытный факт: получалось, что мы с Гуинн Феррис были последними, кто видел его в живых. Когда Нейлор вошел ко мне в комнату в «Нейлор – Керр», чтобы назвать, меня лжецом, было уже около половины шестого. К этому времени все уже ушли, и никто из лифтеров не помнил, чтобы он спускался вниз. Одним из наиболее серьезных обвинений, выдвинутых против меня О'Харой, было то, что Нейлор и я покинули здание одновременно, на что я просто пожал плечами. Было пустой тратой времени опровергать обвинение, предъявленное заместителем комиссара.

 Изложив все факты и свои комментарии, я сделал заключение:

 – Вы знаете, для чего нас наняли, – установить причину смерти Мура. Помните, вы писали Пайну? Так вот, похоже, это уже установлено, во всяком случае в том, что касается полиции. Спрашивается, есть ли у нас ещё клиент? Если мы и дальше будем изнашивать, вы – свои мускулы, а я – свой мозг, будут ли нам платить?

 Вульф кивнул:

 – Это, естественно, приходило и мне в голову. Сегодня утром я позвонил мистеру Пайну, и мне показалось, что он не совсем уверен в этом вопросе. Он сказал, что в понедельник состоится совещание директоров, о чем он нас известит. Кстати, ко мне сегодня утром приходила его жена.

 – Как? Цецилия? Ещё нет и полудня, а она уже на ногах? Что же она хотела?

 – Не имею ни малейшего представления. Возможно, у нее и было что-нибудь на уме. Я подозреваю, что она истеричка, но ухитряется как-то это скрывать. Официально же она хотела узнать, что именно говорил тебе её брат в течение трех последних дней. Она хотела получить это в письменном виде и была готова заплатить. Как же, черт возьми, получается, что у этой женщины есть ещё какие-то деньги, это при её-то страсти избавляться от них! Просто тайна какая-то! Она просила передать тебе, что билеты на бейсбол будут у тебя в четверг или в пятницу. Она также поинтересовалась, заботишься ли ты о своем лице.

 Он погрозил мне пальцем.

 – Арчи, эта женщина – своенравная маньячка. Было бы безрассудством принять билеты на бейсбол…

 Прозвонил дверной звонок.

 – Если это снова миссис Пайн, – раздраженно бросил Вульф, – не впускай её.

 Это была не она. Я вышел в холл к входной двери, открыл её и столкнулся лицом к лицу с Солом Пензером.

 – Какого черта, – спросил я, когда он вошел и повесил шляпу на вешалку. – Ты что, занялся делом Бэскома о подделке?

 Пензер всегда был деловым человеком и никогда не шутил, но сейчас он был особенно угрюмым. Он даже не отреагировал на мою безобидную шутку.

 – Мистер Вульф? – вопросительно буркнул он.

 – В кабинете. Но какая муха тебя укусила?

 Он пошёл вперед, а я последовал за ним.

 Сол никогда не садился в кресло из красной кожи: не из ложной скромности, будто он не достоин этой чести, а потому что не любил сидеть лицом к окну. Будучи самым наблюдательным человеком из всех, кого я знаю, даже не исключая Вульфа, он любил обозревать все. Он выбрал свою обычную жердочку – жёлтый стул с прямой спинкой рядом с моим – и мрачно обратился к Вульфу:

 – Мне кажется, худшего я не делал ещё ни для вас, ни для кого-либо ещё.

 – Это было бы справедливо, – спокойно сказал Вульф, – даже если вы поработали хорошо. По телефону вы сказали мне, что потеряли его. Он знал, что его преследуют? Что случилось?

 – Все было не так уж плохо, – заявил . – Не часто бывает, когда человек замечает, что я у него на хвосте, и я уверен: он не заметил. Конечно, он мог заметить, но теперь мы не можем у него спросить. В любом случае он шёл по Пятьдесят третьей улице на запад, в сторону от центра города, между Первой и Второй авеню…

 – Извини, – перебил я его. – Может быть, я поднимусь наверх и посплю, или вы будете настолько любезны, что позволите мне к вам присоединиться?

 – Он шёл за Нейлором, – сообщил мне Вульф.

 Для Вульфа было обычным делом предпринимать параллельные шаги, не обременяя меня, – либо самому, либо с помощью одного или нескольких агентов, которых мы использовали. Он говорил, что я работаю лучше, когда уверен, что все зависит от меня. Но на самом деле ему нравилось, когда вдруг занавес поднимался и все видели, что он держит в руках раскрытую тайну. Я давно уже оставил попытки жаловаться на это, поэтому просто спросил:

 – Когда?

 – Вчера. В последний вечер. Дальше, Сол.

 Пензер продолжал:

 – Я переходил улицу и был шагов на тридцать позади. Он шёл уже часа два, и было не похоже, что он скоро остановится. Не было никаких признаков, что ему нужно такси. Все произошло так, будто идея пришла ему в голову неожиданно. Мимо меня проехало такси, и когда оно поравнялось с ним, он крикнул водителю, тот остановился. Нейлор ринулся к такси наискосок, вскочил в него, и машина уехала. Я был застигнут врасплох. Я побежал за ними до угла, на Вторую авеню, но на светофоре горел зелёный свет, и они на перекрестке не задержались. Около меня такси не было, поэтому я продолжал бежать, но либо он велел шоферу ехать побыстрее, либо водитель был из тех, что любят приходить к финишу первыми.

 Сол покачал головой.

 – Допускаю, что он мог заметить меня, но я не верю в это. Скорее всего он принял какое-то неожиданное решение. Я не особенно жалею, когда теряю объект: все мы теряем что-нибудь, но ведь его всего через три часа убили! Вот что не дает мне покоя. Если бы просто не повезло, я бы так не переживал. В то время, не зная, конечно, что он до полуночи будет убит, я не очень огорчился. Я попытался поискать его там, где он мог быть: в шахматном клубе и паре других мест, но им там и не пахло. Я пошёл домой и лег спать, думая, что продолжу заниматься этим делом с утра. Как только я увидел утренние газеты, я позвонил вам, и вы мне сказали…

 – Неважно, что я вам сказал, – жестко ответил Вульф.

 Стало быть, он готовил очередную шараду, подумал я.

 – В котором часу это было? – спросил он а.

 – Когда я ринулся за ним, было восемь тридцать четыре. Когда он поймал такси, была половина девятого плюс-минус одна минута.

 – Соедини меня с Кремером, Арчи.

 Я попытался выполнить поручение, но не смог, потому что Кремера не было.

 Возможно, он ушёл домой спать после трудной ночи, хотя никто не был настолько неделикатным, чтобы сказать мне об этом. Мне предложили поговорить с капитаном или с одним из лейтенантов – по моему выбору, но я отказался и попросил к телефону сержанта Пэрли Стеббинза.

 Вульф взял трубку:

 – Мистер Стеббинз, как поживаете? У меня есть кое-какая информация для мистера Кремера. Вечером в пятницу в половине девятого мистер Керр Нейлор остановил такси на Пятьдесят третьей улице между Первой и Второй авеню. Он сел в такси и поехал в западном направлении через Вторую авеню и дальше. Он был один. Пожалуйста, дайте мне закончить, – шеф посмотрел на бумажку, которую ему подал. – Это было такси фирмы «Силект», немного потрепанное, номер ВХ один – девять – семь – четыре – четыре – ноль. Правильно. Откуда же, черт возьми, я могу знать, как звали водителя? Достаточно этого для вас? Пожалуйста. На эту информацию можно рассчитывать, гарантирую. Но я не буду и не могу к этому ничего добавлять. Чепуха. Если водитель станет отрицать, приведите его ко мне.

 Я подумал, что, по крайней мере, теперь я уже не был последним человеком, который видел Нейлора в живых, хотя это мало меняло дело, так как эта часть была передана Солу. Было бы прекрасно, если бы они смогли найти водителя такси и пролили бы на это дело хоть какой-то свет.

 – Что было до того, как вы его потеряли? – спросил а Вульф. – Вы пошли за ним от Уильям-стрит?

 Сол кивнул:

 – Да, сэр. Он вышел из здания в пять тридцать восемь, пошёл пешком к Сити-Холл-парку, купил вечернюю газету, сел на лавочку в парке и читал её до четверти седьмого. Затем он пошёл к Бруклинскому мосту, сел на автобус Б1 на Третьей авеню и вышел на Пятьдесят третьей улице. Тут мне показалось, что Нейлор начал спешить, потому что пошёл быстрее. На пересечении Первой авеню и Пятьдесят второй улицы он встретил девушку, которая, очевидно, его ждала. Молодая женщина. Они пошли, разговаривая, в западном направлении по Пятьдесят второй улице. На Второй авеню они свернули направо и потом снова направо на Пятьдесят третью улицу, а затем прошли назад на Первую авеню. Там они свернули налево и потом опять налево на Пятьдесят четвертую улицу и затем вернулись на Вторую авеню. Они все время разговаривали. Так они ходили целый час, гуляя туда и сюда по разным улицам. Я не могу сказать, спорили они или нет. Если спорили, то ни разу не повысили голоса настолько, чтобы я смог слышать хоть что-нибудь.

 – Вы ни одного слова не слышали?

 – Нет, сэр. Если бы я подошел поближе, они бы меня заметили.

 – Они держали себя как друзья? Любовники? Враги? Они обнимались или пожимали друг другу руки?

 – Нет, сэр. Судя по их манере держаться, не думаю, чтобы они нравились друг другу, но это все, что я могу сказать. Они встретились в шесть тридцать восемь, а расстались в семь сорок одну на углу Пятьдесят седьмой улицы и Второй авеню. Женщина пошла по Второй авеню в направлении центра города. Нейлор пошёл в восточном направлении по Пятьдесят седьмой улице. На углу Первой авеню он остановился у киоска, где продавали фрукты и купил связку бананов. Затем он пошёл дальше к Драйву , сел на лавочку и съел девять бананов один за другим.

 Вульф содрогнулся.

 – Достаточно, чтобы убить человека.

 – Да, сэр. Он поел не торопясь, а затем снова отправился в путь. Он не спешил, вел себя как на прогулке, а дойдя до Пятьдесят пятой улицы, снова начал переходить с одной улицы на другую: через Вторую авеню назад на Пятьдесят четвертую улицу, на Первую авеню и снова на Пятьдесят третью улицу. Тогда я подумал, что он будет заниматься этим, пока не устанет, и, наверное, поэтому я потерял бдительность. Как бы там ни было, но на Пятьдесят третьей улице он неожиданно подхватил такси, и я потерял его.

 Пензер покачал головой.

 – И он отправился навстречу смерти. Проклятое невезение.

 Сол никогда не ругался. Это знали мы все.

 Вульф тяжело вздохнул.

 – Это не ваша ошибка. Все нормально. А женщина? Опишите её поподробнее.

 – Да, сэр. Ей было двадцать три – двадцать четыре года, рост пять футов и пять дюймов, вес сто восемнадцать фунтов. Одета она была в легкое коричневое шерстяное пальто, под которым была рыжевато-коричневая шерстяная юбка или платье. На голове у нее была большая коричневая шляпа с белым матерчатым цветком, на ногах – легкие коричневые закрытые туфли. Шатенка с карими глазами – в последнем я не уверен. У нее хорошая фигура и хорошая осанка; при ходьбе она слегка покачивается. Волосы у нее мягкие и красивые, лицо скорее продолговатое, чем круглое, с овальным подбородком; черты лица обычные, не за что уцепиться, цвет лица – светлый, приятный. Я почти все время видел её со спины, поэтому про её лицо больше ничего сказать не могу. Что касается ног, то они довольно красивы, щиколотки узкие.

 Вульф повернулся ко мне.

 – Ну как, Арчи?

 В другом месте с кем-нибудь ещё я бы помедлил с ответом, чтобы иметь время немного подумать, и тогда было бы проще.

 Но здесь были Ниро Вульф и Пензер.

 – Да, – сказал я, – её зовут Эстер Ливси.

 – Отлично. Значит, выходные в Коннектикуте? Сказала Вестпортовской полиции, что ничего не знает о мистер Нейлоре и не имела с ним никаких контактов?

 – Да, сэр.

 – Позвони мистеру Кремеру или Стеббинзу.

 Развернуть вертящееся кресло на пол-оборота и снять трубку телефона не составляло никакого труда, но иногда простые вещи оказываются самыми трудными. Я не выполнил приказания шефа. Вместо этого я провел рукой по поверхности стола, смахивая несуществующую пыль, затем внимательно осмотрел потолок.

 – Ну, – потребовал Вульф, – в чем дело?

 Я пожал плечами.

 – Мне это напомнило, – сказал я, – одно из знаменитых замечаний Фердинанда Боуэна, сделанное им в тюрьме Синг-Синг, когда его попросили пройти к электрическому стулу, который был для него приготовлен. Он пробормотал: «Эта идея мне невыносима». Не то чтобы я считал, что мое положение идентично, но я был сильно не расположен…

 – Что тут невыносимого?

 – Я люблю смотреть, как солнечные лучи проходят сквозь волосы мисс Ливси.

 – Фу. Позвони Стеббинзу.

 – Кроме того, хотя я действительно назвал её имя, все, что имеем, – это описание, и я думаю, надо чтобы Cол посмотрел на нее и подтвердил свои наблюдения, прежде чем мы бросим её в огонь.

 – Мы не обязывались ловить убийцу мистера Нейлора Я не собираюсь оплачивать поездку Сола и тебя в Вестпорт.

 – И не нужно. увидит её в понедельник в компании «Нейлор-Керр».

 – Нечестно скрывать информацию…

 – Послушайте себя! Пожалуйста, только послушайте что вы говорите!

 Мой голос непроизвольно повысился.

 – Одна из основных причин, почему вы любите добывать информацию, состоит в том, что вы можете не давать её полицейским, вы же знаете это! Сейчас, если вы сами позвоните Стеббинзу, вы поступите просто глупо! И вы этого не сделаете, потому что тогда я откажусь от своих слов, и вам же будет плохо. На основании описания а я могу сказать, что это была герцогиня Бримстоун, которая приехала…

 – Арчи, – рассвирепел Вульф, – эта девушка тебя очаровала? Она довела тебя до безумия?

 – Да, сэр.

 Это сразу остудило его. Он откинулся в кресле, кивнул сам себе, сложил губы в виде буквы «О» и, наконец выдохнул воздух.

 – Понедельник сойдет, – заявил Вульф тоном, будто только идиот мог думать иначе. – Я был резок, – он посмотрел на часы, висевшие на стене, которые показывали без двух минут четыре – время для его послеобеденной встречи с орхидеями. Он выбрался из кресла и выпрямился. – Приходите в понедельник утром, Сол, пойдете с Арчи в город. А сейчас пойдемте со мной наверх в оранжерею. Я хочу кое-что вам предложить.

 Они ушли. Сол поднялся по ступенькам, а Вульф – на своём лифте. Цель их ухода напомнила мне о необходимости заняться бумагами о цветах и растениях, поэтому я открыл ящик стола и достал кипу записок от Теодора.

 Мне нужно было ещё выспаться за прошедшие дни, и я решил этим заняться с субботы на воскресенье.

 Вскоре после того, как они с Солом ушли в оранжерею, я почувствовал, что не могу сосредоточиться на бумагах о растениях. Тогда я сел в автомобиль и поехал на Двенадцатую улицу, чтобы посмотреть, как идут дела у полиции. Сержант Пэрли Стеббинз не счел нужным ставить меня об этом в известность только потому, что несколько часов назад я наслаждался ролью последнего человека, который видел Нейлора живым. Тем не менее мне позволили поболтаться на участке достаточно долго, чтобы я мог убедиться, что ничего нового и важного не обнаружилось. Конечно, они попытались выудить из меня информацию о том, каким образом Вульфу удалось узнать, что Нейлор взял такси на Пятьдесят третьей улице, но я упрямо твердил, что ничего об этом не знаю, и это фактически было правдой. Шофера тоже заполучить ещё не удалось, хотя по номеру машины полиция пришла прямо туда, где он должен был быть. Он уехал в Коннектикут ловить сельдь, и за ним послали нарочного, и я только Богу молился, чтобы его там не нашли прогуливающимся с Эстер Ливси вдоль берега реки.

 Вульф считал, что в субботу утром я спал дольше обычного из-за Эстер. В субботние вечера я часто отправлялся с какой-нибудь особой женского пола на хоккейный или бейсбольный матч или на бокс в «Гарден», но в ту субботу после ужина я довольно долго работал в кабинете, а затем объявил, что хочу спать. Взяв с собой несколько пончиков, джем из черной смородины и кувшинчик молока, я уселся в своей комнате и стал обдумывать ситуацию.

 Одежду девушки Сол описал прекрасно, и по этому описанию, особенно по коричневой шляпе с белым матерчатым цветком, я прекрасно знал, что с Нейлором была именно Эстер Ливси. Я не считал, что она свела меня с ума, но когда девушка гладит мужчину по голове, следует ожидать, что у него возникнет желание пройти через небольшие испытания, чтобы убедиться в её искренности. Кроме того, не часто бывает, когда с первого взгляда на девушку вы чувствуете, что она прекрасна и никто на земле, кроме вас, не знает об этом, и это тоже казалось мне веским основанием.

 Я думал, что следует дать ей шанс стереть это грязное пятно, если только это не такое пятно, которое не отмывается. Я хорошо представлял, на что был бы похож процесс отмывания, если бы мы натравили на нее Кремера и его головорезов. Возможно, её болтовня с Нейлором во время прогулки касалась только частных вопросов, не связанных с тем, что его ожидало. Если же между этими событиями существовала связь и Ливси предпочитала держать это при себе, для меня было совершенно очевидно, что она вполне могла попасть в руки мужчин, которые поочередно допрашивали бы её днем и ночью, мужчин, которые даже и не подумали бы снять шляпу перед леди. Сидя в своей комнате, я думал, не поехать ли мне на машине в Вестпорт, чтобы поговорить с ней. Поразмыслив, я решил не ехать, разделся и лег спать, потому что, если в итоге все будет плохо, спасать положение будет Вульф, а не я…

 На следующее утро, в воскресенье, когда я кончал завтракать на кухне, наслаждаясь последними глотками второй чашки кофе и читая газету, раздался звонок в дверь. Фриц пошёл открывать, и через мгновение я услышал в холле женский голос. Я сложил газету и пошёл навстречу клиентке.

 – Там леди, Арчи, – сказал мне Фриц.

 – Да, ты только о них и думаешь. Привет.

 Это была Роза Бендини, миссис Гарольд Энтони. Она выглядела хорошо и была смущена, так, по крайней мере, мне показалось…

 Она прошла через холл ко мне и почти потребовала:

 – Ради Бога, обними же меня!

 Я не считал это требование ультиматумом, но Фриц, направлявшийся к себе на кухню, был ещё тут, а он в силу своего швейцарско-французского происхождения мог быть очень назойливым насмешником. Поэтому я попытался удержать её и заговорил довольно резко, но она продолжала бормотать что-то, придвигаясь ко мне все ближе и ближе.

 Фриц стоял как беспристрастный наблюдатель. Она не понижала голоса, и мы так и стояли у нижней ступеньки лестницы, в то время как Вульф завтракал в своей комнате этажом выше.

 Я притащил её в кабинет, усадил в красное кожаное кресло и сурово сказал:

 – Ты выглядишь так, будто только что удрала с ночной пирушки и тебя преследуют. Твой муж случайно не гонится за тобой?

 – Мой муж? – Роза, волнуясь, даже привстала с кресла. – Где он?

 – Не знаю, это я тебя спрашиваю, сиди спокойно. После того как ты убежала от меня в тот вечер, я уложил его и сделал ручным.

 Я думал, что эта информация в какой-то степени повлияет на её память и поможет вспомнить прошлое.

 – Ты видела его с тех пор?

 Роза не ответила. Очевидно, о муже она меньше всего беспокоилась. Она отодвинулась к спинке кресла и сказала, очень четко выговаривая слова:

 – За мной гонится полиция.

 – Шестерых я застрелю, затем начнем бросать камни. Как далеко они сейчас?

 Внезапно она вскочила и уселась ко мне на колени, так что я даже не успел увернуться, второй раз умоляя крепко обнять её, и мне показалось, что будет меньше хлопот, если я не стану спорить и уступлю этим просьбам.

 Я заключил её в объятия, а она обхватила мою шею, прижимаясь ко мне всем телом, чтобы контакт был более полным.

 Мне приходилось держать в руках существа, подобные ей, но те через некоторое время начинали дрожать, здесь же все было наоборот. Роза сначала дрожала, но постепенно это прошло, и через какое-то время она согрелась и успокоилась в моих объятиях, зарывшись лицом в мою шею.

 Наконец она приподняла на дюйм лицо и пробормотала мне в ухо:

 – Я так испугалась, что была готова броситься с набережной. Я всегда боялась полицейских, с тех пор, как помню себя. Это, наверное, потому, что они арестовали моего брата, когда я была совсем маленькой.

 Она снова крепко прижалась ко мне.

 – Когда я пришла домой, швейцар и Изабель (это девушка, которая живет напротив меня по коридору) сказали, что за мной трижды приходили полицейские и что они могут прийти снова каждую минуту, – нет, держи меня крепче, я не возражаю, даже если дышать трудно, – и я, представь, не пошла к себе в комнату, а просто убежала. Я побежала к метро; не знаю, куда я собиралась ехать, и, когда я села в поезд, идущий из центра города, я вспомнила о Ниро Вульфе, поэтому я вышла на Тридцать третьей улице и пришла сюда, чтобы с ним встретиться. А тут оказался ты! Как это случилось? Теперь ты должен меня поцеловать.

 Мне пришлось держать её довольно крепко, чтобы удержать в прежнем положении.

 – Я никогда не целую женщин до полудня, за исключением тех, с кем я завтракал. А потом ты пойдешь домой?

 – Да. Теперь давай завтракать. О, я знаю, как ты тут оказался! Эта заметка в газете! Тебя зовут Арчи Гудвин, и ты блестящий сотрудник Ниро Вульфа!

 – Точно. И ты теперь в том доме, куда ты не хотела идти со мной. Где ты была вечером в пятницу, в субботу и в субботу вечером?

 Она куснула меня в шею.

 – Как раз сюда ударил меня твой муж, прежде чем я с ним управился. Так где ты была?

 Она поцеловала меня в то место, которое укусила.

 – Опомнись, детка, – сказал я серьезно. – Тебе придется рассказать об этом полицейским, поэтому будет лучше, если ты потренируешься здесь.

 Это оказалось ошибкой. Она начала заметно дрожать. Чтобы заставить её успокоиться, я стиснул очень сильно её плечи и сказал:

 – Я пройду сквозь полицейских, словно ветер сквозь Уолл-стрит, и, возможно, устрою так, что буду с тобой, когда они придут. А для этого мне нужно знать, как обстоит дело. Где ты была?

 Она снова испугалась, и мне пришлось её успокаивать. Если верить рассказу, в пятницу вечером она вернулась в свою квартиру в Гринидж Виллидж довольно рано – около девяти часов, потому что мужчина, который пригласил её в ресторан, имел совершенно извращенное представление об их программе на тот вечер.

 Она проспала несколько часов, когда начались звонки и стук в дверь. Сначала она не отвечала, так как боялась, что это был ухажер, пригласивший её на ужин; затем она подкралась к двери и услышала, что посетитель допрашивает девушку, живущую напротив. Тогда она снова забралась в постель и пролежала до утра, дрожа и не сомкнув глаз, опасаясь полицейских. Между шестью и семью она встала, оделась, собрала сумку и выскочила из дома. Она села в метро и приехала на квартиру на Вашингтонских холмах, где жил со своими родителями её муж. Его родители посоветовали ей сообщить о себе в полицию, чтобы та смогла расспросить её и покончить с этим делом, но так как они не настаивали, она до самого воскресного утра так и не решила, как ей поступить. В это время её муж, руководствуясь исключительно мотивами личного порядка, пришел к ней в спальню, чтобы напомнить о супружеских обязанностях. Обстановка настолько накалилась, что весь дом заходил ходуном, и её выгнали бы на улицу, даже если бы там была снежная буря. Она оделась, уложила сумку, вышла из дома и после нескольких поездок на метро без определенной цели нашла в себе мужество отправиться по собственному адресу на разведку. Однако все её мужество улетучилось, когда она узнала, что в доме действительно были полицейские, которые заходили уже три раза. И вот она оказалась тут.

 Рассказывала Роза все это довольно долго. Когда она закончила, мы уже сидели спокойно, но она так и не встала с моих колен.

 Я был взбешен.

 – Черт возьми, – сказал я, – ты без толку потеряла столько времени, когда они тебя искали, – с десяти до двенадцати ночи в пятницу. Ты была одна в постели, когда легко могла бы иметь свидетеля! За добродетель надо платить. Твой муж сказал тебе, что он уже был в участке?

 – Да, он мне все рассказал.

 – Он признался, что я его немного покалечил?

 – Да, жаль, что я не осталась.

 – Сейчас тебя должны заботить более важные вещи. Ты влипла, детка, но я подумаю, что тут можно сделать. Что ты хочешь на завтрак? Сок, овсянку, яйца, ветчину…

 – Мне нравится все, кроме рыбы. Но можно сначала я приму ванну? Моя сумка внизу в холле.

 Значит, пока она поест, будет, вероятно, часов одиннадцать. Вульф уже закончит заниматься своими цветами и спустится вниз.

 Поэтому, когда я отвел её в комнату для гостей, выходящую на юг, на том же этаже, где была и моя комната, я прежде всего проверил, чтобы полотенце и прочие умывальные принадлежности были на месте.

 Тогда же я поцеловал её, с тем чтобы больше к этому не возвращаться, к чему я уже морально себя подготовил.

 Из кабинета я сообщил Вульфу по внутреннему телефону о нашей гостье, а затем пошёл на кухню дать Фрицу указания насчет завтрака для нее.

 Несмотря на установленные нами рекорды по сближению, ямочки на её щеках и искреннее желание дать мне почувствовать её расположение, я так и не согласился с мыслью о том, что Роза Бендини – это сама только правда и невинность. В расследовании о смерти Мура было ещё рано ставить точку, а тут ещё добавилась и смерть Нейлора, и я не видел причины, почему бы Вульфу не заняться в порядке развлечения небольшой работой и не посвятить себя часика на два, в промежутке между временем для цветов и ленчем, труду исследователя, избрав Розу в качестве объекта для изучения. Я продал ему эту идею за завтраком, правда, изложив её несколько иначе.

 Беседа началась довольно мило вскоре после одиннадцати. Вульф сидел за своим столом, а Роза – в красном кожаном кресле. Одета она была очень по-домашнему – в какой-то наряд из искусственного шелка вишневого цвета.

 – Очень пугающее сочетание, – проворчал Вульф, – ваша одежда и это кресло.

 – О, извините, – она переместилась на желтое кресло, которое любил Пензер.

 Это создало между ними атмосферу взаимопонимания и хорошие перспективы для интересного разговора, но долго этот разговор не продлился. Вульф успел выяснить у нее только предварительные детали, например, какие обязанности у помощника главного делопроизводителя, как раздался звонок в дверь. Раньше в таких случаях, требующих осторожности, например, когда в кабинете находится клиент, скрывающийся от правосудия, я немного приоткрывал пальцем жалюзи, чтобы через щелку посмотреть на улицу, но недавно мы установили специальное стекло, сквозь которое было видно только в одном направлении. Мне все ещё приходилось каждый раз убеждать себя, что я мог видеть посетителя, а он меня – нет. Посмотрев таким образом сквозь стекло, я вернулся в кабинет и сказал Вульфу:

 – Это мистер Кросс. Вы хотите его видеть?

 – Нет, скажите ему, что я занят.

 – Возможно, он принес вам орхидеи, – я был недоволен его непонятливостью и позволил себе выразить это вслух.

 – К черту, – Вульф сжал губы. – Прекрасно. Если вы не возражаете, мисс Бендини? Пройдите, пожалуйста, в вашу… в ту комнату. Это не надолго.

 Роза сразу же поднялась и ушла. Проходя через холл, я подождал, пока она не поднялась на два марша лестницы и пока не открылась и снова не закрылась дверь в южную комнату. Тем временем дверной звонок снова зазвонил.

 Я прошел к входной двери, открыл её настежь и возмущенно сказал:

 – Мой Бог, вы прямо не даете человеку надеть тапочки!

 Инспектор Кремер, за которым по пятам следовал сержант Пэрли Стеббинз, не удостоил меня и кивком, несмотря на помощь, которую я оказал им в пятницу вечером. Они прошествовали через холл в кабинет, а я шёл следом за ними.

 – Доброе утро, – сказал Вульф.

 – Боже милостивый, – рявкнул Кремер. – Итак, вы снова вляпались!

 – Я? Во что?

 – Сейчас скажу, во что, – в голосе Кремера чувствовалась угроза. – Это займет одну минуту или несколько часов. Придется вам выбирать. Зачем Нейлор приходил сюда в пятницу вечером, когда он ушёл и куда направился?

 – Это не займет и минуты, мистер Кремер. Нейлор не был здесь в пятницу вечером. Мне не нравится ваша манера. Мне она редко нравилась. Всего наилучшего, сэр.

 – Вы говорите, что… – на мгновение Кремер потерял дар речи, – Нейлор не приходил к вам в пятницу без двадцати девять, в ночь, когда он был убит?

 – Нет, сэр. Я говорю вам это второй раз и считаю, что этого достаточно. Вы можете…

 – Мой Бог, вы сошли с ума! – Кремер был в смятении. – Он свихнулся, Стэббинз!

 – Да, сэр.

 – Приведите этого человека.

 Пэрли зашагал к выходу. Кремер подошел к красному кожаному креслу и сел. Я наблюдал за Вульфом, чтобы, как только он даст сигнал, выставить Пэрли с человеком, за которым он пошёл, кем бы тот ни оказался. Но Вульф не подавал сигнала, решив, очевидно, что Кремера быстрее выведет из себя его скучающий вид.

 Тишину нарушало только дыхание Кремера, которого хватило бы на нас троих. Наконец в холле послышались шаги. В комнату вошел человек, сопровождаемый Пэрли. Это был начинающий лысеть человек средних лет, среднего роста, с широченными, как амбар, плечами. Войдя, он плюхнулся на стул, который пододвинул ему Пэрли.

 – Вот, – отчетливо и со значением произнес Кремер. – Это Карл Дарст. В пятницу вечером он работал на такси «Силект» номер девять – сорок три, лицензия номер XX один – девять – семь – четыре – четыре – ноль. Дарст, кого вы посадили к себе на Пятьдесят третьей улице между Первой и Второй авеню?

 – Того парня, фотографию которого вы мне показали, – голос у Дарста был сиплый и неприветливый. – Он заорал на меня: – Клянусь Богом, если это не так! Мое единственное воскресенье…

 – Это был тот человек, чье тело вы видели в морге?

 – Э, думаю, что тот. Было трудно определить, но это точно был он.

 – Это был Керр Нейлор. Он был на фотографии, которую я вам показывал. Куда вы его отвезли?

 – Он велел мне поехать на Западную Тридцать пятую улицу, дом номер девятьсот четырнадцать, и я его туда привез.

 – Это тот адрес, где мы сейчас находимся?

 – Да.

 – Что произошло, когда вы сюда приехали?

 – Когда он заплатил мне, то сказал, что не уверен, есть ли кто-нибудь дома, и попросил подождать, пока он не выяснит. Я стал ждать. Он поднялся на ступеньки и позвонил, дверь открылась, и он стал с кем-то разговаривать. Тогда я убрался восвояси. Я не стал ждать, пока он зайдет внутрь, потому что он меня об этом не просил.

 – Но дверь открылась на его звонок, и он с кем-то разговаривал?

 – Да, я в этом уверен.

 – Хорошо, идите и ждите в машине. Возможно, я попрошу вас прийти ещё раз. Вы хотите спросить его о чем-нибудь, Вульф?

 Вульф, по-прежнему скучающий, равнодушно покачал головой. Дарст поднялся и вышел, но сержант Стеббинз остался. Кремер подождал, пока за Дарстом закроется входная дверь, после чего заговорил со спокойной уверенностью человека, у которого есть карты в запасе.

 – Итак, я говорю, что вы сумасшедший. Дело тут совершенно ясное, и я хотел бы услышать ваше опровержение. Попробуйте мне доказать, что если Нейлор позвонил в дверь и ему открыли, то это не значит, что он вошел, но в таком случае я попрошу вас рассказать, каким образом вам удалось узнать, что в половине девятого он сел в такси на Пятьдесят третьей улице. Минутку, я не закончил. Неплохие аргументы, верно? Но если это так, разъясните во имя Бога, почему вы позвонили мне в офис и сказали, что он взял такси, и даже дали номер этого такси? Зная, что найти его не составит никакого труда? Я же говорю, вы сумасшедший. Обычно, когда вы начинаете крутить, я имею по крайней мере общую идею, в каком направлении вы двигаетесь, но на этот раз вам придется рассказать все как есть. Буду рад выслушать вас.

 – Фу, – пробормотал Вульф.

 – О'кей, начинайте с этого.

 – Арчи, – обычным голосом спросил меня Вульф. – Ты ходил в кино в пятницу вечером?

 – Да, сэр.

 – Во сколько ты ушёл отсюда?

 – Как раз около восьми тридцати.

 – Тогда ты не мог открыть дверь мистеру Нейлору.

 Вульф нажал кнопку на своем письменном столе, и через минуту дверь в холл открылась и появился Фриц.

 Вульф обратился к нему.

 – Фриц, вы помните тот вечер в пятницу после ужина, когда Арчи ушёл в кино?

 – Да, сэр.

 – И что немного позднее, примерно без четверти одиннадцать, я думаю, пришел мистер Кремер?

 – Да, сэр.

 – Это вполне удовлетворительно описывает вечер. Был ли звонок в дверь вскоре после того, как Арчи ушёл?

 – Да, сэр.

 – Кто это был?

 – Он не назвал себя. Это был мужчина.

 – Что он хотел?

 – Он спросил мистера Гудвина.

 – Продолжайте, расскажите до конца.

 – Я сказал ему, что мистер Гудвин вышел. Он спросил, дома ли мистер Вульф, и я ответил утвердительно. После того как он немного подумал, он спросил, когда вернется мистер Гудвин, и я сказал, что, возможно, вскоре после одиннадцати. Я спросил, не хочет ли он оставить свою визитную карточку, но он ответил отрицательно. Он повернулся и пошёл вниз по ступенькам, и тогда я закрыл дверь Кремер издал звук, который Вульф проигнорировал.

 – Когда это было?

 – Было восемь сорок пять, когда я вернулся на кухню. Я сделал запись как всегда… Господи помилуй!

 – В чем дело?

 – Я забыл сказать об этом Арчи! Когда он вернулся здесь был инспектор Кремер, а затем он ушёл к себе наверх и спал допоздна в субботу. Это очень плохо, сэр…

 – Ничего страшного. Это не имело бы никакого значения. Вы говорили мне об этом?

 – Нет, сэр. Вы читали эти три книги, а он не оставил своего имени…

 – Опишите этого человека.

 Фриц сосредоточился.

 – Он был небольшого роста, ниже меня, на нем было пальто и шляпа. У него было маленькое лицо, и выглядел он обеспокоенным и изголодавшимся, как будто плохо ел.

 – Хорошо, Фриц, это все, спасибо.

 Фриц ушёл, закрыв за собой дверь в холл. Вульф повернулся к Кремеру.

 – Ну, сэр?

 Кремер покачал головой.

 – Нет, – сказал он подчеркнуто. – Хотя вы даже научили Фрица, что надо говорить, я по-прежнему считаю вас сумасшедшим. Откуда вы узнали, что Нейлор взял такси и почему вы позвонили…

 Вульф оборвал его:

 – Прекратите орать на меня. Вы никогда не поймете, как распознать, когда я лгу, а когда нет. В субботу после обеда в этот кабинет пришел человек и сказал мне, что видел мистера Нейлора садящимся в такси. Я расспросил его и убедился, что факты, о которых он мне рассказал, полностью совпадали. Тогда я немедленно позвонил в вашу контору и передал эти факты мистеру Стеббинзу. Что же, черт возьми, тут ненормального?

 – Кто был человек, который пришел к вам?

 – Нет, сэр, вам это знать не надо.

 – Извините, инспектор, – вмешался Пэрли Стеббинз.

 Кремер взглянул на него: – В чем дело?

 – Если нам будет нужно разобраться с этим, можете не беспокоиться. Если это был не Гудвин, значит, это был кто-то из ребят, работающих на Вульфа: Гор, Кэтер, Дэркин, Пензер или Киме. Скорее всего он следил за Нейлором. Поэтому либо вам надо с этим завязывать, либо, если он будет упрямиться, мы можем послать и привезти их.

 Позвонил телефон. Я повернулся вместе с креслом и взял трубку. Это был Пензер, который хотел поговорить с Вульфом.

 – Конечно, – сказал я тоном, которым разговаривают с клиентом, когда намереваются выслать ему большой счет. – Он как раз здесь, мистер Платт. Кстати, пока я у телефона, хочу вам сказать, что та большая юридическая фирма, которая утверждает, что желает только справедливости – не будем называть имена, знаете ли, – хочет попытаться привлечь вас к ответу, и самым лучшим вариантом для вас будет улизнуть куда-нибудь по крайней мере на день-два. Есть много мест, куда вы могли бы поехать кроме дома. Вы согласны?

 – Нет ничего проще, – сказал Сол, – если я тебя понимаю. Кто там, Кремер?

 – Да, я думаю, они проявят настойчивость насчет этого. Передаю трубку мистеру Вульфу.

 Вульф взял трубку. Следуя моей линии, он притворялся, что говорит с Платтом. Поскольку он сделал мне знак повесить трубку, что означало, что его договоренности с Солом по-прежнему меня не касались, я так же мало понял из их разговора, как и Кремер с Пэрли, то есть ничего. В конце разговора Вульф просто хмыкал. Пэрли чихнул. Мы втроем сидели и ждали, когда он кончит разговаривать, глядя на него, пока не произошло событие, заставившее нас перевести глаза на другой объект.

 Дверь в холл открылась, и среди нас оказалась Роза Бендини. Получилась двусмысленная ситуация: Вульф продолжал говорить по телефону, а два должностных лица и я сидели, уставясь на нее, стоявшую в дверном проеме в своей вишневой штучке, которая, как бы она там ни называлась, несомненно, не предназначалась для выхода на улицу. Я хотел сказать что-то вроде: «Мейбл, дорогая, мы обсуждаем деловые вопросы с этими джентльменами, поэтому иди назад в свою комнату и подожди меня» или: «Мы сейчас заняты, мисс Кармайкл, но скоро вас пригласим», однако первый вариант показался мне неприличным, а второй – нелогичным, а никакого заменителя у меня в данный момент не оказалось.

 Вульф, закончив разговор, бросил трубку и закричал на нее:

 – Что вы себе думаете, появляясь тут одетой таким образом? Немедленно идите наверх, пока я не освобожусь. Ждите меня!

 Его идея, как мне показалось, была не лучше той, что я отверг. Но здесь ни один вариант не был бы достаточно удачным. Роза не просто все испортила. Она пошла вперед, мимо Кремера и Пэрли, прямо ко мне. С такой же легкостью она могла додуматься снова усесться ко мне на колени, поэтому, не дожидаясь, когда она подойдет ко мне, я поднялся на ноги.

 – Ты обещал, что побудешь со мной, пока они тут, – сказала она. Строго говоря, это не было правдой, но было достаточно близко к правде, особенно для женщины, которая до смерти боится полицейских.

 – Перед входом стоит полицейская машина, поэтому я пришла в холл, послушала и догадалась, кто они, и я знаю, что у меня нет лучшего выхода, чем быть здесь с тобой и мистером Вульфом.

 Она повернулась и сказала Кремеру и Пэрли прямо в лицо:

 – Меня зовут Роза Бендини, или миссис Гарольд Энтони, любое имя сойдет, и я живу на Бэнк-стрит, номер четыреста восемнадцать, второй этаж, и когда в пятницу вечером ко мне приходил полицейский, я все время была дома в постели. Итак, о чем вы хотели меня спросить?

 Единственное, что я одобрил, было то, что она не схватила меня за руку или не прижалась ко мне. Она просто хотела сказать все это, будучи рядом со мной.

 – Это, – проблеял Кремер таким козлиным голосом, какого я у него никогда не слышал, – действительно интересно. Как долго вы её тут прячете, Вульф? У вас было достаточно времени, чтобы научить её, что надо говорить?

 – Кремер, вы тупица, – ответил Вульф.

 Я вмешался, думая, что лучше всего сейчас повернуть все это в положительную для нас сторону:

 – Я перемудрил, – сказал я с сожалением. – Как последний дурак, я велел ей появиться, когда чихну, а чихнул Пэрли. – Я посмотрел на Пэрли: – Откуда, черт возьми, я мог знать, что ты простудился?

 – О'кей, – Кремер поднялся, все ещё говоря козлиным голосом. – Полагаю, у вас тут есть какие-нибудь вещи, мисс Бендинн, одежда?

 – Да, но я…

 – У вас есть три минуты на то, чтобы переодеться если вы не хотите путешествовать, в чем вы есть. Идите и переоденьтесь.

 – Нет, – сказал Вульф. Его указательный палец выстукивал по столу, что означало, что он был готов взяться за этих разбойников и столкнуть их лбами.

 – Останьтесь, мисс Бендини.

 Его глаза впились в Кремера:

 – У вас есть ордер? Или вы обвиняете её?

 – Так, мелочи. Убийство. Материальный свидетель.

 – Свидетель чего?

 – Я скажу ей, а не вам.

 – Ну-ну, мисс Бендини, я вам советую не покидать этого места, если только вас не принудят силой. Пусть они вас отнесут.

 Я вмешался по нескольким причинам. Во-первых, Вульф не следовал какому-то плану, а просто был так взбешен, что не замечал этого. Во-вторых, Роза так побледнела и застыла, что я сомневался, могла ли она идти, особенно в сопровождении полицейских, и вряд ли было бы желательно, чтобы её вынесли из дома в платье, которое было на ней. В-третьих, хотя я ничего не обещал ей, я, безусловно, дал ей индульгенцию.

 – Послушайте, – сказал я Кремеру, – зачем весь этот сыр-бор? Если вы вынесете её отсюда и если она докажет, что замешана в этом деле не более чем я, вы будете иметь неприятности с мистером Вульфом, несмотря на его болезненный вид. Если вы не хотите беседовать с ней здесь, у меня есть предложение: когда она переоденется, мы с Пэрли отвезем её в центр в машине мистера Вульфа, и я буду присутствовать во время вашего разговора с ней и обещаю не вмешиваться в него. Я останусь с вами до тех пор, пока она будет у вас. Когда придет время, если только вы не будете готовы предъявить ей обвинение, она уедет вместе со мной. Какого черта, я же был с вами всю ночь в пятницу, не правда ли? Ну как?

 – Ты мог бы, – испытующе сказал Вульф, – попросить моего разрешения, Арчи.

 – Сегодня воскресенье, – сказал я Кремеру, – и в подтверждение этой сделки вы должны сказать «да» так громко, чтобы все вас услышали. Я бы предпочел увидеть, как вы несете её и даете мистеру Вульфу возможность убедиться в том, что может сделать закон, но мисс Бендини мне как сестра. Да?

 – Да, – смешался Кремер.

 Когда я шёл к автомобилю, я думал, что одна из ведущих ролей снова перешла к нам: мы были последними, кто видел Нейлора живым. Некоторое время этим человеком был я, затем Пензер, затем водитель такси. Теперь была очередь Фрица.

 Кто следующий?

 Я пропустил воскресный обед, но не ужин.

 При том, как все произошло, не было ничего странного, что Кремер думал, будто подцепил настоящую рыбу, а из Вульфа сделал посмешище. Но после получасовой беседы с Розой и со мной в своем кабинете, начав подозревать, что попросту выловил корягу, он передал нас лейтенанту Роуклиффу, а сам удрал на Центральную улицу. Роуклифф особенно не старался выполнить задание, поскольку его мнение обо мне в точности соответствовало моему о нем. Час или около того он бомбардировал Розу вопросами в своем стиле, почерпнутом из курса деловой грамматики. Одновременно он пытался исключить возможность моего вмешательства в допрос, не отвечая на мои замечания. Роуклифф остановился лишь тогда, когда его прервал человек из его подразделения, вернувшийся с Вашингтонских холмов, куда он ходил, чтобы проверить показания Розы у родителей мужа.

 Версию Розы подтвердили не только свекор и свекровь, но и её муж, который пришел вместе с человеком из подразделения Роуклиффа и попытался поднять небольшой скандал. Он не собирался позволять, чтобы его жену обижали, и хотел убедиться сам, что этого не происходит. Зная, чем был вызван отъезд жены из квартиры его родителей на рассвете в воскресенье, я смотрел на него с благоговением. Имея дело с бумагами компании «Нейлор – Керр», я заметил, что девизом этой фирмы было выражение: «Все в мире, везде в мире». Мне вдруг показалось, что девиз мужской половины персонала отдела фондов должен был бы звучать так: «Защити женщину». Или, если бы они захотели выразить это в шести словах, как у фирмы, то: «Защити свою женщину, неважно, чья она».

 В итоге Роуклифф остался практически ни с чем: обсуждать с Розой было нечего, за исключением вопроса, провела ли она в своей постели ночь с пятницы на субботу, особенно время с десяти до двенадцати часов. Здесь особенно не развернешься. Он послал полицейского на Бэнкстрит переговорить с привратником и другими жильцами, но они смогли рассказать только то, что не видели, как мисс Бендини пришла домой в пятницу ночью. Наконец около семи часов лейтенант закончил допрос, и я отвез Розу вместе с её багажом к ней домой, позвонив Вульфу, который сказал, что она вряд ли что-то скрыла от Роуклиффа. Муж поехал с нами, а затем я отвез его до станции метро. Зная уже к этому времени, что отношения между мной и его женой были чисто деловыми, он даже пригласил меня выпить с ним.

 Воскресный вечер я провел в кабинете за пишущей машинкой. Вульф тоже был там, но зрение было единственным из моих пяти чувств, которому это было известно. Когда позвонил Пензер, чтобы сделать ещё одно конфиденциальное сообщение Вульфу, я договорился утром встретиться с ним в центре, чтобы ему не пришлось приезжать к нам. Солу несколько раз звонили домой из полиции, и он собирался провести ночь на квартире у друзей. Возможно, что они настолько сильно хотели его видеть, что наблюдали за нашим домом, а я все ещё хотел соблюсти приличия и дать Эстер Ливси шанс сделать некоторые объяснения в благоприятной для нее атмосфере.

 Я был абсолютно уверен, что проверка Солом её личности будет лишь формальностью. Так и случилось. В понедельник утром я встретился с ним и взял его с собой в вестибюль здания на Уильям-стрит, где мы выбрали стратегически удобную точку для наблюдения за прибывающими и спешащими к лифтам людьми. В толпе сотрудников, которые, стуча каблуками, проходили и пробегали мимо нас, чтобы начать очередную трудовую неделю, я узнал несколько лиц. Было без двух минут девять, и я уже думал, что мы пропустили её и что придется идти наверх, где все будет гораздо сложнее и потребует дополнительной осторожности, когда Сол вдруг ткнул меня в бок и пробормотал:

 – Справа, тридцать футов, сейчас поворачивает, те же шляпа и пальто, идет позади высокого человека в очках, который направляется к лифту.

 – О'кей, – сказал я, как только Эстер Ливси зашла в лифт и его двери стали закрываться. – Ты что же думаешь, у нее может быть дюжина пальто? Она ведь честная работающая девушка.

 – Это меня не касается, – сказал Сол.

 – Ладно, теперь я имею в виду не её честность, а её имя. Итак, ты слышал её имя. Если ты случайно станешь звонить Вульфу и он случайно возьмет трубку, ты можешь сказать ему «да», а также передать, что я приведу её к нему, но пока не знаю когда. Мне надо ещё выяснить, работаю я тут ещё или нет. Сейчас должно начаться совещание директоров. Да ты не слушаешь!

 – Я смотрю. Ты знаешь того человека?– глаза Сола были направлены на кого-то. – Серое пальто и серая шляпа, большая и широкая, мясистое лицо, теперь он повернулся к нам спиной… заходит в лифт…

 – Да, я знаю его. А что?

 – Я его видел.

 – Не сомневаюсь.

 Зоркие, прищуренные глаза Сола и его запоминающее устройство под черепной коробкой сродни какой угодно системе идентификации, когда-либо изобретенной.

 – Ты, возможно, видел его семнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать восьмого года, когда он переходил Мэдисон-авеню на красный свет…

 – Нет. Я видел его в пятницу дважды. Когда Нейлор встретил женщину на пересечении Первой авеню и Пятьдесят второй улицы, этот человек стоял на другой стороне улицы в дверном проеме и смотрел на них. Часом позже, когда они простились на углу Второй авеню и Пятьдесят седьмой улицы, он стоял футах в сорока от них, тоже в дверном проеме, и когда женщина пошла по Второй авеню по направлению к центру, он пошёл за ней. Это все, что я видел, потому что Нейлор отправился в путь и мне надо было идти за ним.

 – На это можно положиться?

 – Я могу.

 – Тогда и я могу. На тот случай, если этот расплющиватель голов будет продолжать свои штучки и следующей жертвой буду я, сообщаю тебе, что этого человека зовут Самнер Хофф. Он работает в компании «Нейлор – Керр», и его кабинет находится в отделе фондов. Запомни это.

 – Хорошо. Больше тут ничего не требуется?

 Я сказал, что ничего, и ушёл.

 Я поднялся на лифте на тридцать четвертый этаж, не зная, что буду делать. Было вполне возможно, что делегация руководителей ждет меня, чтобы предложить убраться восвояси. Но меня совсем никто не ждал. Правда, когда я вошел в общий зал, обошел вдоль стены и прошел через длинный проход, на меня было обращено много различных взглядов, но их было всего лишь чуть больше, чем на прошлой неделе. Я повесил пальто и шляпу в своей комнате, немедленно вновь вышел в зал, пересек его, открыл дверь комнаты Эстер Ливси, вошел и закрыл за собой дверь.

 – Что вы хотите? – спросила она требовательным тоном.

 Эстер протирала свой стол и выпрямилась, когда я вошел. Она выглядела нервной, несчастной и раздраженной. Фриц сказал бы, что она не выглядела как хороший едок. Впечатление, что она попала в какую-то беду и что никто, кроме меня, не мог понять этого и помочь ей выбраться из нее, у меня не исчезало. Теперь даже закоренелый скептик сразу увидел бы, что она несчастна. И большую часть этой беды мне придется разделить с ней.

 – Меня зовут Арчи Гудвин, – сказал я, – и я работаю на Ниро Вульфа.

 – Я знаю. Что вы хотите?

 Очевидно, в отделе фондов все все знали.

 – Боюсь, что я не смогу ответить на ваш вопрос так же прямо и по делу, как вы спросили меня. Я могу сказать вам, чего я хочу, но оставлю пока более или менее в тайне ответ на вопрос, почему я этого хочу. Я бы хотел назначить вам свидание: мы встретимся сегодня после обеда часов в пять и сходим вместе к Ниро Вульфу. Он хочет поговорить с вами.

 – О чем?

 – Вы не слишком приветливы, – пожаловался я. – Этого я вам сказать не могу, могу лишь заметить, что это связано с убийством Керра Нейлора, и вы можете догадаться об этом с закрытыми глазами. Позвольте для начала просто спросить вас: вы сделаете это?

 – Конечно, нет. Почему я должна куда-то идти?

 – В таком случае, займемся следующим вопросом: почему вы должны пойти со мной. Больше всего я хотел бы обойти его, но невозможно иметь все. Мистеру Вульфу стал известен один факт, который имеет отношение к вам и Керру Нейлору, и он просит вас прийти. Природа этого факта такова…

 – Что же это за факт?

 Я покачал головой:

 – Природа его такова, что если вы не захотите прийти и позволить Вульфу задать вам вопросы, касающиеся этого факта, ему придется передать этот факт полиции, и тогда вопрос будет стоять по-другому. Если вы не пойдете, вас приведут, и атмосфера для вопросов будет иная.

 – Мой Бог, – сказала она голосом, лишенным всякой окраски, словно была слитком заторможена, чтобы чувствовать происходящее.

 Это разозлило меня.

 – Для вас же лучше, что я не полицейский, – заявил я. – Вы бы подумали, как представить это дело в наиболее выгодном для вас свете, пока не вмешалась полиция, если только до этого дойдет.

 Она резко и быстро подошла ко мне, положила ладони с расставленными пальцами мне на грудь, так что я вынужден был опереться на стол, подняла лицо и спросила голосом, в котором соединились требование и мольба:

 – Что это за факт?

 Она почти добилась своего. Но я успел остановиться, прежде чем ответ слетел с моего языка, и твердо покачал головой.

 – Нет. Вы узнаете это от Вульфа.

 – Вы не скажете мне?

 – Нет.

 – Значит, тут ничего нет. Я не верю. Нет никакого факта.

 – Как это нет, черт возьми, – я почувствовал досаду от того, что она не поддавалась. – Вы глубоко ошибаетесь. Вы только что сказали мне, что тут не только один, а два, может быть, больше фактов, и вы должны узнать, какой есть у Вульфа.

 Эстер, безусловно, раскрылась, но ещё не была побеждена и теперь демонстрировала, что может смело взяться за дело. Она подошла к вешалке в углу, взяла пальто и просунула руку в рукав.

 – Я пойду сейчас, – сказала она.

 – Погодите, – я подошел, чтобы помочь ей освободиться от пальто. – Сейчас у мистера Вульфа одно свидание, которое он не может пропустить, – это свидание с орхидеями до одиннадцати утра.

 Я взглянул на часы.

 – Мы можем выйти через час с четвертью. Я встречу вас в вестибюле без четверти одиннадцать.

 Но она знала, чего хотела.

 – Я не собираюсь просто сидеть тут, – сказала она, – а если попытаюсь печатать под диктовку, то не смогу. Нужно идти сейчас и подождать его. Побудьте тут минутку, пока я скажу мистеру Розенбауму.

 Я повесил пальто, которое держал в руках, и сказал, что мне нужно было до ухода ещё кое-что сделать в этом здании. Она сдалась, но только потому, что не имела надо мной власти. Я вышел, не имея никакого представления, как отреагирую, если она бросит свои фокусы и начнет себя вести со мной честно. Она согласилась встретиться в вестибюле в десять сорок пять, а я вернулся в свою комнату, поднял трубку телефона, позвонил Вульфу и предупредил его, чтобы он ждал нас в одиннадцать часов. Я также сказал о том, что узнал Самнера Хоффа, Затем я позвонил телефонистке компании «Нейлор – Керр» и попросил соединить меня с офисом президента.

 На этот раз мне пришлось долго уговаривать, чтобы меня с ним соединили. У него было важное совещание, и его нельзя было беспокоить, но я в конце концов убедил секретаршу, что в это утро я гораздо важнее всяких совещаний, и меня попросили не класть трубку. Я долго её держал. Через пять минут мне стало интересно, чем она занимается, а ещё через три минуты возникло подозрение, что меня собираются оставить голодать. Я уже начал слегка покачиваться, когда услышал голос секретарши:

 – Мистер Гудвин?

 – Все ещё тут и не потерял надежды.

 – Пожалуйста, поднимитесь в комнату директоров, на тридцать шестой этаж. Вас пустят.

 По её тону я понял, что это был исключительный случай – один из тысячи, – и тепло поблагодарил её.

 Секретарша на тридцать шестом этаже объяснила мне, где находится комната для совещаний. Когда я подошел к ней, охранник перед дверью убедился, что мое имя было действительно Гудвин, и открыл мне дверь. Я вошел с чувством собственного достоинства.

 Их, пожалуй, не проведешь. Комната была большая, с высокими потолками, хорошо освещенная и производящая сильное впечатление на такого рядового служащего, как я, который состоял в штате всего каких-то три пятых недели. Огромный ковер покрывал почти всю комнату. Стол из светлого орехового дерева был размером с мою спальню, хотя немного другой конфигурации. Вокруг него стояли просторные кресла, обитые коричневой кожей, – двадцать, а может, и больше – и все, за исключением четырех-пяти, были заняты. Два кресла стояли по торцам стола, остальные – вдоль него.

 В одном из кресел в дальнем конце сидел Джаспер Пайн. В другом утонул человек, чье тело было настолько маленьким, что большая часть кресла оставалась свободной. Возраст, несомненно, иссушил его. Я узнал этого человека с первого взгляда, потому что видел его портрет на стене в офисе президента: это был Джордж Нейлор, один из основателей фирмы и отец миссис Пайн, для меня Цецилии, и мистера Керра Нейлора, ныне покойного.

 Пайн, не вставая, сказал:

 – Джентльмены, это мистер Арчи Гудвин. Гудвин, здесь происходит совместное совещание совета директоров и некоторых руководящих работников. Это специальное совещание, созванное для того, чтобы рассмотреть вопрос о смерти мистера Керра Нейлора. Мы обсуждали его довольно продолжительное время во всех аспектах. Было сделано предложение, чтобы мы поручили мистеру Вульфу, вашему работодателю, продолжить расследование и заняться также смертью мистера Нейлора. Некоторые из присутствующих считают, что прежде чем решить этот вопрос, мы должны…

 Он остановился, потому что старый Джордж Нейлор пробормотал какое-то выразительное слово. Это слово часто можно слышать от фермеров, занятых на полевых работах, от шоферов грузовиков, детективов, которые подвергаются опасности, однако я не ожидал, что оно могло использоваться на совещаниях директоров.

 Основатель добавил к этому:

 – Это почти решено! Конечно, пусть Вульф продолжает!

 Я отметил, что его сын унаследовал тенор не от него. У основателя фирмы был баритон, все ещё громкий и сильный, хотя возраст уже давал о себе знать.

 По креслам присутствующих пробежал шепоток. Пайн возразил ему с вежливой почтительностью, но в его голосе проскользнуло некоторое нетерпение:

 – Я думал, мы согласовали, мистер Нейлор, что сначала должны выслушать Гудвина. Гудвин, расскажите нам, что вы уже сделали с тех пор, как пришли сюда в прошлую среду?

 Насчет того, чтобы предложить мне присесть, не было сказано ни слова, хотя в комнате стояло пять свободных кресел. Увидев, что одно из кресел у ближайшего ко мне края стола было свободно, я сел, устроившись поудобнее.

 – Вы предпочитаете услышать отдельные наиболее важные моменты, – спросил я, – или всю кухню?

 Пайн сказал, чтобы я начинал, а они меня остановят, если будет слишком много деталей. Так я и сделал. Я рассказал им то, что, по моему мнению, должно было их удовлетворить, но это нельзя было даже сравнить с моими полными выкладками для Вульфа. Кроме того, несколько моментов я выпустил полностью, например, мое первое знакомство с Гуинн Феррис, когда она сообщила мне, что делает ошибки при письме. Время от времени они прерывали меня, задавая вопросы или делая критические замечания, и, когда я перешел к сцене, происшедшей у дверей кабинета Самнера Хоффа, когда Керр Нейлор заявил мне, что знает, кто убил Уальдо Мура, они налетели на меня, как хищники. Очевидно, здесь было две школы мышления, а может, и больше.

 Один тип бросил мне в лицо:

 – Я знал Керра Нейлора двадцать лет, Гудвин, но никогда не знал, что он может говорить неправду. А вас я совсем не знаю.

 Этот субъект мне сразу не понравился, и я соображал, как к нему относиться. По возрасту он был моложе основателя компании, но явно старше меня. У него был широкий рот с полными губами, одет он был гораздо лучше других людей, находившихся в комнате, и имел привычку прерывать всех на полуслове. Я уже приготовил ответную реплику, как слово взял старый Джордж Нейлор.

 – Чепуха! Керр был заядлый враль с детства!

 Это не остановило великолепно одетого человека.

 – Конечно, – сказал он мне, – Керр Нейлор мертв. Но вы – нет!

 В его тоне слышалось сожаление по этому поводу.

 – Я веду список людей, – сказал я, – которые называют меня лжецом. Как вас зовут?

 Он снисходительно улыбнулся мне своим широким ртом.

 – Вы слишком стары, чтобы вас ударить, – признал я, вставая. – Но я знаю трюк, который используют для того, чтобы заставить заговорить немое животное, и будет очень интересно его испробовать…

 – Его зовут Фергюссон, – вмешался маленький жилистый парень с усами. У него был сухой взгляд и сухой голос, который хрустел, как хорошо прожаренный тост.

 – Садитесь, Гудвин. Его зовут Эммет Фергюссон. Он юрист, владеет большей частью активов и пытался в течение десяти лет сделать Керра Нейлора президентом этой компании. Последний раз голосование закончилось при соотношении девять к пяти против него и…

 – Разумно ли это? – спросил возмущенный голос. – При посторонних…

 – Если бы вы сделали президентом Керра, – заявил старый Джордж Нейлор, – я бы пришел сюда и своими руками выкинул бы его отсюда! Он был моим сыном, но не мог управлять делами нашей компании!

 – Из-за него компания могла бы понести убытки, – пробормотал маленький жилистый человек.

 Я сел назад в кресло и попытался придать моему лицу отсутствующее выражение, надеясь, что они будут продолжать семейную склоку, которая казалась мне интересной. Из их разговоров, достаточно утомительных для меня, я понял, что Керр Нейлор отказался стать управляющим, потому что он стремился к высшему посту, а именно – хотел быть президентом компании. По-видимому, в совете директоров, который, конечно, формально имел право голоса, сторонники Пайна располагали твердым большинством в две трети голосов, при этом Керр имел пять голосов. Интересно, подумал я, на чьей стороне была Цецилия и сколько усилий пришлось приложить старому Джорджу Нейлору. Но все же обо всем у меня сложилось лишь общее впечатление, потому что Пайн как председатель остановил дискуссию и велел мне продолжать.

 Поскольку вопрос о том, кто был лжецом, Керр Нейлор или я, с обсуждения сняли и не стали задавать в другой форме, я продолжал, и меня почти не прерывали. Я вполне основательно охватил все детали, но тем не менее пропустил ряд моментов, без которых они могли обойтись, такие, как последние события, связанные с Эстер Ливси. Когда я закончил, мне стали задавать вопросы, причем особенно старался хорошо одетый тип, пока Пайн не изрек:

 – Мы обсуждаем эту проблему уже два часа, джентльмены, и пора вынести какое-то решение. Первый вопрос: что делать с Ниро Вульфом? Гудвин, если мы попросим Вульфа продолжить расследование и заняться также смертью мистера Нейлора, что мог бы он сделать?

 Присутствующие зашумели. Пайн постучал молоточком и, пользуясь своей властью председателя, сказал:

 – Пусть Гудвин расскажет нам.

 Я окинул их взглядом, на лишние полсекунды задержав его на Эммете Фергюссоне. – Мистер Вульф мог бы поймать убийцу, – начал я, – если вы этого хотите, но…

 – Почему не полиция? – агрессивно спросил Фергюссон. – Это их работа.

 – Я не собираюсь, – сказал я собравшимся, – спорить с говоруном Фергюссоном. Можно продолжать?

 Маленький жилистый парень откинул голову назад и засмеялся. Кто-то сказал:

 – Замолчите, Эммет, или мы просидим тут весь день.

 – Все зависит от обстоятельств, – продолжал я. – Если вы думаете, что в этом деле скрыто что-то погорячей, и вы не хотели бы, чтобы это вышло наружу, немедленно отзовите мистера Вульфа. Если вы хотите поймать убийцу, но в принципе вас это дело не волнует, позовите полицейских: с мистером Вульфом вы напрасно потеряете деньги, потому что его услуги стоят дорого. Но если вы считаете своим долгом убедиться сами и убедить других, что работа делается как надо, и если вы полагаете, что для этого расследования требуется более чем хороший уровень детективной работы, без мистера Вульфа вам не обойтись, независимо от того, сколько он возьмет. Относительно того…

 – Вас не просили торговаться, – осклабился Фергюссон. – Вас просили…

 Я повысил голос:

 – Относительно того, что именно мистер Вульф может сделать, я не знаю. Никто никогда не знает, что может сделать мистер Вульф по делу, до тех пор, пока он этого не сделает. Я могу рассказать вам, на что он способен, но это займет неделю, хотя, возможно, многие присутствующие так или иначе уже кое-что слышали об этом.

 – Я предлагаю, – сказал маленький жилистый человек, – чтобы мы уполномочили президента поручить Ниро Вульфу…

 Раздался звук молотка.

 – Подождите, – Пайн обратился ко мне. – Гудвин, может быть, вы выйдете в приемную и подождете там?

 Я посмотрел на часы:

 – Я опаздываю на деловое свидание.

 – Мы все опаздываем, – проворчал кто-то.

 Пайн сказал, что это не займет много времени, и я вышел.

 Судя по посетителям, сидящим в приемной на стульях – некоторые из них выглядели так, будто у них лопается терпение, – деловые встречи накапливались. В одном из посетителей я узнал помощника районного судьи, и меня заинтересовало, кого из этой банды в зале для совещаний он дожидался. Я рассчитал, что мне придется стоять тут полчаса, если не больше, и уже подумывал, не сбегать ли вниз и не сообщить ли Эстер Ливси о задержке, когда пришел охранник и сказал, что меня просят зайти снова. Очевидно, они согласились с Пайном, что пришло время положить конец разговорам и начать принимать решения. Если, конечно, не собираются задавать мне другие вопросы.

 Но нет, они выполнили все формальности. Когда я подошел к столу, ко мне обратился Пайн.

 – Гудвин, мы хотим поручить Ниро Вульфу расширить его расследование, с тем чтобы включить в него смерть мистера Керра Нейлора. Вам нужно письмо?

 – Нет, здесь достаточно свидетелей. Таким образом, это дело превращается в дело об убийстве, что дает вам основание исключить меня из ведомости на получение зарплаты, если вы находите возможным, чтобы я приходил сюда и посещал отдел фондов. Я полагаю, мы будем сотрудничать?

 – Разумеется.

 – О'кей, мистер Фергюссон, сегодня в шесть часов мистер Вульф ожидает вас в своей конторе.

 В ответ на мои слова хорошо одетый тип заржал, широко открыв рот.

 – Зачем? – спросил Пайн.

 – Не обращайте внимания, – сказал я любезно Мистер Вульф сам с ним свяжется. Как прошло голосование?

 – Голосование?

 – Насчет найма мистера Вульфа?

 – Это неуместный вопрос, Гудвин, и вы знаете это. Я сказал…

 – Извините, мистер Пайн, это далеко не так. – Я оглядел сидящих за столом. – В расследовании убийства, джентльмены, не может быть ничего неуместного, все является чертовски важным для всех заинтересованных лиц. Я сказал вам, что не знаю действий мистера Вульфа, но он станет задавать мне вопросы, и один из его первых вопросов будет: кто голосовал против того, чтобы он занимался расследованием. Если бы вы позволили мне остаться в комнате…

 – Предложение нанять мистера Вульфа, – сказал маленький жилистый человек, – было принято одиннадцатью голосами против четырех. Против голосовали Фергюссон, Уайт, Фолк и Томас. Председатель, конечно же, не голосовал, но его замечания говорят о том, что он был бы за это предложение. Меня зовут Армстронг.

 – Премного благодарен. Теперь я пойду на деловое свидание.

 В дальнем конце приемной руководства было несколько телефонных будок. По пути к выходу я нырнул в одну из них и набрал номер. Обычно, когда меня не было дома, на звонки отвечал Фриц. Но на этот раз трубку взял сам Вульф.

 – Какого черта, где ты? – рявкнул он. – Уже восемь минут двенадцатого!

 Я не обиделся, потому что он вовсе не ругал меня. Он считал, что переезд из одного места в другое в Нью-Йорке является чрезвычайно опасным делом, и беспокоился обо мне.

 – Только что, – заявил я важно, – я покинул совещание директоров. Вас наняли для расследования обстоятельств смерти Нейлора. Это предложение было поддержано одиннадцатью голосами против четырех, и вы окажете мне личную услугу, если запомните одного подлеца, которого зовут Эммет Фергюссон. Когда вы его узнаете, то согласитесь со мной. Я буду на месте с мисс Ливси через пятнадцать минут.

 Несмотря на опоздание, я не боялся, что Эстер устанет меня ждать. Ей был нужен этот факт. И я оказался прав. Она стояла около почтового ящика в вестибюле, на стороне, выходящей на Уильям-стрит, и выглядела встревоженной, терпеливой и прекрасной. Но когда я приблизился, она повернула голову, чтобы сказать что-то человеку, стоявшему подле её локтя, и я чуть было не отпрянул назад, так как узнал его. Это был Самнер Хофф в пальто и в шляпе.

 Я остановился перед ними и заговорил с ней.

 – Извините за опоздание, но меня задержали наверху. Лучше всего взять такси…

 – Вы знаете мистера Хоффа? – спросила Эстер. – Он поедет с нами.

 Я этого ожидал, поскольку обратил внимание на его пальто и шляпу. Я посмотрел на него сверху вниз:

 – Поехали. Если мистер Вульф решит, что вы не нужны, я знаю, как все уладить, поскольку на прошлой неделе вы мне показывали, как это делается.

 – Я сам управлюсь, – отрезал он.

 – Ну не будьте грубы со мной, – жалобно проблеял я.

 Когда мы нашли такси, что было непросто в это время дня, он помог Эстер забраться внутрь и затем последовал за ней, усевшись в середину и оставив мне ближайший угол. Таким образом он оказался между нами. Хорошая идея, братец, подумал я, ты не забыл старый добрый девиз отдела фондов: «Защити свою женщину». Было очень приятно видеть, что, хотя он был гражданским инженером и в связи с этим аристократом, он не ставил себя выше всех, а строго придерживался правил хорошего тона. Честно говоря, глядя на его выдающийся двойной подбородок, у меня сложилось впечатление, что Эстер была нетребовательна в том, что касалось рыцарей, однако вполне возможно, что у него были и некоторые положительные черты, которых я не заметил.

 Когда мы приехали, он продолжал делать вид, что руководит нами: так было, когда мы выходили из такси и поднимались через крыльцо в дом, а затем проходили через холл в кабинет. Я надеялся, что он не будет возражать, если я возьму на себя инициативу представить их.

 – Возможно, вы помните, – сказал я Вульфу, – что в прошлый четверг человек по имени Самнер Хофф приказал мне убираться из его кабинета, когда я вошел, дружески к нему расположенный, и назвал меня при этом пронырой, сующим нос в чужие дела. Так это он. Если вы думаете, что он пришел извиниться, то ошибаетесь. Он пришел сюда, чтобы, как он говорит, управиться самому

 – Разумеется, – Вульф потянулся, чтобы налить себе пива. – Садитесь, мисс Ливси, садитесь, мистер Хофф. Хотите пива?

 Они согласились сесть, но от пива отказались. Вульф. который считал, что пивная пена хорошо действует на печень, начал пить пиво, и я сделал то же самое, когда сел в свое кресло.

 – Я могу добавить, что если вы предпочитаете говорить с мисс Ливси наедине, я не буду возражать против того, чтобы произвести над мистером Хоффом инженерную операцию и убрать его отсюда.

 – Нет, спасибо, – Вульф отставил стакан, вытер платком рот и откинулся назад. – Может быть, позднее.

 Он посмотрел на Хоффа и сказал ему:

 – Приступайте.

 – Пожалуйста, я начну, – сказал Хофф агрессивно, – когда я узнаю, в чем дело.

 – А, должно быть, у вас сверхординарные возможности, если вы готовы управиться с любыми неожиданными вопросами. По просьбе компании, в которой вы работаете, я стал расследовать смерть мистера Нейлора. Я говорю, чтобы вы знали, чем я занимаюсь. – Взгляд Вульфа остановился на Эстер: – Мисс Ливси, насколько мне известно, вы сказали полиции в Вестпорте, что ничего не знали о Нейлоре и что ваша связь с ним была ограниченной, поскольку вы работаете простой служащей в его отделе. Это правильно?

 – Не отвечайте ему, – резко потребовал Хофф, приступая к действиям.

 – Конечно, я отвечу, – сказала Эстер. Она сидела в красном кожаном кресле, лицом к окну. – Я отвечу на это. Сказала я по-другому, но в общем все сводится к этому: да, я так сказала. Мистер Гудвин сообщил мне, что вы узнали какой-то факт насчет меня и мистера Нейлора и если я приду сюда, вы скажете мне, что это за факт. Что…

 – Нет такого факта, – оборвал её Хофф, – и мы хотим знать, что вы от нас хотите?

 Вульф поднял палец.

 – Эта дверь, – сказал он, – ведет в помещение, которое мы называем передней комнатой. Стена и дверь звукоизолированы. Я полагаю, мистер Хофф, вам лучше пройти туда.

 – О нет, я останусь здесь.

 Защити свою женщину.

 – Чепуха. Даже если бы вы не были таким вялым, мистер Гудвин мог бы отвести вас в любое место, куда я попрошу. Арчи! Если мистер Хофф снова вмешается, удалите его, мне все равно куда.

 – Да, сэр.

 – Без церемоний.

 – Да, сэр.

 – Сидите тихо, Самнер, – сделала ему замечание Эстер. – Я только хочу выяснить, зачем мистер Гудвин меня сюда пригласил.

 Обратившись к Вульфу, она спросила:

 – Так что же вы знаете про меня и Нейлора?

 – Когда последний раз вы видели Нейлора, мисс Ливси?

 – Не отве… – начал было Хофф. Я ринулся к нему, прежде чем он закончил первый слог. Он не оборвал слова: они просто перестали из него выходить, и я, к своему сожалению, увидел, что никогда не буду иметь удовольствия врезать ему как следует. Он не подходил для этого. Его можно было бы толкнуть или выпихнуть, но он не стоил настоящего удара. Я снова сел.

 Впрочем Эстер Ливси не подчинилась.

 – Я не знаю, – сказала она. – Полагаю, что видела его в офисе в пятницу, но не заметила когда, не помню.

 Вульф покачал головой.

 – Не в офисе. В пятницу вечером, в шесть тридцать восемь, вы встретились на углу Первой авеню и Пятьдесят второй улицы; вместе с ним вы ходили туда и сюда около часа, после чего расстались в семь часов сорок одну минуту на углу Второй авеню и Пятьдесят седьмой улицы. О чем вы говорили?

 Эстер широко раскрыла глаза.

 – Это не так, – заявила она громким голосом, слишком громким.

 – Нет? Что же я сказал неправильно?

 – Все это неправда. Это не так.

 – Вы не видели мистера Нейлора после работы в пятницу?

 – Нет. Не видела.

 Пока все шло прекрасно. Очевидно, её разговор с Нейлором касался вопроса, который Эстер хотела сохранить в тайне, и было логично ожидать, что она станет отрицать факт своего свидания с ним, пока это будет возможно. Я ещё не рассказал Вульфу о страшном замешательстве, в которое она пришла сегодня утром, когда я зашел к ней в комнату, но сейчас я не считал необходимым делать это, поскольку у него были карты получше и ему только и оставалось, что играть.

 – Это нехорошо, мисс Ливси, – сказал Вульф. – Оставьте это. У меня есть свидетель.

 – У вас не может его быть, – заявила она. – У вас не может быть свидетеля того, что я была с мистером Нейлором, как вы говорите, потому что я не могла быть там, так как была в это время в другом месте. В пятницу вечером я ушла с работы в пять часов и поехала на Центральный вокзал, подошла к киоску на нижнем этаже и съела мороженое с сиропом. Я хотела сесть на поезд в Вестпорт, но в тот день мистер Хофф захотел поговорить со мной, и мы договорились о встрече. Мы встретились у киоска в шесть часов, поговорили там немного, а затем пошли наверх в комнату ожидания и продолжали разговор. Он убедил меня пойти с ним в театр и поехать в Вестпорт ночным поездом. В это время было уже поздно идти в ресторан, если мы хотели попасть в театр. Поэтому мы поели в большом кафетерии на Сорок второй улице, около вокзала. К сожалению, нам не удалось достать билеты на шоу, которое мы хотели посмотреть, и вместо этого мы пошли в кино. Мы смотрели «Лучшие годы нашей жизни». Затем я села в поезд на Вестпорт в одиннадцать пятьдесят шесть. На следующий день, в субботу, мистер Хофф – он знал, где я была, – приехал в Вестпорт и сказал, что мой долг – оказывать содействие полиции, поэтому я поехала в Нью-Йорк, где пошла к районному судье, которому рассказала то же, что и вам, и ответила на его вопросы. Так если вы говорите, что у вас есть свидетель, я бы хотела знать, кто он.

 Скоро ты узнаешь это, моя прекрасная маленькая лгунья, подумал я, внутренне взбешенный. Но только подумал. По мне нельзя было догадаться об этом. Лицо мое было непроницаемо.

 Вульф думал иначе. Он выглядел озабоченным, но снисходительным.

 – Похоже, – сказал он, – это у вас есть факты для меня, а не у меня для вас. У меня есть свидетель, мисс Ливси, но, очевидно, он ошибся. Конечно, вы подтверждаете все это, мистер Хофф?

 – Подтверждаю, – сказал тот решительно.

 – Тогда вопрос решен. Я должен попросить у вас прощения, мисс Ливси, что является для меня довольно редким случаем. Что же касается моего свидетеля, не могли бы вы сделать мне одолжение? Пришлите, пожалуйста, вашу фотографию – хорошую и, по возможности, одну из последних.

 – Для чего? – смутилась Эстер.

 – Разумеется, – согласился за нее Хофф. – Я не знаю, для чего вам нужна фотография, но она, конечно, пришлет.

 – Хорошо. Благодарю вас. Сегодня и, если возможно, с нарочным. Свидетель может обратиться в полицию: не нужно запутывать её больше, чем это уже получилось. – Вульф поднялся с кресла. – Всего наилучшего, мисс Ливси. Всего хорошего, мистер Хофф. Спасибо, что пришли. Я весьма вам признателен.

 Я вышел с ними в холл. В дверях Эстер обратилась ко мне, протягивая руку:

 – Извините, если я была невежлива сегодня утром, мистер Гудвин. Наверное, я была расстроена.

 – Не стоит, – сказал я, глядя ей в глаза. – Вы нервничали. Любой человек, которого затронуло убийство, становится нервным, иногда даже сам убийца.

 Я вернулся в кабинет, снова уселся в свое кресло и стал смотреть, как Вульф открыл новую бутылку, наполнил бокал, подождал, пока пена не осела ровно на дюйм ниже края бокала, и начал пить. Он поставил на стол пустой бокал и вытер губы платком..

 – Исключительно тонко сделано, – пробормотал он – Но они – пара идиотов.

 – Восхитительно – это не то слово, – сказал я. – Мне она доставила огромное удовольствие. Вы заметили, что она даже назвала фильм, на который они пошли? Она не сказала только, как называлось мороженое, которое ела. Это, конечно, было оплошностью. Есть одна деталь, которую вы не знали, но сомневаюсь, чтобы это имело значение. Я всего лишь сказал ей, что вы хотели расспросить её об одном факте, но она так разволновалась, что едва не выскочила из комнаты. Как бы там ни было, этот факт не является единственным, гарантирую. Что мы теперь будем делать: отдадим её на растерзание?

 – Нет, – сказал Вульф мрачно. – Сомневаюсь, что мистер Кремер сможет из них что-нибудь вытрясти. Да и как он сможет: она возьмет и расскажет эту наглую ложь, которую я не выношу. Как насчет а? Он как следует посмотрел?

 – Нет. Возможности не было. Он вычислил её сам и сказал «да» – вы знаете, что у а это хорошо получается. Он даже близнецов вычислит. Я вам говорил, он также заметил Самнера Хоффа. – Я фыркнул. – Защити свою женщину.

 – Что?

 – Ничего. Это девиз. Этот пошлый спектакль, который мы только что наблюдали, заставляет меня снова подозревать отдел фондов. Когда я покидал совещание директоров, я грешил на тридцать шестой этаж – убийство на самом высоком руководящем уровне, – но не теперь. Мне кажется, что тут может быть комбинация. Я не хочу вычеркивать из этого дела Эммета Фергюссона.

 – Расскажи мне о совещании.

 Я рассказал в надежде, что Вульф меня слушает. Хотя это было сомнительно, так как он держал глаза открытыми. Если он не закрывает глаз, когда я ему докладываю, это обычно означает, что его мысли находятся в другом месте, и я никогда не знал, насколько далеко. В данном случае я подозревал, что он отсутствует наполовину, и я догадывался, о чем он думает.

 Вульф тонкими полосками срывал защитную оболочку с Эстер Ливси и сыпал соль на обнажившуюся плоть. Она хорошенько надула его. Он рассчитывал получить от нее хотя бы намек на то, какая дорожка вела в заросли, а какая выводила из них, а вместо этого получил беззастенчивую ложь, прикрываемую Самнером Хоффом.

 Когда я закончил доклад, он не стал задавать мне вопросы или делать замечания, а пробормотал, что хотел бы поговорить с мистером Кремером. Когда я соединил его, он сказал Кремеру, что, проверяя алиби и прослеживая передвижения людей вечером в ту пятницу, следует уделить особое внимание тому, что делал Самнер Хофф от шести до восьми часов. Кремер, естественно, захотел узнать, почему, поскольку полиция интересовалась другим временем – от десяти до полуночи, и отказ Вульфа объяснить, чем обусловлен его совет, разумеется, вызвал у него рычание. Вульф повесил трубку, глубоко вздохнул, откинулся назад, но через долю секунды был вынужден распрямиться снова, поскольку позвонил Пензер.

 Сол коротко доложил, но я не слышал, о чем. Вульф воспринял это без замечаний, но, ворча, велел у прийти в контору в шесть часов и добавил:

 – Эта ужасная женщина просто дура. Кремер вас ещё не достал? Конечно, нет. Теперь вы можете ему показаться. Пусть он вас найдет. Расскажите ему о мистере Нейлоре, но не ссылайтесь на мисс Ливси или мистера Хоффа. Не трогайте их. Они подсунули нам историю, которую нельзя опровергнуть ничем, кроме ваших слов. Их двое, а вы один, и мистер Кремер будет часами, а возможно, и днями вас терзать, ничего не получив. Вы бы лучше закончили с ним сейчас, чтобы прийти сюда к шести часам.

 Вульф повесил трубку и посмотрел на меня.

 – Арчи! По крайней мере нас наняли для того, чтобы мы выполнили работу, и мы знаем, что это за работа. После ленча поезжай снова в компанию и используй свои глаза, уши и язык, как того потребуют обстоятельства и позволят твои возможности.

 Он взглянул на часы:

 – Вызови Дэркина, Гора, Кэтера и Кимса. Я хочу, чтобы все они были тут к шести часам. Если они работают и им понадобится стимул, дайте им его. Эта женщина ещё не раз пожалеет о сказанном.

 Прошла неделя. Семь дней и семь ночей. Мы подошли к другому понедельнику – последнему, в то же время ни к чему не подошли.

 Это был самый длинный бесполезный период, который был у нас когда-либо при расследовании дела об убийстве. В это утро второго понедельника, позавтракав, я надел пальто и шляпу, чтобы идти в город и приступить к следующей рабочей неделе в конторе «Нейлор – Керр». И если бы Вульф попросил меня поделиться с ним краткой информацией о моих планах на эту неделю, на это ушло бы у меня не более десяти секунд. Я просто зашел бы в кабинет и вручил ему чистый лист бумаги, а если бы он пожелал иметь три экземпляра доклада – три листа. Это включало бы задание не только для меня, но и для всех нас: самого Вульфа, Сола Пензера, Билла Гора, Орри Кэтера, Фреда Дэркина, Джонни Кимса и инспектора Кремера со всей его командой.

 Полиция сделала все, что должна была сделать, и даже больше. Её эксперты, вооружившись микроскопами и химикатами, доказали, что тело Нейлора было перевезено в емкости на полу автомобиля, который его затем переехал. Это доказывало, что он был убит или оглушен где-то в другом месте, и затем тело перевезли на Тридцать девятую улицу для последнего акта. Согласно этой версии, тело находилось там, где убийце это было нежелательно, поэтому ему пришлось отвезти труп в другое место. Почему бы не снова на Тридцать девятую улицу, раз она была такой же пустынной, как и в прошлый раз? Он мог выбросить тело из автомобиля, выбрав момент, когда поблизости никого не было, и если бы до того, как он подал машину назад и переехал тело, появился прохожий, он просто не стал бы этого делать, нажав на газ.

 Естественно, желание убийцы скрыть, где и чем был убит Нейлор, возбудило любопытство полицейских, и над этим работало несколько отделений. Пытаясь выяснить, где находился автомобиль, эксперты изучили под микроскопом каждую частичку пыли и грязи на шинах и даже из-под шасси. Пэрли сказал мне, что один из них хотел продать идею, что автомобиль был в Пассаике, штат Нью-Джерси, но не нашел на нее покупателей. Кроме этого, не было никаких результатов.

 Было опрошено около двух сотен служащих отдела фондов, каждый от одного до пяти раз. Роза Бендини и её муж, Гуинн Феррис, Самнер Хофф, Эстер Ливси и Бен Френкель были одними из самых популярных, но ни в коем случае не единственными. Высказывалось предположение, что убийца Нейлора виновен в смерти и Уальдо Мура, но не исключались и другие возможности. Из работавших на тридцать четвертом этаже людей по крайней мере половину можно было заподозрить в убийстве, что создавало довольно широкое поле деятельности для полицейских. Пэрли сказал мне, что для любого новичка, желающего поучиться слежке за передвижениями людей и проверке их алиби, это было хорошей школой, так как вариантов было множество.

 Операция не ограничивалась только тридцать четвертым этажом. Работа велась и наверху, на тридцать шестом этаже, с директорами и руководящими работниками, только, конечно, иными методами, поскольку вице-президенты и директора более чувствительны и ранимы, чем машинистки или начальники секций. Но работать с ними пришлось так же тщательно, особенно когда дни и ночи растянулись в неделю, не дав ни единой ниточки. Старшие сотрудники полиции, которые работали по этому делу, обнаружили обычное переплетение ревности и соперничества, желание сделать подножку или подсидеть, но все это, вместе взятое, в том числе изучение передвижений и проверка алиби, ничего не дало. Наиболее обещающе на этом фоне выглядела попытка Керра Нейлора оттеснить Джаспера Пайна и занять президентское кресло, но и этот вариант не дал результата, потому что, во-первых, Нейлор ждал поста президента в течение многих лет и ничего не добился, а во-вторых, Пайн спал у себя в постели в ту ночь, когда был убит Нейлор, судя по тому, что Вульф, Кремер и я узнали от Цецилии.

 Не удовлетворившись всем этим прекрасным материалом, добытым в «Нейлор – Керр», полиция решила попытать счастья в других местах. Она расширила круг поисков, включив в него всех, кого Мур или Нейлор когда-либо знали или с кем были связаны. Но результат получился нулевым, как и на Уильям-стрит. На основании предположения Вульфа о том, что в отчете Самнера Хоффа о его передвижениях с шести до восьми часов было что-то неестественное, полицейские несколько раз опросили обоих – Хоффа и Эстер, – а также испробовали другие линии расследования, и тоже безрезультатно. К полудню субботы, через восемь дней после смерти Нейлора, они так расстроились, что лейтенант Роуклифф лично пригласил меня присоединиться к ним, чтобы исследовать в третий раз документы и вещи Нейлора. Но, как и полицейским, все они показались мне неинтересными, за исключением написанного от руки документа на сорока шести страницах, в котором Нейлор излагал свою программу для фирмы «Нейлор – Керр» на тот случай, если он станет её президентом. Составленный им список руководителей и директоров компании, от которых он собирался освободиться, мог бы оказаться полезным, если бы не был чертовски длинным.

 Тем временем Вульф все больше расстраивался. Правда, он платил пяти агентам, не считая меня, – Пензеру, Гору, Дэркину, Кимсу и Кэтеру, но ему это ничего не стоило, так как оплата включалась в счет клиенту. И чем бы вы думали занимались последние четверо агентов? Может быть, разрабатывали какой-нибудь искусный и сложный план, который придумал Вульф, используя свои способности и воображение? Ничуть не бывало! Они следили за Эстер и Самнером, что было равносильно тому, как если бы компания «Нейлор – Керр», желая нанять детектива, выбрала бы агентство наугад из справочной книги. Вот как далеко продвинул Вульфа в этом деле его гений! Что касается Сола Пензера, то я не знал, какие у него инструкции, но догадывался, что у него находилась фотография, которую Эстер Ливси прислала нам по просьбе Вульфа. Я подозревал, что он собирался бродить с ней по городу, отыскивая людей, которые могли её видеть.

 Доклады о передвижениях Эстер и Самнера, поступавшие от Гора, Дэркина, Кимса и Кэтера, не стоили даже записи в досье.

 Однако все четверо радовались, потому что за объектами их наблюдения одновременно следила и полиция, что делало все мероприятие весьма дружеским.

 Высокомерность мне не присуща. Я не могу себе её позволить, потому что в течение долгого безрезультатного периода расследования от меня было не больше пользы, чем от остальных. Я выполнял отдельные поручения, которые не стоят даже упоминания, но большую часть времени находился на Уильям-стрит, в отделе фондов, пытаясь кого-нибудь надуть. Дома я только завтракал, потому что мне приходилось работать сверхурочно. В понедельник вечером я пригласил Розу пообедать и потанцевать со мной. Во вторник я сделал то же самое с Гуинн Феррис. В среду я сделал попытку пригласить Эстер. Сначала она согласилась, а через пару часов передумала, заявив, что попыталась отменить другое свидание, но не смогла. У меня было подозрение, что это вызвано происками Самнера Хоффа и я пришел к выводу, что если я попытаюсь повторить приглашение на следующий день или через день, я только буду унижен и, чего доброго, заработаю комплекс неполноценности. Поэтому я плюнул на эту идею и нанес удар по возможному свежему источнику слухов, который весил около ста пятидесяти фунтов и носил имя Элис Граймс. Она оказалась неудачным партнером во всех отношениях, и в четверг я повторил приглашение Розе, а в пятницу – Гуинн. Я не стал бы утверждать, что время и старания были потрачены совсем напрасно, но мне стоило усилий убедить себя, что мною двигала действительная необходимость, а не рутина (что было на самом деле), когда я включал стоимость понесенных затрат в счет клиенту.

 В течение недели Вульф и я трижды крепко поспорили об Эстер Ливси и Самнере Хоффе. Первый спор я проиграл, так как питался убедить его, что мы должны дать полиции возможность попробовать их расколоть. Вульф начисто отверг этот вариант. Он сказал, что, во-первых, Кремер будет раздражаться и подозревать нас из-за того, что мы долго скрывали этот факт от него. Во-вторых, Кремер не сможет как следует ими заняться, поскольку он не уверен, что мы больше ничего не скрываем и что не солгал. В-третьих, если даже он поверит у, все равно их будет двое против одного, и Эстер с Хоффом выкрутятся.

 Два других спора закончились вничью. Я настаивал на том, чтобы пригласить к нам Эстер и Хоффа по очереди, с тем чтобы Вульф хорошенько над ними поработал. Я брался доставить их сам, не принимая во внимание то, что они будут при этом чувствовать. Вульф утверждал, что это безнадежно. Он сказал, что, кроме одного маленького факта, относительно которого они договорились соврать, у него для разговора ничего нет, а они знали, что мы в курсе дела. Это был вечный шах, и начать было неоткуда. Я сказал, что это единственная трещина, которую мы обнаружили, и что ему следовало попытаться тем или иным способом вбить туда клин. Вульф наотрез отказался. Одно время я даже думал, что делается это из чувства противоречия, но, вероятно, он уже обдумывал эксперимент, который решил наконец осуществить в воскресенье вечером, и не хотел рисковать, чтобы не испортить его.

 По крайней мере, это не было ленью. Он действительно работал. Почти без напоминаний с моей стороны он согласился, что руководители и директора компании тоже заслуживали внимания, и, к моему удовлетворению, даже принял мой совет начать в четверг утром с Эммета Фергюссона. Тот вначале решил поиздеваться надо мной, когда я говорил с ним по телефону, но несколько удачно подобранных наглых инсинуаций поставили его на надлежащее место, и в два часа дня он неистово ворвался в кабинет Вульфа в своем десятидолларовом галстуке от Сулка, полный праведного гнева и готовый к битве. Вульф занимался с ним часа полтора, и когда наконец он вырвался от нас, выяснилось два момента. Первое: Фергюссон всегда выступал против того, чтобы кто-либо, когда-либо и для какой угодно цели нанимал Вульфа или меня; и второе: если бы Вульф или я пожелали пренебречь моралью и состряпать ложное обвинение в связи с этими убийствами, мы теперь могли бы, не сговариваясь, решить, кого нам избрать в качестве жертвы.

 Я бы сказал, что, по-видимому, никто из занятых расследованием смерти Нейлора ничего не добился и ничего не выиграл в течение этой недели, кроме меня. Оказалось, что это дело не только давало возможность изучать женщин за счет клиента, о чем мог лишь мечтать любой детектив до восьмидесяти лет; я также получил сезонные билеты на стадионы «Джаянтс» и «Янки». Получил не по почте или с посыльным: Цецилия принесла их сама. Когда в четверг я пришел домой за полночь, то обнаружил, что Вульф ещё бодрствует и, сидя за своим столом в кабинете, читает только одну книгу.

 Он заворчал на меня:

 – Где ты был?

 – Я же говорил вам, куда направляюсь. С Розой. Однажды, кажется несколько месяцев назад, я подумал, что Роза считала убийцей Мура своего мужа, но теперь я начинаю думать, что она сделала это сама. Мисс Бендини очень живая девушка.

 Вульф пожал плечами.

 – Записи о растениях ведутся очень плохо, а Теодору они нужны.

 – Конечно, нужны, – согласился я. – Что же я могу поделать, если дело это настолько сложное, что я вынужден работать день и ночь. – Я зевнул. – Вы мне устроили эту работенку в компании. Вы мне сказали, чтобы я использовал все мои силы, какие только потребуются в этих обстоятельствах… – Я зевнул:

 – Пойду, пожалуй, спать.

 – Нет, сейчас придет миссис Пайн. Она позвонила и сказала, что хочет передать тебе билеты на бейсбол, и я ей ответил, что ты скоро вернешься домой.

 – Боже мой! Может быть, вы тогда оставите нас вдвоем?

 – Нет. Я хочу её увидеть. В конце концов, она действительно этого хочет. И какого черта она хочет дать тебе эти бейсбольные билеты?

 Мне показалось, что мы сейчас поспорим, и я сел, чтобы сосредоточиться, но прежде чем я произнес хоть слово, мне пришлось снова встать, потому что зазвонил звонок входной двери. Я вышел в холл и, разглядев сквозь светонепроницаемую панель миссис Пайн, открыл дверь и пригласил её войти.

 Она протянула мне руку, и мы обменялись твердым дружеским рукопожатием. Она одарила меня теплой, открытой улыбкой, внимательно заглянула мне в лицо, кивнула – не мне, а самой себе – и весело сказала:

 – Я предвидела, что вы именно такой, даже когда ваше лицо было красным и исцарапанным. А толстяк дома? Я бы хотела увидеть его.

 Не ожидая разрешения, она двинулась вперед, и я последовал за ней в холл и дальше в кабинет. Она не протянула Вульфу руку, только вежливо кивнула, пожелав доброго вечера, и села на стул с прямой спинкой, на котором когда-то сидела, после того как я подвинул его к ней поближе.

 – Я полагаю, мадам, – сказал Вульф капризным голосом, – что вы хотели увидеть меня не меньше чем мистера Гудвина.

 – Не то чтобы очень, – заявила она. – Разве что всегда приятно напомнить человеку, особенно такому тщеславному, как вы, что я была права. Если бы вы сделали то, о чем я вас просила, моего брата не убили бы.

 – Неужели?

 – Конечно, нет, – миссис Пайн взглянула на меня. – Вы прекрасно знаете, Арчи, что несете ответственность за распространение слуха о том, что он вам сказал, будто знает, кто убил Уальдо Мура. Если бы вы держались в стороне от этого, как я того хотела, этого бы не случилось. Я вас не обвиняю, поскольку вы работаете на этого Вульфа и вынуждены делать то, что он вам велит. Разве не так?

 Миссис Пайн мило улыбнулась мне.

 – О, вот ваши билеты. – Она открыла сумочку среднего размера, вышитую золотым орнаментом, запустила туда руку и вытащила конверт. Я подошел к ней, чтобы взять его, и поблагодарил. Она попросила меня помочь снять манто, и я взял его – на этот раз это была шиншилла – и положил на диван. По-видимому, она носила траур, так как серое с черным платье по большей части закрывало её роскошное тело там, где раньше, до смерти брата, оно было открыто.

 – Я сомневаюсь, – пробормотал Вульф, – что это заключение верно. Ваш брат начал поступать беспечно и неразумно задолго до того, как появился мистер Гудвин. Кроме того, на прошлой неделе вы сказали, что смерть мистера Мура была случайной. Теперь вы считаете, что он был убит и тот же преступник убил вашего брата, чтобы отдалить разоблачение. Вы не можете придерживаться двух точек зрения одновременно, мадам.

 Он снова пытался воздействовать на нее логикой.

 Миссис Пайн полностью проигнорировала это:

 – Мой брат беспечный? Боже мой! – И добавила: – Вчера были похороны.

 Констатировала ли она прискорбный факт или намекала, что если бы не мы, то Керр Нейлор остался бы живым, сказать было трудно. Очевидно, она имела в виду первое, поскольку не стала развивать эту тему, а только послала мне взгляд без улыбки.

 – Вот видите. Арчи, этого бы не случилось, если бы вы приняли мое предложение, бросили работать с Вульфом и начали бы собственное дело. Сколько это будет стоить?

 – Одиннадцать тысяч четыреста шестьдесят пять долларов, – сказал я ей.

 – Так много?

 – Да, инфляция.

 – Многовато, но посмотрим, – она переключилась на Вульфа. – Что вы собираетесь теперь делать?

 – Мне поручили, – сказал он, – поймать убийцу вашего брата.

 – Это я знаю, но что вы собираетесь делать?

 – Поймать его. Или её, – Вульф погрозил ей пальцем. – А теперь, мадам, не хотели бы вы помочь?

 – Нет, – сказала она решительно. – Я не мстительная. – Она посмотрела через плечо: – Прикройте, пожалуйста, дверь. Арчи! Или принесите мне мех.

 Я предпочел первое и пошёл закрывать дверь.

 Между тем миссис Пайн продолжала:

 – Полиция интересовалась отношениями между моим братом и мной, что является неуместным и смехотворным. Один из них, вульгарный маленький лысый человек, открыто негодовал, что я не переполнена скорбью! Я в самом деле очень любила моего брата, но мои чувства к нему и к его смерти являются моим личным делом и никого больше не касаются. Желание, которое было ему всего дороже, желание стать активным руководителем компании, основанной нашим отцом, было совершенно безнадежным, потому что он не годился для этого. Ему надо было бы стать либо полицейским, либо пожарным – тем, кем он хотел стать, когда был маленьким мальчиком. Вы не сможете сделать его ни полицейским, ни пожарным, когда найдете убийцу. Я не думаю, чтобы он был убит, во всяком случае преднамеренно. Очевидно, это был несчастный случай. Что вы думаете. Арчи?

 – Мне интересно, о чем вы думаете, миссис Пайн, – я изобразил улыбку со значением. – Я хочу сказать, о чем вы действительно думаете, а не то, что вы говорите. Если вы склоняетесь к тому, чтобы заплатить наличными за доказательство того, что это был несчастный случай, забудьте это, никто не сможет вам его предоставить, даже мы. Вы за этим к нам пришли?

 – Нет, – она улыбнулась мне. – Эти билеты пришли сегодня, я захотела принести их вам, а заодно посмотреть, как выглядит ваше лицо.

 Она наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть меня.

 – У вас, должно быть, исключительно хорошая кровь: заживает очень быстро. Сколько вам лет?

 – Тридцать три.

 – Прекрасно. Мужчины в двадцать лет ещё такие сырые. У вас есть список проблем, для решения которых нужны одиннадцать тысяч четыреста шестьдесят пять долларов?

 Вульф издал многозначительный звук без слов, поднялся, пожелал посетительнице спокойной ночи и покинул комнату. Через минуту мы услышали, как открылась и закрылась дверь его лифта.

 – Нет у меня никакого списка, – сказал я обиженным голосом. – Если ваше доверие ко мне настолько неустойчиво, что вам нужно познакомиться со списком… Что касается моей крови, то она должна быть хорошей, так как я наполовину цыган.

 Я пересек комнату и положил руку ей на плечо.

 – Вот почему я могу понимать вещи, которых даже Вульф не понимает. Об этих двух смертях, Уальдо Мура и вашего брата…

 Она засмеялась.

 – Вы меня, конечно, не поняли, – заявила она, продолжая смеяться и демонстрируя при этом безупречные зубы. – Вашего отца зовут Джеймс Арнер Гудвин, и вы родились в Кантоне, штат Огайо, в девятьсот четырнадцатом году. Девичья фамилия вашей матери была Лесли. У вас два брата и две сестры. Нет, не цыгане. Я очень осторожная женщина. Арчи, осторожная и заслуживающая доверия.

 Она резко встала.

 – Причина, по которой я хочу увидеть список, заключается в том, чтобы убедиться, что вы включили все. Давайте сядем на диван и поговорим об этом.

 Мы были одни, весь этаж находился в нашем распоряжении. Фриц пошёл спать. Я был на ногах около восемнадцати часов, Цецилия, возможно, не более двенадцати. В подобной ситуации нельзя было обойтись полумерами.

 – Это опасно, – сказал я. – Мистер Вульф уже подозревает меня. Ради меня вы должны идти. Если я останусь здесь наедине с вами, он подумает, что я собираюсь обмануть его в этом деле, и отзовет мою лицензию, и тогда я не смогу начать свое дело, даже если вы этого хотите. Мы поговорим, когда эта история закончится… Но сейчас вы должны идти, миссис Пайн. – Я подумал, что мог бы закрепить эти отношения, и добавил: – Цецилия.

 На следующий день, в пятницу, я вернулся домой из «Нейлор-Керр» около половины шестого и пошёл к себе наверх, чтобы принять ванну и переодеться. В тот вечер Гуинн Феррис уговорила меня сходить в один из модных ресторанов, чтобы познакомиться с тамошней кухней и послушать музыку, поэтому нужно было переодеться во фрак. Мне следовало торопиться, так как Вульф просил, чтобы в шесть часов, когда он спустится из своей оранжерея, я был у него в кабинете и доложил ему о событиях дня. Доклад получился не ахти какой – совершенно бесцветный, но к этому времени Вульф с радостью хватался даже за недозрелую соломинку и внимательно выслушивал все детали.

 Он их так и не получил. Когда в пять минут седьмого я спустился к нему в кабинет, с ним сидел инспектор Кремер, исполненный решимости начать очередную утомительную свару.

 Услышав первые ворчливые слова, слетевшие с уст Кремера, я понял, что он пришел попытать счастья там, где не раз пробовал делать это и раньше, но никогда не добивался успеха. Он пришел, чтобы, так сказать, снять с Вульфа крышку и заглянуть внутрь. Это означало, что он пришел опустошенный. Все зашло в полнейший тупик.

 – Значит, вы следили за Нейлором, – заговорил он сварливым голосом. – Клянусь Богом, вы знали, что с ним должно было что-то случиться. Я скажу вам, что я думаю! Этот Пензер – лучшая ищейка в Нью-Йорке. Я ни на минуту не поверю, чтобы он потерял Нейлора! Он своих подопечных не теряет. Даже если с ним это случилось, когда Нейлор приходил сюда, неужели вы не велели бы ему проследить за Нейлором, когда тот ушёл, раз вы были заинтересованы в нем? Конечно, вы бы сделали это! Я думаю, Пензер оставался с Нейлором весь тот вечер: и тогда, когда он был убит, и тогда, когда на Тридцать девятой улице его переехал автомобиль!

 – Фу, – Вульф негодующе фыркнул.

 – Посмотрите сюда, – Кремер поднял палец. – Во-первых, вас наняли разнюхать, не является ли Нейлор причастным к смерти Мура. – Он поднял второй палец. – Во-вторых, Гудвин поставил его жизнь в смертельную зависимость от кого-то. – Третий палец. – В-третьих, вы приставили к нему вашего лучшего человека, чтобы тот следил за ним. – Ещё один палец. – В-четвертых, вы скрывали от меня Пензера в течение двух дней. – Кремер поднял большой палец. – В-пятых, вы старались натравить нас на Хоффа, и это оказалось обманом. – Из пальцев Кремера образовался кулак. – И в-шестых, вы держите Гудвина там, в компании, чтобы он развлекался с девочками, вместо того чтобы заниматься делом. Посмотрите на него, разодетого для вечеринки!

 – Я не знал, что вы меня заметили, – вежливо пробормотал я. – Спасибо.

 Но Кремер не просто заметил меня.

 – Посмотрите на это, – заревел он.

 – Я смотрю, – сухо сказал Вульф. – И это все, что вы хотите мне показать?

 Кремер откинулся назад, затем неожиданно снова ринулся вперед и положил кулак на стол Вульфа.

 – Я собираюсь сделать заявление, – сказал он медленно, подчеркивая каждое слово. – У меня было много возможностей, Вульф, взяться за вас или попытаться сделать это. Но вы знаете, что в действительности я никогда не обвинял вас в укрывательстве убийц и никогда не считал, что вы способны на подобный поступок.

 Он поднял кулак и снова опустил его.

 – Сейчас я это сделаю. Теперь я думаю, что вы способны на это, и, полагаю, вы занимаетесь этим. Мне кажется, вы знаете, кто убил Мура и Нейлора, и я думаю, вы препятствуете мне схватить его. Достаточно просто?

 – Вы понимаете, что вы говорите, мистер Кремер?

 – Вы чертовски правы, понимаю.

 – Арчи, – глаза Вульфа перешли на меня. – Выдвори его из моего дома. Если понадобится – силой.

 Я, однако, проигнорировал указание шефа. Кремер как-никак был полицейским инспектором и, возможно, был вооружен, а на мне был мой лучший костюм.

 Я продолжал сидеть на своем стуле.

 – Джентльмены, – сказал я усмехаясь. – Я думал, что вы оба благоразумные люди, но теперь вижу, что ошибался. Вы оба уже побиты, и тут уж ничего не поделаешь. Вы пытаетесь драться, действуя, как дети. Инспектор Кремер, вы же, черт возьми, хорошо знаете, что мистер Вульф – большой хитрец. Вам должно быть известно, что он слишком умен, чтобы заниматься укрывательством убийцы. Он не станет ходить или (что вернее) сидеть с убийцей в кармане под предлогом заботы о его здоровье. Вы просто сошли с ума и зря ломаете мебель. А вы, мистер Вульф, прекрасно понимаете, что все сказанное инспектором – это просто слова, и если бы вы держали себя в руках, вам бы ничего не стоило, сохраняя вежливость, заставить его ретироваться, вместо того чтобы приказывать мне изображать из себя осла. Вы просто огорчены и взбешены, так как в конце концов вам попался противник, слишком ловкий для вас.

 Я поднялся, направился к двери в холл и обернулся:

 – Прошу извинить меня, джентльмены, у меня свидание с подозреваемой. Я детектив и работаю по делу об убийстве.

 Я так и не узнал, чем закончился разговор. Вульф никогда об этом не упоминал, и когда немного позднее я попытался пару раз спросить его об этом, то получал в ответ лишь тяжелый вздох.

 Суббота и воскресенье были действительно очень грустными. В субботу утром во время завтрака Вульф вызвал меня к себе в комнату, и когда я пришел, разрешил мне сесть и молча наблюдать, как он мрачно расправляется с четырьмя тостами и блюдом из яиц с маслом, помня о табу насчет разговоров о делах за едой. Покончив с завтраком, он дал мне несколько сногсшибательных поручений. Он определенно решил наброситься на это дело. Я должен был провести эти выходные дни с Беном Френкелем, Гарольдом Энтони, Розой Бендини и Гуинн Феррис по очереди и привести их к нему. И он собирался провести выходные, выуживая у них сведения!

 Так все и случилось. За этими занятиями мы провели субботу и воскресенье, во время которых обделали ещё два-три небольших дельца: я, например, сходил к лейтенанту Роуклиффу ознакомиться с бумагами и вещами Нейлора. Вульф тоже что-то делал в эти выходные дни. В субботу он провел три часа с Гарольдом Энтони и четыре часа с Гуинн Феррис. В воскресенье он пять часов общался с Розой Бендини и шесть часов – с Беном Френкелем. Он действительно копал и потел.

 Поздним вечером, после того как ушёл Бен Френкель, Вульф довольно долго неподвижно просидел в своем кресле, после чего заметил низким рокочущим голосом, который перенял у своего последнего собеседника:

 – Мне, наверное, надо бы увидеться с другими людьми. С директорами и руководителями отделов. Ты можешь позвать их сюда завтра утром, часов в одиннадцать?

 Я печатал на машинке, пытаясь побыстрее покончить с записями о прорастании растений. Не поворачивая головы, я твердо заявил:

 – Не могу. Они занятые люди, инженеры. Они считают, что мы даем ложный сигнал тревоги. Даже Армстронг – вы знаете, это тот маленький жилистый мужчина, – даже он начинает подозревать, что они попусту тратят деньги компании.

 Он не стал спорить, даже не хмыкнул. Я продолжал печатать. Закончив с милгониями, я начал про фаленопсис. Бежали минуты, я трудился уже больше часа. Наступила полночь, была пора ложиться спать, но я не спешил, потому что Вульф откинулся назад, закрыв глаза и делая движения губами: он то выпячивал их, то поджимал, и так снова и снова. Мне было любопытно, чем все это кончится.

 Он поерзал в кресле, глубоко вздохнул и приоткрыл глаза, так что образовались две узкие щелочки.

 – Арчи!

 – Да, сэр.

 – Ты был прав.

 – Да, сэр.

 – Я, как ты сказал, сражаюсь против кого-то, кто слишком хитер для меня. Или слишком хитер, или слишком везуч. Мистер Мур мертв уже почти четыре месяца, а мистер Нейлор – девять дней, и что мы имеем?

 – Счет о понесенных расходах.

 – Да, это беспрецедентный случай. У нас есть только один факт, который мог бы нам помочь, – прогулка мисс Ливси с мистером Нейлором, но мы не знаем, имеет ли это значение или нет, и у нас нет возможности выяснить это. Мы не можем заняться отсортировыванием настоящих версий от поддельных, потому что у нас нет версий вообще. У нас буквально ничего нет. Нет и у Кремера. С нами когда-нибудь такое случалось?

 – Нет, сэр.

 – Нет, не случалось. Я нахожу это интересным, и меня это стимулирует. Что мы делаем, когда у нас нет версий? Ты знаешь?

 – Нет, сэр.

 – Мы их создаем. Нам, возможно, придется придумать их больше, но начнем мы с одной. В порядке эксперимента. Закрой эту проклятую машинку, поверни кресло в мою сторону и послушай меня.

 – Да, сэр.

 Ему понадобился почти целый час, чтобы нарисовать полную картину, в течение которого я делал пометки в блокноте. В конце концов он резко спросил:

 – Ну?

 Я неопределенно кивнул головой:

 – Если это лучшее, что можно придумать, мы должны попытаться сделать это, – или скорее я должен. Самое меньшее, что мы можем в результате этого получить, это ещё одно убийство.

 Лучшим свидетельством того, как мало мы продвинулись в нашей работе по этому делу, было изменившееся отношение ко мне со стороны служащих компании, что я почувствовал, когда появился в отделе фондов в тот понедельник. Было время, когда, проходя через зал, я ловил сотни обращенных на меня взглядов. Этого больше не было. Мне уделяли почти так же мало внимания, как и одному из посыльных мальчишек, разносивших почту.

 По плану операции мне предстояло первым делом нанести не слишком короткий визит Эстер Ливси. Желая, чтобы он состоялся по возможности раньше, прежде чем Розенбаум вызовет её для утренней диктовки, я сделал это сразу же после того, как оставил шляпу и пальто в своей комнате, которую мне все ещё позволяли занимать. Я пересек зал и вошел в её комнату, закрыв за собой дверь, которая к моменту моего прихода была открыта.

 Эстер закончила вытирать пыль и разбирала документы на письменном столе. Она искоса взглянула на меня, а затем резко повернула голову в мою сторону и спросила требовательным тоном:

 – Что вы хотите?

 Я сел и улыбнулся ей:

 – У вас вырабатывается дурная привычка спрашивать, чего я хочу. Это нервы.

 – Что вы хотите?

 Она выглядела старше, казалась утомленной, и я не пытался обманывать себя, что она стала для меня скорее коллекцией рассортированных клеток и почти на девяносто процентов состояла из воды. Я по-прежнему думал, что она во мне нуждается, и эта мысль все ещё не покидала меня, когда я смотрел на нее. Самым дьявольским во всем этом было то, что я был задействован в операции, которая, похоже, могла сделать её гораздо более несчастной.

 – Сядьте и расслабьтесь, – сказал я ей.

 – Нет, – она стояла с бумагами в руках. – Я могу сказать мистеру Розенбауму, что вы раздражаете меня.

 – Конечно, можете, – согласился я. – И я не стану отрицать этого. Я раздражаю многих людей, и вас в том числе. Так всегда бывает в обстоятельствах, подобных этим. Я сомневаюсь, что Розенбаум попытается уволить меня: это вызовет смятение, я стану кричать, ломать дверные косяки, и, может быть, бегать по залу и прятаться между столами. Однако вы можете просто не обращать на меня внимания и продолжать работать. Я не буду набрасываться на вас из-за спины.

 Эстер раскладывала документы, и на её лице, казалось, была гримаса, потому что она плотно сжала губы.

 – Кстати, о вашей работе, – продолжал я. – Помните, вы говорили мне однажды, что вам тут нравится и вы хотите тут работать? Я не думаю, что вам очень нравится работать здесь сейчас, когда начались эти неприятности. Но я могу понять, что вам необходимо иметь работу, так же как и мне. Я могу понять, что вы не хотите делать то, за что вас могут уволить. Поэтому не дожидайтесь, пока вас уволят. Уходите сами. У мистера Вульфа большие связи, один из его знакомых является старшим партнером в одной из лучших и крупнейших компаний в Нью-Йорке. Вы можете попытаться получить у них работу секретаря руководителя компании. Это – семьдесят долларов в неделю для начала, работа с половины десятого до пяти, два выходных в неделю, да ещё премия к Рождеству. Ваша комната будет раза в три больше этой, два окна, два ковра, любой тип машинки, какой вы только пожелаете, прекрасный вид на гавань и статую Свободы. Что вы на это скажете?

 Она разбирала документы, не глядя на меня. Ободренный этим, я продолжил анализировать её шансы на блестящую карьеру в юридическом бизнесе. Чтобы получить результат, которого я хотел добиться, мне было желательно провести с ней по крайней мере четверть часа, а ещё лучше – минут двадцать. Поэтому я принялся подробно обсуждать этот вопрос, рассматривая его со всех сторон. Развивая свою мысль, я выделил то, что, на мой взгляд, особенно заслуживало её внимания в моем рассказе, а именно: перед ней открывалась возможность получить работу стенографистки в суде, которая, несомненно, обладала значительной привлекательностью и материальными преимуществами. Тут я действительно разошелся. Я пробыл с ней двадцать три минуты и не видел причины, почему бы мне не дотянуть этот разговор до перерыва на ленч, когда я услышал, как сзади меня открылась дверь. Повернув голову, я увидел Самнера Хоффа.

 Он закрыл дверь, обошел меня кругом, чтобы оказаться со мной лицом к лицу, и сказал низким, угрожающим голосом:

 – Убирайтесь отсюда.

 Ничего лучшего я и пожелать не мог. Это оказалось очень кстати. Я посмотрел на него и ответил ему тем же тоном:

 – Убирайтесь сами, вы, проклятый любопытный сукин сын.

 Он отреагировал так, как этого можно было ожидать от кавалера, который врезал Уальдо Муру на виду у всего зала. Он дал мне понять, что я, вероятно, поступил с ним несправедливо в тот день в кабинете Вульфа; он был вполне способен оценить мой удар, хотя был возбужден и взбешен до крайности. Но ударить его здесь было бы неправильно: во всяком случае он настолько не умел драться, что всякая попытка с его стороны могла бы закончиться только его позором. Когда я встал со стула, он подошел ко мне, выставив правую руку, будто кроме этого кулака ничто в мире не заслуживало внимания. Я сделал резкое движение головой в сторону, уклоняясь от удара, и, пока он пытался восстановить равновесие, шагнул к двери, открыл её и сказал громким голосом:

 – Вы опоздали, мистер Хофф! Вам меня не остановить! Вы опоздали!

 Затем я побежал. Я бежал серединой зала, оглядываясь назад, чтобы посмотреть, следует ли за мной Хофф, и, добежав до четвертого стола, остановился. Затем я двинулся дальше, наслаждаясь вниманием к моей персоне, так как к этому времени взоры всех присутствующих были обращены ко мне. Добравшись до другого конца зала, я ввалился в свою комнату. Схватив шляпу и пальто, я вышел в коридор и, спустившись на лифте, покинул здание через главный вход. На Уильям-стрит я поймал такси и дал шоферу адрес Вульфа.

 Вульфа я нашел в оранжерее с Теодором: они рассматривали только что полученный каталог недавних поступлений. В помещении было влажно и тепло, поэтому я уселся на табурет, достал носовой платок и вытер лоб.

 – Ну как? – спросил Вульф.

 – Я провел с мисс Ливси более двадцати минут. Хофф ввалился к ней в комнату и приказал мне убираться. Я назвал его сукиным сыном и позволил ему преследовать меня. У него, должно быть, есть свои шпионы.

 – Прекрасно, продолжай.

 – Да, сэр. Я побуду здесь немного, чтобы показать, что мне пришлось информировать вас о захватывающих событиях, а затем вернусь назад. Мне по-прежнему не нравится одно обстоятельство. Каждый день я печатаю доклады после обеда и отношу их вам наверх около четырех тридцати. Если сегодня я изменю этот порядок и вручу вам доклад до полудня, кто-нибудь может подумать, что доклад не настоящий.

 – Ты говорил мне об этом вчера вечером.

 – Сегодня я это повторяю.

 – Существо доклада оправдывает это нарушение.

 – Случай с Нейлором тоже кое о чем говорит, а я следовал там обычной процедуре.

 Он передернул плечами:

 – Очень хорошо. Это не имеет значения, принеси как обычно, после обеда.

 Я ушёл, направился вниз, в кабинет, позвонил в компанию, попросил соединить меня с начальником резервного отдела и сказал, что хочу поговорить с Гуинн Феррис. Мне ответили, что она занята. Я сказал, что тоже занят. Через пару минут я услышал её голос.

 – Послушай, моя прелесть, – умоляющим голосом начал я. – Я нахожусь на Тридцать пятой улице, пришлось заглянуть к мистеру Вульфу. Но я освобожусь примерно через час и хочу у тебя кое-что спросить. Ради этого я пойду даже на то, чтобы угостить тебя ленчем. Давай встретимся на углу Уильям-стрит и Уолл-стрит в двенадцать тридцать?

 – Ах ты, негодяй, – возмутилась она. – Позволил, чтобы Хофф гнал тебя по коридору через весь этаж, а я даже не смогла этого увидеть, потому что работала в кабинете мистера Гендерсона. О чем ты хотел меня спросить?

 – Что-то очень важное. Предпоследний шаг в этой румбе. Так в двенадцать тридцать?

 Она согласилась.

 Я сидел, вытянув ноги и засунув руки в карманы брюк, и хмуро смотрел на кнопку комбинированного замка на сейфе, когда Вульф спустился из оранжереи. Когда он уселся в своем кресле и установил свой центр тяжести, я перевел свой нахмуренный взгляд на него и спросил:

 – Мальчики пришли?

 Он кивнул.

 – Все четверо?

 Он снова кивнул.

 Я покачал головой.

 – О'кей. Вероятность того, что эта идея в самом деле сработает, составляет, по-моему, один шанс из ста. Да и вы, наверное, так же думаете. Если это случится, я молю Бога, чтобы они не потеряли её и мне не пришлось ещё раз заниматься опознанием трупа.

 – Чепуха, – Вульф нажал кнопку, чтобы принесли пива. – Как я уже сказал, ничего такого решительного я от них не ожидаю. Но возможна какая-то реакция: слова, жесты, осторожные действия, и их ни в коем случае нельзя пропустить.

 – Да, – продолжал я хмуриться, – само собой, доверие необходимо. Я договорился с Гуинн пообедать у Фрисби, где молоки сельди стоят три доллара. У вас есть ещё предложения?

 Он ответил отрицательно, и тут вошел Фриц с пивом.

 – Да, моя горлица, – сказал я, – можешь взять ещё мартини, и ещё один, если у тебя не закружится голова. Ты должна быть трезвой как стеклышко.

 Я общался с Гуинн довольно давно и знал, что после третьего или четвертого бокала её прекрасные глазки имеют явную тенденцию становиться чуть косящими, а также затягиваться влажной поволокой. Кроме того, она могла начать ругаться. Я же предпочитал, чтобы Гуинн была милым ангелочком, о чем откровенно и сказал ей.

 Мы сидели в угловом кабинете у Фрисби и ели молоку сельди и салат из авокадо.

 – У меня не кружится голова, – сказала она, надув губки. – Такая девушка, как я, не может себе этого позволить. У меня голова всегда ясная, а зачем тебе надо, чтобы она была ясной? Чтобы узнать от меня ещё немного чуши про эту жуткую ночь в ту пятницу, которую я никогда не забуду? Прямо из постели в полицейский участок! Я никогда не думала, что дойду до этого, клянусь тебе!

 – Я тоже так не думал, – сказал я честно. – Нет, не про ту жуткую ночь, по крайней мере, не про твою роль в ней.

 Я сделал паузу, чтобы попросить официанта принести ей мартини и виски для себя.

 – Причина, по которой я сомневаюсь, – сказал я, – заключается в следующем: то, что меня интересует, сугубо конфиденциально. С другой стороны, я страшно нуждаюсь в твоем совете. Я знаю твою точку зрения об Эстер Ливси. Она действительно немножко не в себе? Как ты думаешь?

 Гуинн фыркнула. Я уже однажды говорил ей, что следует избавиться от фырканья.

 – Эта девушка не в себе? Ну уж нет! Что она пыталась тебе внушить?

 – Так, ничего особенного, – сказал я уклончиво. – Я не могу понять, что она хочет скрыть. Никак не могу.

 – Готова поспорить, что она хочет что-то утаить. Что она сделала?

 Я пребывал в сомнении. Не отрываясь, я смотрел в её прекрасные голубые глаза.

 – Это строго между нами, Гуинн, дорогая.

 – Разумеется.

 – Ты должна пообещать мне держать это в секрете.

 – Разумеется.

 – Я сказал мистеру Вульфу, и он разрешил мне поговорить с тобой.

 – Ради Бога, роди наконец.

 – Видишь ли, Эстер Ливси сказала мне сегодня утром, что она знает, кто убил Уальдо Мура. Она сказала, что знает это довольно давно.

 Вилка Гуинн с наколотым на нее кусочком авокадо остановилась на полпути ко рту.

 – Она сказала тебе, что знает?

 – Да.

 – Не может быть!

 – Так она сказала.

 – Боже!

 Вилка с авокадо медленно опустилась на тарелку и осталась там.

 – Я не удивляюсь, что это произвело на тебя впечатление, дорогая, – с симпатией сказал я. – Так было и со мной. Она сказала это как раз перед тем, как к нам ворвался Хофф и стал преследовать меня. Я рассказал об этом мистеру Вульфу, и мы попали в безвыходное положение, потому что не знаем её достаточно хорошо. Он решил, что я должен поговорить с кем-нибудь, кто хорошо информирован и заслуживает доверия и кто знает о ней все. Естественно, это могла быть только ты. Так она с придурью или как?

 Официант принес напитки. Гуинн посмотрела на свой мартини, будто на непреодолимое препятствие, а затем подняла бокал и выпила все его содержимое, сделав два больших глотка.

 – Так она сумасшедшая? – настаивал я.

 – Конечно, нет, – Гуинн вытерла губы салфеткой. – Боже мой, какая наглость! И она сказала кто?

 – Нет, но могла бы, наверное, если бы Хофф не прервал нас. Что ты…

 – Она не сказала случайно, что тот же человек убил и Нейлора?

 – Она не распространялась на эту тему, но все указывало на это.

 – Она не сказала, откуда у нее эти сведения?

 – Нет, но думаю, что скажет. Вот я и хотел тебя спросить, как с ней обращаться. Если она не сошла с ума, тогда она должна иметь…

 – Я опоздала, – заявила Гуинн. Она отодвинула свою тарелку, рассыпав при этом соль из солонки. – У меня всего час, и я должна…

 – Нет, ты не должна, – сказал я твердо. – Мне нужна помощь. Мне нужен совет, и я завишу от тебя. – Я посмотрел на часы. – У тебя есть ещё десять минут. Что же насчет нее? Может, она сказала это только для того, чтобы расквитаться с кем-нибудь?

 – Она высокомерная, самодовольная дура.

 Я продержал её там все десять минут, но не получил никакой другой полезной информации относительно Эстер Ливси или кого-нибудь ещё. Гуинн больше не сосредоточивалась на этом. Она была слишком обеспокоена, чтобы не опоздать на работу.

 Я решил, что для меня не имело существенного значения, увидят ли меня наверху возвращающимся после ленча в компании Гуинн или нет, поэтому я простился с ней внизу в вестибюле здания. После того как за девушкой закрылись двери лифта, я направился мимо сигаретного автомата к выходу, сделав на ходу знак широкоплечему мужчине, который стоял неподалеку. Выйдя на улицу, я завернул за угол. Широкоплечий человек догнал меня, и мы поздоровались.

 – Как дела, Орри?

 – До чертиков скучно, – проворчал он. – Она пообедала в пиццерии и затем вернулась на работу. Для меня есть что-нибудь стоящее?

 – Возможно, появится на следующей неделе. Наверное, дело это будет не таким уж скучным, так как начинать работать придется в пять утра. Ты не соня?

 – За ней я мог бы идти с закрытыми глазами. Есть что-нибудь новенькое?

 – Ничего, кроме того, что сегодня ночью, а может быть завтра, будет ночная работа. Если ты сделаешь неверный шаг и поранишь палец…

 – Я знаю, знаю. Как то, что моя фамилия Кэтер, а имя – Орри.

 – О'кей, парень.

 Я вернулся в вестибюль здания, прошел к телефонной будке, позвонил Вульфу и сказал ему, что шар запущен. У него не было новых предложений, и я не услышал ничего, кроме хрюканья. Я поднялся на лифте на тридцать четвертый этаж, пошёл в свою маленькую комнату, отметив, что снова достоин внимания служащих, сел за свой стол и вставил в машинку бумагу с копиркой.

 Намеченные мной направления были, конечно, обычными. Я напечатал их, а затем стал обдумывать, как все это сформулировать. Мои соображения могли быть либо важными, либо нет, в зависимости от того, с какого этажа придет реакция, которую мы ждали: с тридцать четвертого или тридцать шестого. Следует, подумал я, строго придерживаться фактов, не предлагать никаких фейерверков, не отходить от стиля моих предыдущих докладов, а главное – не переборщить. Решив это, я напечатал следующее:

 Развитие событий выглядит обнадеживающе. Сегодня утром в девять сорок я зашел в комнату к Эстер Ливси. Как я уже отмечал в предыдущих докладах, она снова отказалась прийти к мистеру Вульфу, который хотел побеседовать с ней подробно. Об этом я уже информировал. Мисс Ливси очень нервничала. Сначала она отказывалась говорить со мной. Когда я настоял на нашей беседе, она вдруг заявила, что не осмелилась пойти второй раз к мистеру Вульфу, потому что ей известно, кто убил Уальдо Мура. Она считала, что наша беседа носила конфиденциальный характер, однако заранее мы об этом не договаривались. Из сказанного ею можно было сделать вывод, что она также знала, что тот же человек убил и Нейлора. Я думаю, мне удалось бы получить от нее больше информации, если бы в комнату внезапно не ворвался мистер Самнер Хофф, который потребовал, чтобы я ушёл. У меня нет оснований думать, что ему было известно, о чем она мне рассказывала, так как мы говорили негромко, а дверь комнаты была закрыта.

 Я немедленно отправился к мистеру Вульфу в его офис, чтобы доложить ему об этом инциденте. По его мнению, к этому делу пока не следует никого привлекать, кроме меня, но что в то же время было бы непорядочно скрывать от клиента эту информацию. О любых дальнейших событиях буду докладывать без промедления.

 Вот что в итоге получилось. В первом проекте мне кое-что не понравилось, и, немного отредактировав текст, я снова его перепечатал. Из положенных в шкаф вторых копий моих докладов я и на этот раз устроил ловушку, протерев обложки папок и рассыпав на страницах крошки табака.

 Закончив все это и положив оригинал и первую копию доклада себе в карман, я широко открыл дверь и сел на стул, который поставил так, чтобы мне была видна дверь комнаты Эстер на другом конце зала.

 Её дверь оставалась закрытой.

 Через минуту несколько десятков девушек, находившихся в секторе зала, входившем в зону моей видимости, уже знали о том, что моя дверь открыта, а я сам сижу в комнате. Их глаза были устремлены на меня, что делалось по-разному: одни девушки бросали на меня быстрые взгляды и тут же их отводили, другие глазели подолгу. Это был интересный эксперимент, вернее сказать, был бы, если бы у меня было настроение для исследований. В сложившихся обстоятельствах из этого ничего не вышло. Конечно, я не ждал, что кто-нибудь промчится по проходу на украденном седане, направится в комнату Эстер и переедет её. Я был бы удивлен, если бы вообще что-нибудь произошло; и хотя так ничего и не случилось, я ни разу не отвлекся в течение всего времени, и не было ни одного интервала более чем в три секунды, когда бы дверь Эстер оставалась без моего внимания.

 Фактически эта дверь открывалась семь раз. В 2.35 на её пороге появилась Эстер Ливси, которая прошла в комнату Розенбаума и в 2.48 вернулась в свою комнату. В 3.02 она появилась снова, прошла в конец зала, где находилась женская комната, и вернулась к себе в 3.19 В 3.41 по дальнему проходу прошествовал Самнер Хофф, открыл дверь комнаты Эстер и вошел, закрыв её за собой. В 3.55 он вышел оттуда и направился прямо ко мне, но об этом более подробно я расскажу позже. В 4.12 вышла Эстер – подробнее об этом тоже потом. Стало быть, всего семь раз.

 Первое доказательство того, что я правильно рассчитал, выбрав Гуинн Феррис в качестве доверенного лица для сообщения конфиденциальной информации, я получил около трех часов, когда картина зала, который я держал под наблюдением, была заслонена объектом, появившимся в проеме двери в мою комнату. Этим объектом была Роза Бендини. Её глаза сияли от возбуждения, но, подойдя ко мне, она сказала лишь несколько слов:

 – Сегодня понедельник. Арчи.

 Я кивнул:

 – Тридцать первое марта, шесть дней до Пасхи.

 – Ты помнишь последний понедельник?

 – Я никогда его не забуду. А четверг я запомню ещё лучше.

 – И я тоже. Что ты тут делаешь?

 – Вспоминаю понедельник и четверг. Извини, детка. Пригнись немного.

 Я вытянул шею, чтобы посмотреть в зал. Из своей комнаты появилась Эстер. Когда я убедился, что она направляется в туалет, я вновь обратился к посетительнице.

 – Что это у тебя глазки так разгорелись? Наверняка не из-за меня.

 – Закрыть дверь?

 – Нет, мэм. Только не в рабочее время.

 Она подошла поближе.

 – Эстер тебе лжет, – сказала она с неожиданным чувством. Она мотнула головой, бросив взгляд на дверь, и снова повернулась ко мне. – Разве я тебе не рассказывала про нее? Она может знать, кто убил Уалли, тут все в порядке, но она пытается сыграть с тобой шутку. Ведь я тебе про нее рассказывала, правда?

 – Да, рассказывала. Говори потише. Почему ты думаешь, что она знает, кто убил Уалли?

 – Она тебе так сказала, – Роза положила свою руку мне на плечо, поймала мой взгляд, направленный на открытую дверь, и убрала руку.

 – Не позволяй ей дурачить тебя. Арчи. Дальше она скажет тебе, кто это был.

 – Если она это сделает, это будет больше того, что сделала ты. Ты сказала, что знаешь, кто убил его, но не будешь упоминать имени. Затем сказала, что не знаешь. Разве это не называется дурачить?

 – Я… Я… – она снова оглянулась. – Я собираюсь закрыть дверь.

 – Зачем? Ты готова назвать имя?

 – Я не знаю ни одного имени, Арчи. Я хочу, чтобы ты обнял меня. Я закрою…

 Я схватил её за локоть, пытаясь остановить.

 – Нет, Роза, не сейчас: прибережем это для следующего раза. Кто тебе сказал…

 Она отпрянула, глаза её горели.

 – Следующего раза может не быть, – сказала она и вышла.

 Я с удовольствием узнал, что Гуинн не обманула меня в моих надеждах, однако сомневался, будут ли результаты. Вульф ждал каких-нибудь слов, жестов и действий, и в мои инструкции входило держать его в курсе событий, но я не мог увидеть ничего полезного для дела в желании Розы очутиться в моих объятиях. Для нее это выглядело логичным. С четверга прошло четыре дня. Я уже подумывал, не пойти ли позвонить Вульфу из автомата и не доложить ли ему об этом, но решил подождать по крайней мере до тех пор, пока Эстер не вернется из туалета, и в этот момент в дверях моей комнаты снова появилась тень.

 Это был Бен Френкель. Он сделал три больших шага в глубь комнаты, остановился, уставившись на меня сверху вниз, постоял так некоторое время и прогремел своим громоподобным голосом:

 – Я не помешал?

 – Нисколько, – ухмыльнулся я. – Что случилось?

 – У вас сегодня был ленч с мисс Феррис.

 Я кивнул.

 – Ничего особенного. Просто кое-что хотели обсудить

 – Я не верю этому, – раскаты его голоса стали тише

 – Значит, я снова вру. Спроси её сам.

 – Мне не нужно её спрашивать. Она все рассказала мне. Вы говорили, что хотели спросить у нее совета, что является нелепостью. Вы говорили с ней несколько раз и довольно подолгу – вы и мистер Вульф, – и невозможно, чтобы вы хотели спросить у нее совета. Вы должны понимать, что она совершенно лишена интеллекта и, таким образом, её мнение по какому-нибудь вопросу не имеет никакой ценности. Она не умственно отсталая, но уровень её сообразительности явно ниже допустимого.

 – Что такое? – вскричал я, уставившись на него. – Я думал, ты её любишь!

 Он отмахнулся, сделав широкий жест своей большой костистой рукой.

 – Я не люблю её. Я испытываю по отношению к ней определенные чувства, и вы это знаете. Я продолжаю: вы что-то конфиденциально рассказали ей, но это ещё более абсурдно. Гуинн совершенно неспособна держать рот закрытым. Вы знаете это. У вас есть полная уверенность в том, что я не убивал Уальдо Мура, и Нейлора тоже. Если бы я это сделал, я бы не смог держать это в секрете от нее: я ничего не могу от нее скрыть. А если бы она это знала, то уже давно разболтала, и не только вам, а всем. Теперь вы знаете, что я невиновен.

 – Здесь есть разумное зерно, – признал я.

 – Конечно, есть. Тогда как же вы можете говорить ей что-либо, по вашим словам, строго конфиденциальное и просить её никому не говорить?

 – Я не понимаю, почему… извини, – я снова вытянул шею, чтобы посмотреть в зал.

 Эстер возвращалась из туалета. Как только она вошла к себе в комнату, я взглянул на часы и отметил время – 3.19. Я повернулся к Френкелю:

 – Ты можешь ошибаться насчет мисс Феррис. Не надо принимать как должное, что чужое мнение о её умственных способностях обязательно согласуется с твоим. Может, ты ослеплен страстью?

 Френкель пожал плечами.

 – Вы просто болтаете, – пророкотал он. – Вы пытаетесь перевести исключительно серьезное дело в разряд тривиальных. Вы также используете мисс Феррис как инструмент, причем это может быть опасно для нее. Это жестоко. Жестокость даже не то слово. – Его глаза дырявили меня. – Она неспособна видеть опасность или защититься от нее, и я имею право спросить, я имею право потребовать, чтобы вы передали мне в точности, что вам сказала мисс Ливси. Точные слова. Поскольку вы выбрали мисс Феррис в качестве вашей марионетки, я допускаю, что мисс Ливси упомянула и мое имя. Это так?

 – Не совсем, – я задрал голову, чтобы видеть его получше. – Как интересно, ты повторяешься. То же самое было, когда мы говорили о Нейлоре, помнишь? Ты пришел спросить меня, упоминал ли он твое имя. Любопытно, правда?

 – Вовсе нет, – Френкель повернулся, сделал шаг, схватил стул, стоявший у стола, развернул его в мою сторону и сел. У меня создалось впечатление, что его глаза ни на мгновение не отрывались от меня.

 – Я – вещь в себе, – заявил он, как будто это все объясняло. – Вы даже можете сказать, что я эгоцентричен. Вот почему слепая страсть к мисс Феррис так глубоко затронула мою личность. Она создала внутренний конфликт…

 Он умолк. Конечно, существовали разные способы остановить его, но я не видел необходимости воздействовать на его чувства, поскольку мог заниматься наблюдениями на своем посту, не прерывая беседы: ведь Бен отвлекал только мой слух, тогда как мои глаза были заняты другим делом. Поэтому я внимательно его слушал, питая слабую надежду, что слово или действие могли исходить и от него тоже, и иногда подбрасывал вопрос или замечание. Я слушал его в 3.41, когда я увидел, как по проходу через зал в комнату Эстер проследовал Самнер Хофф. Я продолжал внимательно слушать и в 3.55, когда Хофф появился снова и направился ко мне.

 Хофф подошел прямо к моей двери и переступил порог. К тому времени, когда он вошел, я был уже на ногах, потому что в комнатушке не было места для того, чтобы слегка повозиться. Бен Френкель остановился на середине фразы и тоже встал.

 Хофф посмотрел на него.

 – Я хочу поговорить с Гудвином. Когда вы закончите?

 – Я никогда не закончу, – заявил Френкель и направился к двери, бросив нам через плечо: – Я никогда не закончу, – и ушёл.

 Хофф стал закрывать дверь. Я вмешался, протянул руку и снова раскрыл её.

 – Я хочу смотреть наружу. У вас здесь такие красивые девушки. Если это будет приватный разговор, просто говорите потише.

 На мгновение мне показалось, что Хофф будет настаивать, чтобы я закрыл дверь, но он передумал. Он подошел к стулу, на котором сидел Френкель, и сел. Я с трудом узнавал в нем того Хоффа, которого знал раньше. Он не выглядел ни агрессивным, ни возмущенным, я вообще сомневался, что он считал себя достаточно подготовленным для обсуждения каких-либо проблем.

 – Я недооценивал вас, – сказал он. – Либо вас, либо Вульфа, либо вас обоих.

 – Не стоит благодарности, – сказал я дружеским тоном. – Как сказала Ева Адаму, все мы совершаем ошибки.

 – Вы собираетесь докладывать руководству компании и полиции о том, что мисс Ливси сказала вам, что она знает, кто убил Мура и Нейлора?

 Итак, за время нашего знакомства в нем произошла перемена к лучшему и, возможно, этот процесс начался из-за Гуинн.

 – Полиция меня не нанимала, – заявил я. – А сообщать клиенту обо всех важных событиях является обычной и обязательной практикой. – Я похлопал себя по нагрудному карману: – Да, собираюсь.

 – Она отрицает, что говорила вам это. Она вообще отрицает сам факт общения.

 Я с сожалением кивнул.

 – Я ожидал этого, хотя надеялся, что она не станет так делать. Она отрицает и то, что прогуливалась с Нейлором в течение часа и трех минут в тот вечер, когда он был убит. Она от всего отказывается.

 Хофф провел языком по губам и нервно сглотнул.

 – Вы подготовили доклад. Он в вашем кармане.

 – Да, сэр, – Я взялся за лацканы и широко распахнул пальто. – В правом кармане находится доклад. Слева под мышкой – кобура с моим автоматическим «уэмбли». Все на своих местах.

 Кобура его не впечатлила. Хоффа интересовал карман. Затем он посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд не был таким пронизывающим, как у Бена Френкеля, но смотрел он твердо.

 – Что вы хотите заставить сделать мисс Ливси? – спросил он.

 Я покачал головой:

 – Это пусть решает она сама. Может быть, мы просто хотим проучить её. Ведь нехорошо отрицать факты.

 – Она, – он снова провел языком по губам, – она сказала правду.

 – О'кей, парень. Вам лучше знать.

 – Я знаю. Я небогатый человек, Гудвин. Когда речь идет о деньгах, я не могу говорить о больших суммах. Мне приходится считаться с реальным положением вещей. Я дам вам пять тысяч долларов наличными; я могу достать их завтра, если вы подумаете ещё раз и решите, что вы неправильно её поняли. Это будет нетрудно, вам не нужно будет забирать доклад назад: вы можете просто сказать, что неправильно её поняли.

 – Я не могу, даже за пять кусков.

 – Но я… – он остановился, чтобы подумать: – Сколько?

 – Вопрос не в деньгах. Я не люблю деньги. Они загибаются на углах. Я мог бы ещё подумать, если бы мисс Ливси сейчас пришла сюда или пошла бы со мной к Вульфу и мы получили бы от нее стоящую и правдивую информацию. При условии, что у нас будут гарантии, что информация полностью правдива.

 – Она сказала вам правду.

 – Вам лучше знать.

 Хофф замолчал. Его пальцы медленно сжались в кулаки, но явно не с намерением напасть или сокрушить что-либо. Некоторое время они были сжаты, затем непроизвольно расслабились.

 – Ради Бога, – сказал он умоляющим голосом. – Неужели вы не видите, что вы делаете? Неужели не понимаете, какой опасности вы её подвергаете? – Он почти хныкал. – Вы же знаете, что случилось с Нейлором. Неужели вам не ясно, что теперь её жизнь находится в опасности? Какой же вы хладнокровный негодяй!

 Я наклонился вперед и похлопал его по колену.

 – Послушай, друг, – сказал я медленно и отчетливо, – дело обстоит именно так, как ты думаешь. Тут все завязано. Нравится тебе это или нет.

 Он дернулся в сторону, как будто мои пальцы были усеяны микробами, отодвинул стул, встал и вышел из комнаты.

 Мне показалось, что этого было достаточно, чтобы оправдать наш риск, поэтому, проследив, как Хофф пересек зал и зашел в комнату Эстер, я направился по проходу к углу, где находились телефонные будки.

 Я кратко информировал Вульфа о том, что случилось, и спросил, должен ли я пересказывать ему подробности по телефону. Он сказал, что это может потерпеть до моего возвращения домой, а затем стал расспрашивать меня о разных вещах, противореча сам себе. Он в гораздо большей степени, чем я, считал, что все идет как надо. Наконец он отпустил меня. Когда я возвращался по проходу к себе, три сотни машинисток перестали стучать по клавишам и уставились на меня. Этого было достаточно, чтобы мое тщеславие было полностью удовлетворено.

 Дойдя до двери моей комнаты, я остановился, но не затем, чтобы растянуть удовольствие для моих зрительниц. Дверь была закрыта, а я был уверен, что оставлял её широко открытой. Я открыл дверь, вошел в комнату и закрыл её за собой, поскольку увидел, что там была Эстер Ливси.

 Я сделал один шаг, а она – два, и её правая рука взяла мою левую руку.

 – Прошу вас, – сказала она, подняв ко мне лицо.

 – Просите? О чем? – спросил я твердо.

 – Пожалуйста, не делайте этого! – её рука отпустила мою руку. – Не делайте, пожалуйста!

 Я стоял не двигаясь, не предлагая оставить мою руку в покое и не делая никаких движений, которые свидетельствовали бы о том, что я ощущаю неудобство от её прикосновения. Лицо Эстер было так близко, что я видел, какие чёрные у нее зрачки. Близость эту создала она сама, и поскольку близость эта устраивала её, постольку она устраивала и меня.

 – Я ничего не делаю, – сказал я. – Я думаю, что вы прекрасны…

 – Делаете! Вы клевещете на меня! Вы намеренно распространяете обо мне ужасную ложь!

 Я кивнул:

 – Конечно. – Дыхание её меня почти волновало. – Вы никогда не встречали Сола Пензера, не правда ли?

 – Кто… кого… вы просто…

 – Сола Пензера. Это мой друг и лучший сыщик на земле. Он видел вас в тот вечер с Нейлором. Поэтому это вы лжете. Я восхищаюсь вами настолько, что хочу делать все, что делаете вы, и я не перенесу, если не добьюсь своего. Поэтому я солгал.

 Мисс Ливси убрала руки и сделала шаг назад.

 – Теперь я чувствую себя лучше, – сказал я.

 – Вы признаете, что это ложь, – шепнула она.

 – Ради вас, безусловно. Но не ради других. Это наш первый общий секрет, о котором знаем только мы с вами. Если ваша нелюбовь ко мне такова, что мы можем иметь общие секреты, то это поправимо. Мы можем пойти к Ниро Вульфу и сознаться, что оба солгали, и сказать ему правду. Пойдем?

 Эстер тяжело дышала – так же волнительно, как, вероятно, и всегда, но я уже не находился так близко к ней чтобы насладиться этим.

 – Вы это серьезно, – сказала она без вопросительной интонации.

 – Я всегда серьезен, когда говорю. Пойдемте к мистеру Вульфу и покончим с этим вопросом.

 – Я подумала… я подумала – вы… – она остановилась. Её голос был готов задрожать, но подбородок оставался твердым. – Вы ужасный человек. Я подумала – вы ужасный человек!

 Она не спеша пошла к двери, открыла её настежь и вышла.

 В тот вечер в четверть двенадцатого в кабинете Вульфа зазвонил телефон. Я поднял трубку, и голос Фреда Дэркина сказал мне:

 – Свет погас, значит, она спокойно легла спать. Ради Христа, Арчи, ты ведь не хочешь, чтобы я…

 – Хочу, – сказал я твердо, – и хочет Ниро Вульф. Инструкции ты получил. Тем более, что это твоя работа! Терпи и наблюдай хорошенько.

 Я повесил трубку и сказал Вульфу:

 – Фред говорит, что свет погас. Мне стало легче, и я могу в этом признаться. Я собирался жениться на ней, если бы в этой чертовой лжи у нее не было таких партнеров, как Хофф, моя же ложь меня совсем не беспокоит. Думаю, сегодня мне будут сниться кошмары.

 Вульф даже не хрюкнул.

 Хотя я знаю Вульфа гораздо лучше, чем кто-либо, я бы не мог сказать, почерпнул ли он из моего доклада за тот день какие-нибудь ожидаемые сведения, которые можно было бы считать словами или действиями. Сидя неподвижно, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, он все выслушал с вниманием, которого заслуживала моя информация, и задал массу вопросов. Он хотел даже знать, что сказала мисс Абраме, секретарша с тридцать шестого этажа, когда я вручал ей доклад для передачи Пайну. Я передал доклад в 4.30, как обычно, и, по её словам, Пайн был в это время занят, но она божилась, что он получит доклад до конца рабочего дня.

 В эту ночь кошмары меня не преследовали, но если бы я был женат, то жена, возможно, спросила бы меня на следующее утро, почему я все время вертелся и метался. Впервые в жизни я безусловно чувствовал ответственность за то, что подвергаю опасности жизнь другого человека, жаждущего счастья, и это был особый случай. Вещи сами по себе превращались в свою противоположность. Едва увидев её, я понял, что Эстер Ливси находилась в какой-то неприятной ситуации и никто, кроме меня, не мог помочь ей выбраться из нее, а вместо этого я делал из нее мишень для убийцы, который уже нанес два жестоких удара, и это было, конечно, с моей стороны совсем не по-джентльменски.

 Когда во вторник утром, первого апреля, в День дураков, я вышел из дома, меня волновало отсутствие телефонных звонков, хотя серьезных оснований ожидать их тоже не было. Фред, разумеется, не позвонит до тех пор, пока не появится сама Эстер, а потом такой возможности уже не будет. Я дошел до здания на Уильям-стрит в 9.15, на четверть часа раньше обычного, и нырнул в вестибюль, заняв наблюдательный пункт, который мы с ом выбрали восемь дней назад. Народ начинал прибывать. Она пришла за пять минут до начала работы. Когда она вошла в лифт, я заметил фигуру Фреда Дэркина, который последовал за ней в вестибюль и остановился шагах в двадцати от нее. Как только я заметил его, с другой стороны появился Билл Гор; обменявшись сигналами с Фредом, он прошествовал дальше. Фред подошел к киоску, купил газету и ушёл.

 Я поднялся на лифте на тридцать четвертый этаж, прошел в свою комнату, оставил дверь открытой и занял свой наблюдательный пункт. Терпение у меня кончалось. Несмотря на все напряжение момента, Эстер не раскрывалась, и было похоже, что она так и будет держаться до конца. Мне с моим темпераментом становилось все труднее просто так сидеть здесь и ждать, пока что-нибудь не произойдет. Однако сидел я так недолго. Зазвонил телефон, и я бросился к нему, как сиделка в роддоме, получившая известие о рождении мальчика весом в десять фунтов. Но это был всего-навсего приказ подняться к Джасперу Пайну. Я подчинился.

 На тридцать шестом этаже меня без задержек пропустили в кабинет Пайна. Он встретил меня один, стоя посреди большого кабинета с листком бумаги в руке. Вид у него был до крайности рассеяный и подавленный. Таким я его ещё не видел. Когда я подошел к нему, он швырнул мне эту бумажку.

 – Этот доклад, – сказал он голосом, таким же глубоким, как у Френкеля, но не раскатистым. – Что это такое?

 – Вы читали его?

 – Да.

 – Значит, все так и есть, как там написано.

 – Эта, – он посмотрел на бумагу, – эта Эстер Ливси, что она сказала?

 – Там все записано. Что она не захотела пойти к мистеру Вульфу и ещё раз встретиться с ним, потому что знает, кто убил Мура. Вы, вероятно, помните, она собиралась замуж за Мура. Это все, что я мог написать, если только вы не захотите, чтобы я попытался привести точные слова. Я понимаю, мисс Ливси сейчас отрицает то, что она мне об этом говорила. Так же поступил и Нейлор, но вы знаете, что произошло. Я собираюсь заняться ею и отвезти её к Вульфу, если смогу это сделать.

 – Она назвала имя? Сказала, как зовут того человека?

 – Нет, ещё нет.

 – Вы сообщили полиции?

 – Тоже пока нет. Мы думаем, что методы, которые они используют, вряд ли сработают, во всяком случае с ней.

 На столе Пайна раздалось жужжание. Он подошел к столу, поднял трубку телефона и несколько секунд говорил о чем-то, не связанном с нашим разговором, а затем обошел стол и плюхнулся в свое кресло.

 – Черт побери, – сказал он, – всегда приходится делать слишком много вещей одновременно.

 Он хмуро смотрел на меня.

 – Мистер Нейлор сказал, что никогда не говорил вам этого. Он настаивал, что вы лжете. Теперь эта женщина делает то же самое.

 Я кивнул:

 – Э, ну и репутацию я себе создаю. Вы не поверили Нейлору. На этот раз для равновесия вы можете ей поверить. .

 – Я надеюсь, вы понимаете, что делаете и что может с ней случиться?

 Я снова кивнул:

 – Мы следим за ней.

 – Хорошо. – Он поднял трубку одного из своих телефонов. – Держите меня в курсе дела. Дайте мне знать, если она согласится поехать к мистеру Вульфу.

 Я пообещал ему это и ушёл. По пути из приемной я позвонил из автомата Вульфу, которому сообщил, что слова и действия стали поступать уже с руководящего уровня.

 Остаток утра я работал в одиночку, без прикрытия. Я сидел, как приклеенный, на стуле, лицом к двери, и за эти часы ни одна душа не пришла ко мне, чтобы помочь скоротать время. Это сидение было монотонным и совершенно не удовлетворяло меня. Эстер держала свою дверь закрытой. Она появилась лишь однажды, в 10.15, чтобы пройти в комнату Розенбаума, где оставалась более часа, очевидно, для утренней диктовки. Когда я увидел её в следующий раз, был уже час дня, время обеденного перерыва, и она показалась в шляпе и пальто. Я спустился на том же лифте, не поздоровавшись с ней, увидел Билла Гора, который подхватил её в вестибюле, а сам купил на ближайшем углу сэндвичи и молоко.

 Вернувшись в комнату, я решил, что с меня уже хватит одиночества. Тогда я позвонил в резервный отдел и попросил направить ко мне стенографистку, указав, что для моей работы подходит только мисс Феррис. К этому времени я уже выучил их кое-чему, и буквально через минуту появилась Гуинн с блокнотом в руках. Я подвинул ей стул – так, чтобы она сидела ко мне лицом, а спиной к открытой двери, не загораживая общего вида зала

 – Первый раз я работаю под вашу диктовку, – сказала она, усаживаясь. – Говорите, пожалуйста, помедленнее.

 – Конечно, – согласился я, – у нас впереди вся вторая половина дня. Я буду диктовать письмо полицейскому комиссару.

 – И вы считаете, что это красиво, да?

 – Вы угадали, это красиво. Дорогой господин комисcap. Хочу вам пожаловаться. Самая красивая девушка на Земле обманула мое доверие. Она обещала никому не говорить того, что я ей сказал, и рассказала. За несколько секунд она рассказала об этом сотне людей. Её зовут Гуинн Феррис, и она…

 – Я не буду этого писать! Это не так!

 – Не кричи, дверь открыта, – я чарующе улыбнулся. – Я знаю, дорогая моя Гуинн: ты рассказала всего пяти-шести людям, а они обещали не говорить ни слова. Помнишь, в первый день, когда я сюда пришел, как ты мне помогла? – Я взял у нее блокнот, вырвал страницу, на которой был записан мой текст, и, закрыв, отдал его назад. – Плюнь на это, просто я хотел на тебя посмотреть. Давай лучше поговорим, чтобы создать видимость дела, а то люди на нас смотрят. Есть какие-нибудь новости?

 – Конечно, есть, – она положила нога на ногу, расправила край юбки. – Все дерутся как кошки с собаками, спорят, кто из вас врет, – вы или Эстер.

 – Надеюсь, я выиграю.

 – О да, я уверена, но некоторые, похоже, хотят, чтобы выиграла она. Эта маленькая дура Энн Мэрфи, вы знаете её?

 – Отдаленно.

 – Она говорит, что собирается обратиться в бюро жалоб, что вы подвергаете Эстер опасности! Вы об этом знаете? И, о Боже, я совсем забыла сказать вам: мистер Пайн, президент, велел своей секретарше позвонить Эстер и попросить её зайти к нему, а она отказалась, и тогда мистер Пайн позвонил ей сам, но она все равно сказала что не пойдет! А об этом вы знаете? Сказать президенту, что она не пойдет к нему в кабинет, когда он об этом попросил! Правда, на нее это похоже. Я молюсь Богу, чтобы её уволили.

 – Не кричи так, откуда ты это знаешь? Откуда ты знаешь, что она отказалась идти? Я этому не верю.

 – Не верите?

 – Нет.

 – Ну и не надо. Девочки-телефонистки уж наверняка знают. Конечно, они не должны подслушивать, но вы ведь знаете, как это бывает: они же должны убедиться, что сделали правильное соединение, верно? Вы не верите?

 – Может, и верю. Потом скажу. – Я потянулся, чтобы погладить её колено, которое полностью заслуживало того, чтобы его погладили.

 – Ты мой самый любимый радиокомментатор, дорогая. Когда все это случилось – эти телефонные звонки и отказы?

 – Сегодня утром, до ленча. Я точно не знаю, в какое время. Думаю, это говорит о том, что совесть у нее нечиста, правда?

 – Ну, по крайней мере, тут что-то кроется. Есть ли другие новости?

 – Боже мой, да. Я должна об этом сказать. Весь вчерашний день мистер Хофф не отвечал на свою корреспонденцию, он просто оставлял письма нетронутыми, вероятно, даже не читал, и старик Берч – вы знаете, это контролер корреспонденции с бородавкой на носу…

 Она остановилась, потому что я неожиданно встал.

 – Извини, – сказал я. – Я позабыл кое-что сделать, мне надо позвонить, я совсем забыл об этом.

 – Я подожду здесь.

 Я попросил её не беспокоиться: диктовка мне сегодня больше не понадобится. Я вышел, прошел через проход к телефонной будке и набрал номер Вульфа. Ответил Фриц который переключил меня на шефа.

 – Вы сказали, – начал я, – что желаете получить их как только они поджарятся на гриле. Можете забрать этот мусор, а то, боюсь, вы начнете голодать, поскольку многие часы ничего не было. Сегодня утром Пайн попросил секретаршу позвонить мисс Ливси и передать ей, чтобы она зашла к нему – к Пайну, а та отказалась. Тогда Пайн позвонил ей сам и попросил прийти к нему, но она снова отказалась. Это все. Она явно расстроена и не принимает приглашений, от кого бы они ни исходили. Странная вещь: она утверждает, что вынуждена работать и что ей нравится работать здесь, во всяком случае нравилось.

 – Ты её видел? Разговаривал с ней?

 – Нет. Если бы я говорил с ней, вы бы уже знали об этом.

 Молчание. Оно длилось минуту, другую, третью, пока я не спросил:

 – Алло, вы ещё слушаете?

 – Да. Как тебе удалось это узнать?

 – Это информация одной из моих подружек, Гуинн Феррис, которая проведала все от телефонистки. Придумать этого нельзя. Я бы сам заплатил за такую информацию.

 – Откуда ты говоришь?

 – Из автомата.

 – Хорошо. Теперь выслушай мои инструкции.

 Он дал мне инструкции. Нетрудно было догадаться, что у него на уме, и, поскольку то, что мне предстояло ещё три-четыре раза соврать, не делало мое задание более рискованным, чем оно уже было, я не стал ему возражать. Задание было довольно трудным, с возможными осложнениями, и я попросил Вульфа повторить его, чтобы убедиться, что все правильно понял.

 Выйдя из кабинки автомата и размышляя о том, что одно из осложнений я уже испытываю, я направился к себе в комнату за пальто и шляпой. После этого я прошел через зал к комнате Эстер. Её дверь была закрыта. Я вошел, закрыл за собой дверь и уселся на стул, положив шляпу и пальто на колени.

 Эстер перестала стучать на машинке и посмотрела на меня. Она не была уже той женщиной, которую я встретил две недели назад. Тогда она была далеко, за тысячу миль. Теперь она была здесь, со мной, вся целиком. Я для нее, безусловно, что-то значил, и она пыталась понять по моему лицу, что означал для нее мой визит. Она не спрашивала, чего я хотел. Она вообще ни о чем не спрашивала.

 – Я нахожусь в трудном положении, – сказал я, будто между прочим. – Есть люди, которые хотят узнать, кто из нас врет: вы или я. Это нормально, я не возражаю, но у них хватает наглости требовать, чтобы я действовал, как мальчик на побегушках. Однако… – я передернул плечами, – как я понял, мистер Пайн, президент компании, посылал за вами сегодня утром, и вы отказались к нему идти.

 Ни один мускул не дрогнул на её лице.

 – Это так, не правда ли? – спросил я.

 Она подняла глаза.

 – Да, я… да.

 – А сейчас вы пойдете к нему? Со мной или без меня?

 – Нет, – не колеблясь ответила она.

 Я нахмурился.

 – Во всем этом есть один момент, который выглядят для меня совершенно неубедительно. Не пытался ли кто-нибудь оказать на вас давление? После того, как вы отказались идти к Пайну?

 – Нет.

 – Тогда мне передали правильно. О'кей. Такова их позиция, и вы должны признать, что у них есть для этого основания. Я им сказал, что, по вашим словам, вы знает кто убил Мура. Они также информированы, что вы затем стали отрицать ваши слова. Они разговаривали со мной и хотели поговорить с вами. Это представляется разумным. Я не вижу, как вы можете этого избежать. Если вы предпочитаете не говорить с Пайном, это может быть кто-нибудь ещё. Когда я говорю «они», я не имею в виду, что они хотят напасть на вас. Просто один из них – любой из трех вице-президентов – заменит Пайна. Вы пойдете к одному из вице-президентов?

 Я полагаю, что в течение всего нашего разговора она чувствовала себя не в своей тарелке, поскольку я внушал ей, что отказаться было невозможно, однако тогда я мог поклясться, что это было не так.

 – Я не хочу, – произнесла она еле слышно. Мне показалось, что голос её дрожал.

 – Конечно, вы не хотите. Я могу это понять, но вы пойдете?

 – Да.

 – Сейчас?

 – Да.

 – К кому?

 – Мне все равно, к любому.

 – Но вы только что отказались идти к Пайну.

 – Я предпочитаю любого другого из них.

 – Прекрасно. Тогда послушайте вот что. Их идея состоит в том, что будет лучше всего, если вы переговорите с представителем совета директоров, и они хотели бы, чтобы это был человек, которого они наняли представлять их в деле, касающемся этих убийств. Этот человек – Ниро Вульф. Вы поедете со мной к нему?

 Она не ответила.

 – Я ни к чему не принуждаю вас, – заявил я. – Вчера я просил вас прийти и рассказать ему правду. Теперь вы можете рассказать ему все, что захотите. Они предпочитают, чтобы вы встретились с Вульфом, но если эта идея вам не нравится, выберите одного из вице-президентов. Того, кто вас устраивает. Почему бы вам не спросить об этом у Хоффа?

 Мисс Ливси покраснела, и я был рад увидеть, что кровь ещё не застыла в её жилах.

 – Мне не нужно у него спрашивать, – сказала она уже более твердым голосом. – Мне ни у кого не нужно спрашивать.

 Неожиданно она отодвинула стул и встала:

 – Хорошо, я пойду. Подождите, я скажу мистеру Розенбауму.

 Она вышла из комнаты и через минуту вернулась, надела свою шляпу и пальто, и мы пошли. Если бы я знал, что вижу отдел фондов компании «Нейлор – Керр» в последний раз, я бы послал ему что-нибудь вроде прощального жеста, но я покидал здание в сиянии славы, Эстер Ливси шла рядом со мной, и вокруг не было никого, кроме нас.

 Внизу, в вестибюле, когда мы проходили мимо Билла Гора, я сделал ему знак остаться. Не исключено, что Эстер весьма скоро вернется, так как трудно было сказать, сможет ли Вульф поставить все на свои места.

 В такси мы вели себя, как незнакомые люди. Ни слова не слетело с наших уст.

 Вульф принял нас так, что, должен признать, удовольствия мы не получили. Когда я проводил Эстер в кабинет и мы приблизились к его столу, он зарычал на меня:

 – Какого черта ты привел её сюда?

 Она испуганно посмотрела на него, а потом на меня.

 – Это – моя личная идея, – сказал я. – Все шло по плану. Она захотела переговорить с кем-нибудь, за исключением Пайна, о чем мне следовало сообщить вам, и тогда я подумал, а почему бы не привести её к вам? Так что я привел мисс Ливси туда, где она уже побывала. Моя ложь поставила её под удар, и я не собираюсь остаток дня и ночи мучиться над вопросом, жива она или нет. Для меня это вопрос гуманизма.

 Вульф посмотрел на нее.

 – У меня есть работа, мисс Ливси, – сказал он весьма вежливым тоном, – и мне вы не нужны. Но мистер Гудвин прав. Ваша жизнь в опасности или может оказаться в опасности. Вы, возможно, знаете об этом больше меня, но в любом случае вы должны остаться здесь. В южной комнате. Арчи?

 Эстер посмотрела на нас так, будто мы помешались, и я не виню её за это. Она набросилась на меня:

 – Вы сказали, что он хочет, чтобы я поговорила с ним!

 Я взял её за руку, причем никто из нас не понимал, что я делаю.

 – Ещё одна ложь, – сказал я. – Мы оба, вы и я, разбухаем от лжи. Мистер Вульф собирается уйти к себе или думает, что собирается, и вы слышали, как он сказал, что вы ему не нужны. Если только вы не готовы начать с начала и рассказать нам всю правду?

 – Нет.

 – Я так и думал. Вы очень упрямы, дорогая. И ещё я думаю, что вы будете страшной дурой, если поедете назад в центр или в другое место.

 – Я решил, – коротко сказал Вульф, – что она не должна уходить отсюда ни при каких обстоятельствах – теперь, когда она знает, что я готов действовать.

 Я все время держал её за руку.

 – Вот видите? Я не хочу запирать вас в шкаф. Наверху есть прекрасная комната для гостей…

 Я остановился, потому что она освободила свою руку. Затем прошла в угол, где стоял большой глобус и одно из желтых кресел, и села в него.

 – Я останусь здесь, – твердо сказала, она.

 – Мисс Ливси такая же упрямая, как и вы, – сказал я Вульфу. – Единственный выход – отнести её, но она будет кричать, сопротивляться и пытаться ударить.

 – Оставь её в покое, – сказал он. – Позвони миссис Пайн.

 Я подошел к столу и набрал номер.

 Мне это не нравилось. Я считал, что он жестоко ошибается, и я до сих пор так думаю, несмотря на то что ему все удалось. Несомненно, разоблачения, которых он добивался, уже висели в воздухе, и теперь, когда нити были уже у него в руках, оставалось лишь умело расставить силы по местам и медленно и осторожно, но уверенно начинать главное наступление. Однако этот путь был не для него. Он собирался заканчивать дело, имея в ружье всего лишь один патрон, да и тот мог оказаться холостым. Если бы тут не сидела Эстер, я непременно затеял бы серьезный спор, но она уже услышала больше того, что ей нужно было знать. Поэтому я стал набирать номер.

 Теперь мне было любопытно, что он станет делать, если миссис Пайн отправилась по магазинам или проверяет своих любимцев на Пятой авеню, однако это непредвиденное обстоятельство, по его мнению, не должно было возникнуть.

 Ответил какой-то мужской голос. Я сказал, что с миссис Пайн хотел бы поговорить мистер Вульф, и через минуту, когда она взяла трубку, подал знак шефу.

 – Добрый день, миссис Пайн, – невозмутимо начал Вульф. – Я оказался в сложном положении. У меня появилась кое-какая информация, и по идее мне следовало бы связаться с мистером Кремером, инспектором полиции – вы его знаете – и предложить ему немедленно собрать всю вашу прислугу, а также всех лиц, обслуживающих дом, где вы живете, которые работали вечером в пятницу двадцать первого марта – в тот вечер, когда был убит ваш брат. Пожалуйста, дайте мне закончить. Я понимаю, что для вас это будет страшно хлопотно. Но имеется альтернативный вариант. Почему бы вам самой не привезти их сюда, а? Ко мне в контору. Всю вашу собственную прислугу и людей, обслуживающих дом.

 – Зачем? О чем вы говорите, Боже мой? – раздался её резкий голос.

 – Разве вы не знаете?

 – Нет.

 – Чепуха. Конечно, вы знаете. Если только я вас не переоценил, а я думаю, что оценил вас правильно. По-моему, эта просьба ясно говорит, что я располагаю всем необходимым, за исключением лишь нескольких деталей. Я собираюсь получить их незамедлительно, и вам предоставляется возможность обеспечить эти детали.

 Голос Вульфа стал вдруг резким и отрывистым.

 – Либо мы поступим таким образом, либо всю информацию получает Кремер, и тогда все будет по-другому. Вы знаете, что это может означать. Ваш муж потерял голову. Он дважды посылал за мисс Ливси, но она отказалась прийти. Вместо этого она приехала сюда. Она сидит тут, передо мной. После того как я передам Кремеру мисс Ливси, первым его шагом будет арест вашего мужа. Я предпочитаю действовать в этом деле открыто. Я обратился непосредственно к вам.

 – Где мой муж?

 – В компании. Его ещё не беспокоили.

 – Мисс Ливси с вами?

 – Да.

 – Не верю.

 – Прекрасно, мадам. До свидания. Я думал, будет только честным предоставить вам такую возможность, поскольку вы владеете большей частью акций корпорации, на которую я работаю.

 – Подождите. Вы можете подождать?

 – Недолго. Если вам нужна минута на размышление, используйте её.

 Она использовала больше минуты – по крайней мере три. Мы с Вульфом сидели, прижав трубки к ушам. Я развернул кресло так, чтобы держать Эстер в поле зрения на тот случай, если она рванется к телефону или закричит достаточно громко для того, чтобы звук достиг трубки. Я все ещё считал, что Вульф не прав, и так сильна прижимал трубку к уху, что просто удивляюсь, как она не треснула. Наконец Цецилия ответила:

 – Я приеду через полчаса.

 Вульф продолжал давить на нее.

 – Вместе с другими? С прислугой?

 – Нет, они вам не понадобятся.

 – Полчаса для вас слишком много.

 – Я должна одеться. Я приеду к вам как быстрее. Вы ничего не будете предпринимать?

 – Пока вы сюда не приедете, ничего.

 Вульф повесил трубку и повернулся к Эстер.

 – Миссис Пайн сейчас приедет сюда и обо всем расскажет. Не хотите ли вы подняться наверх?

 Эстер молчала. Она не сделала ни единого движения даже её взгляд застыл. Она смотрела на коврик на полу. Сидела выпрямившись, по-прежнему не снимая пальто, руки её вцепились в край сумочки, а коврик явно был для нее самым интересным предметом, который она когда-либо в своей жизни видела.

 Я хотел сказать Вульфу, что по этому поводу думаю, но для посторонних ушей это не годилось, поэтому я промолчал.

 Я не сказал этого и тридцать минут спустя, когда приехала миссис Пайн.

 Она села в красное кожаное кресло. В этот день на ней было норковое манто и обтягивающее фигуру коричневое шерстяное платье в черную клеточку. Она сказала, что никогда не встречалась с Эстер Ливси, и предложила ей руку, на что Эстер ответила отказом. Однако её это не обескуражило. Судя по ней, ничто в жизни её не обескуражило бы, хотя она старалась удержаться от обращения ко мне. Миссис Пайн восседала в красном кожаном кресле и говорила Вульфу:

 – Этого бы не случилось, если бы вы сделали так, как я вам говорила. Мой брат был бы жив. Он перестал бы валять дурака. Все было бы прекрасно.

 – Нет, – сказал Вульф, – не было бы. Совершенно ясно, что ваш брат не прекратил бы своих попыток стать президентом компании. Не удалось бы также пролить свет и на смерть Мура. Но это вас не интересовало. Я хочу, чтобы мы начали с вечера той пятницы. Зачем вы сказали, что ваш муж был дома в постели, хотя его там не было?

 – Потому что я не видела… Что вы там делаете, Арчи?

 – Стенографирую, – ответил я. – У меня неплохо получается.

 – Прекратите, пожалуйста. Я не хочу, чтобы вы это записывали.

 – Я этого хочу, – коротко сказал Вульф. Он погрозил ей пальцем. – Мадам, я намереваюсь сделать все, чтобы совет директоров убедился, что я выполнил ту работу, для которой они меня наняли. В том, что меня касается, запись понадобится только для этих целей, но я хочу сделать её. Я не собираюсь притворяться. Сейчас я едва знаю то, что мне следовало бы знать, вот и все. Например, я только что предположил, что ваш муж не спал у себя в постели в тот момент, когда вы сказали, что он спит. Это произошло тогда, когда вы так резко отреагировали на мою просьбу поговорить с вашими слугами. Это, разумеется, подкрепило мои догадки. Почему вы обманули меня?

 – Я не обманывала.

 – Как это?

 – Я не собиралась, – Цецилия посматривала в мою сторону, но не на меня, а на блокнот. – Когда вы позвонили, я была в гостиной. Комната моего мужа находится на некотором расстоянии, и я решила, что он спит. Когда же я пошла посмотреть, Джаспера там не оказалось. Я не знала, что он ушёл. Я просто не хотела вам этого говорить, посчитав, что это не имеет значения. Поэтому я сказала, что он спит. Он пришел чуть позже вашего звонка…

 – На сколько позже?

 – Не знаю, минут через двадцать – тридцать. Когда потом стало известно об убийстве моего брата, я знала, что его убил Джаспер.

 – Когда вы об этом узнали? Он рассказал вам?

 – Не в ту ночь. Но я знала: на следующий день я поговорила с ним и он мне сказал.

 Её рука задрожала.

 – Мой муж все равно рано или поздно рассказал бы мне об этом, после того как понял бы, что это лучший выход.

 Она покачала головой.

 – Я не собираюсь разговаривать на эту тему. Я решила, что этого делать не надо.

 Она перестала поглядывать на мой блокнот и сосредоточилась на Вульфе.

 – Я знаю, для чего все это делается, и хочу рассказать все, что потребуется, чтобы вас удовлетворить. Я понимаю, что имеется ряд вещей, о которых я должна вам сказать, иначе вы передадите это в полицию. Но дальше этого я не пойду. Мой муж действительно убил Мура, но это не имеет никакого отношения ко мне. Он убил его, потому что мисс Ливси влюбилась в него и собиралась выйти за него замуж.

 У меня оказалось меньше выдержки, чем у Вульфа. Я вскинул голову. Вульф же просто пробормотал:

 – Ревность.

 Она кивнула.

 – Муж совсем потерял голову из-за нее, но, я полагаю, она вам все про это рассказала.

 – Неважно. Мне нужна ваша версия, продолжайте.

 – Джаспер встретил её около года назад на ежегодном ужине, который компания организует для своих сотрудников. Он очень страстный человек. Он рассказал мне об этом и попросил развода. Со временем ситуация усложнилась. Она не разрешала ему часто видеться с ней, тем более на людях. Мисс Ливси очень умно повела дело, не разрешала ему перевести её на лучшую должность в компании, а когда я сказала ему, что единственным выходом в той ситуации было бы сделать её своей любовницей, он сообщил, что она не хотела этого.

 Цецилия повернулась в кресле, чтобы посмотреть на Эстер.

 – С вашей стороны, мисс Ливси, это было очень умно, – сказала она без возмущения, – но для меня жизнь осложнилась.

 Эстер оставалась недвижимой и ничего не говорила.

 – Он хотел развода, – подсказал Вульф.

 – Да, но я не дала бы его. Это расстроило бы все мои жизненные планы: помимо прочего, ведь это я сделала Джаспера президентом компании. Он даже хотел пожертвовать ради мисс Ливси своей карьерой. Поэтому я убедила Уальдо Мура пойти на работу в компанию.

 Она кивнула – самой себе.

 – Вы не знали Уальдо. Он был самым очаровательным человеком, которого я когда-либо знала, пока не наскучил мне, что происходит с каждым в свое время. Сомневаюсь, была ли на земле женщина, которая могла бы перед ним устоять. Таким образом, я убедила его пойти работать в отдел фондов, где работала мисс Ливси, и… ну… переманить её. Все шло прекрасно, поскольку я была в этом уверена. Он полностью держал её в руках в течение… сколько именно времени я забыла, но это не могло быть…

 Эстер заговорила:

 – Вы лжете.

 Цецилия усмехнулась.

 – О, вам нечего стыдиться, мисс Ливси, ни в коем случае. Вы единственная женщина, которой он когда-либо предложил выйти за него замуж.

 Она снова повернулась к Вульфу.

 – Итак, для мужа больше не было причин просить у меня развода, а может быть, я так только думала. Но мне следовало бы помнить, что в жизни ему все доставалось легко и поэтому он ни за что не смирится с поражением. В результате Мур был убит. Я не хочу об этом говорить. Для вас тут нет ничего нового, и я не буду распространяться на эту тему. В любом случае моей вины тут нет, это случилось не из-за моей ошибки.

 – Просто не повезло, – пробормотал Вульф.

 Она кивнула.

 – Но я совершила ошибку, очень серьезную. Я доверилась своему брату. Он был старше меня, и ещё с детства я привыкла все ему доверять, даже когда мы выросли. Только потом я поняла, что у него были странности и что его нельзя принимать всерьез. Ошибкой было и не принимать его всерьез. Я не понимала, насколько в глубине души Керр хотел стать главой дела, которое основал наш отец. Я была шокирована, когда узнала, что наш конфиденциальный разговор он использовал с целью оказать давление на мужа, чтобы тот позволил ему стать президентом. У меня было несколько писем, которые муж получил от мисс Ливси, а брат украл их у меня.

 – Вы говорили ему, что ваш муж убил Мура?

 Цецилия устало вздохнула.

 – Я уже сказала, что не буду говорить на эту тему, – заявила она, чтобы покончить с этим. – Но мой брат считал, что он убил. Он шантажировал этим мужа и меня тоже. Это было ещё одной ошибкой – или частью старой – думать, что моего брата нельзя принимать всерьез. Я сказала ему, что он не способен управлять делами компании и ему следует оставить эту идею. Тогда Керр… вы знаете о докладе, который он послал, утверждая в нем, что Уальдо был убит.

 Вульф кивнул.

 Цецилия продолжала:

 – От этого нельзя было просто отмахнуться, потому что брат сделал так, что о докладе знали и говорили многие сотрудники. Мой муж даже не пытался держать это в секрете от руководства, и когда большинство из совета директоров склонилось к тому, чтобы провести расследование, он не стал возражать. Думаю, что со стороны брата это было очень умно. Я никогда не думала, что он окажется настолько умным. Ведь это было очень умно, верно?

 – Очень, – согласился Вульф. – Это и убило его.

 – Но он не знал этого, – возразила она. – Умным это было потому, что таким образом оказывалось давление на Джаспера. Я хотела, конечно, остановить это, и я до сих пор думаю, что смогла бы это осуществить, если бы вы сделали то, о чем я вас просила: прекратили расследование. Оно только поощряло брата к продолжению его затеи. Если бы вы прекратили расследование, мне кажется, я убедила бы Керра отказаться от этого. Но потом он сказал Арчи, что знает, кто убил Уальдо, и увидел, что зашел слишком далеко, потому что он не хотел ареста моего мужа, а хотел лить убрать его с поста президента. Если бы Арчи там не было, Керр, конечно же, ничего бы ему не сказал, и вообще никому бы ничего не сказал. Я увидела его в тот день и объяснила ему, что он мог натворить, и он стал отрицать свои слова. Но, видимо, было уже слишком поздно. Джаспер знал, что у брата были письма мисс Ливси. Он решил, что положение становится слишком опасным и брат уже не смог бы отыграть назад, даже если бы хотел. Впрочем, муж не доверял моему брату и был уверен, что тот не захочет отступать. Итак, в ту ночь…

 Она вдруг замолчала.

 – Да, – поддержал Вульф, – в ту ночь. Когда вы не обнаружили мужа дома в постели и когда узнали, что брата убили, у вас могло быть только одно предположение. Как он это сделал? Где и чем был убит ваш брат?

 Она пожала плечами.

 – Я не знаю.

 – Чепуха. Конечно, вы знаете. Муж рассказал вам все, – Вульф погрозил ей пальцем. – Прошу вас, мадам, знаете, почему мы интересуемся этим.

 – Имеет ли это какое-нибудь значение?

 – Не для вас. Для вас ничто не имеет значения. Но мне причитается гонорар, и я хочу, чтобы он был заработан.

 – Муж и брат были очень схожи в одном, – сказала Цецилия, – они оба были исключительно тщеславны. В тот вечер Керр встретил Джаспера, чтобы обсудить ряд проблем, и муж повез его на своем автомобиле. Брат был слишком самоуверен, и сомневаюсь, забеспокоился ли он вообще, когда муж остановил машину на пустынной улице. Керр думал, что сможет позаботиться о себе сам. Вероятно, он так ничего и не заподозрил, даже тогда, когда Джаспер потянулся назад под сиденье, чтобы достать свой кейс. На самом деле он достал толстый кусок окаменелого дерева, который был там спрятан. Первым же ударом брат был оглушен, а может, и убит. В последнем Джаспер не был уверен, поэтому затем он довел дело до конца.

 Цецилия сжала руки.

 – Конечно, – продолжила она, – надо было что-то делать, поскольку это был автомобиль моего мужа, но только крайне самоуверенный и тщеславный человек мог поступить так, как он. Муж не выбросил этот кусок окаменелого дерева, а позднее принес домой, отмыл и снова положил на письменный стол в своем кабинете. Прямо перед тем местом, где он остановился, был припаркован другой автомобиль, Джаспер угнал его и оставил на этом месте. Он перенес тело туда. На Тридцать девятую же улицу он решил поехать просто затем, чтобы во всех деталях повторить декабрьскую ситуацию с телом Уальдо. Он хотел, чтобы все выглядело так, будто обоих убил один и тот же человек, тогда это обернулось бы в пользу мужа, так как его не подозревали в убийстве Уальдо. Такова была версия Джаспера, но это была только версия и ничего больше. Он так поступил потому, что с телом все равно что-то надо было делать, а поскольку он тщеславен, с его стороны такой жест явился проявлением уверенности и презрения – к вам, ко мне, ко всем остальным.

 Цецилия повернула голову.

 – За исключением вас, мисс Ливси. Насколько я знаю, вы единственное лицо, по отношению к которому мой муж не проявлял презрения. Поэтому я вами заинтересовалась.

 Эстер ничего не ответила.

 Вульф хрюкнул.

 – Кстати, что касается мисс Ливси, здесь есть один момент. В тот вечер, в пятницу, до этих событий ваш брат более часа бродил по улицам вместе с ней и они о чем-то беседовали. О чем?

 Цецилия удивилась.

 – Понятия не имею, – ответила она и повернулась. – О чем, мисс Ливси?

 Эстер молчала.

 Тогда решил попробовать Вульф. Он в упор посмотрел на Эстер.

 – Конечно же, вы не будете больше держаться за эту ложь? Если вы возьметесь за старое, то предупреждаю вас, что я отклоню ваши возражения. Тогда придется выбирать, кто из вас двоих врет: мой свидетель или вы. И я не собираюсь считать лжецом его. Так что вы обсуждали с мистером Нейлором?

 Мисс Ливси заговорила, подчеркнуто обращаясь только к Вульфу:

 – Он хотел увидеть меня, просил о встрече.

 – Что же он хотел?

 – Видимо, думал, что у меня есть письма, которые писал мне мистер Пайн, и он хотел получить их.

 – Вы дали ему письма?

 – У меня их нет. Я их уничтожила, – Эстер перевела дыхание. – Он мне не поверил. Он и раньше грозил уволить меня с работы, если я их не отдам.

 – Боже мой, – вырвалось у меня. Я не мог сдержаться. – Почему же вы раньше этого не говорили?

 Очевидно, со мной она тоже разговаривала, так как её взгляд упал на меня:

 – Как же я могла? Ведь тогда все бы всплыло – насчет мистера Пайна.

 – Хофф знал об этом?

 – Нет, он думает, что мне просто нужна помощь.

 – Вы знали, что Пайн убил Мура? И Нейлора?

 – Нет, я ничего не знала. Да и откуда? А если что-то и думала, имеет ли это значение?

 Вульфа это не заинтересовало. Он снова взялся за Цецилию:

 – А что стало с письмами, которые ваш муж получил от мисс Ливси? Они находились у вашего брата. Но их не нашли среди бумаг. Где они?

 – Джаспер забрал их в ту пятницу вечером и уничтожил.

 Миссис Пайн зябко повела плечами.

 – Неужели этого недостаточно? Я уже и так вам доверилась, чего никогда не делала с мужчинами. Признаюсь, я была вынуждена так сделать. И какие же гарантии я буду иметь, что это не попадет в полицию?

 Я разинул рот. Неужели она в дополнение ко всему была ещё и простушкой?

 – Никаких гарантий, – сказал Вульф, – вы сделали все возможное, чтобы прояснить ситуацию, но беспокоиться об этом следует вашему мужу. Конечно, вы не можете ожидать…

 Зазвонил телефон. Я переложил блокнот в правую руку и поднял трубку.

 – Контора Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.

 – Арчи, слушай, – это был голос Билла Гора.

 – Валяй, что там у тебя?

 Билл начал говорить. Это было четкое изложение фактов об одном событии. Я выслушал, задал два-три вопроса, повесил трубку и повернулся к Вульфу.

 – Новость от Билла Гора. Мистер Джаспер Пайн выбросился из окна своего кабинета на тридцать шестом этаже. Смерть наступила до прибытия полиции.

 В углу, где сидела Эстер, послышался слабый вскрик. Миссис Пайн не пошевелилась.

 Вульф тяжело вздохнул. Он обратился к Цецилии.

 – Прежде чем ехать сюда, вы не так много времени потратили на переодевание, не правда ли, миссис Пайн? Для телефонного звонка оно осталось, верно? Естественно, я этому не удивляюсь. Я знал, что вы будете со мной предусмотрительны.

 Нет, она не была простушкой. Защити свою женщину? Только не эту. Она в этом не нуждалась.

 Прошло четыре дня и четыре ночи, и снова наступило воскресенье.

 В среду у нас был долгий разговор с Кремером. После двухчасовой беседы он ушёл вне себя от раздражения. Он скрежетал зубами, но зацепиться было не за что.

 Мы понимали, что Кремеру до смерти хотелось увидеть в «Газетт» заголовок: «Полиция раскрыла два убийства», но он так этого и не дождался.

 В пятницу, на следующий день после похорон Джаспера Пайна, состоялось продолжительное совещание с участием вице-президентов, один из которых исполнял обязанности президента. Совещание было сугубо неофициальным, но для нас оно не имело никаких последствий. Цецилия успела переговорить с ними, подкрепив беседу своими акциями, и, я полагаю, так же поступил и её отец.

 Совет директоров так и не заинтересовался записями в моем блокноте. Мы сделали одну копию этих записей, которая до сих пор лежит в нашем сейфе.

 В субботу, в одиннадцать часов утра, когда Вульф спустился из своей оранжереи, я работал за письменным столом. Нужно было кое-что напечатать в связи с делом «Нейлор – Керр». Одним из документов был счет за оказанные услуги. В нем подробно, по пунктам перечислялись все затраты – Вульф всегда был очень щепетильным в этих вопросах, – но расходы были просто мелочью в сравнении с главным пунктом – гонораром. Правда, я склонялся к тому, что он едва ли заработал и десятую часть этого, хотя дело, в конце концов, заключалось в каком-то лишнем нуле.

 Когда я печатал перечень расходов, зазвонил телефон. Я снял трубку.

 – Арчи? Угадай, кто говорит.

 – Конечно, это ты, Гуинн, дорогая. Что за голос? Не глупи.

 – Значит, ты меня ещё помнить? Я уж было подумала, что совсем меня забыл. Неужели мы так и не увидим тебя больше в отделе фондов?

 – Боюсь, что нет. Я не вынесу близости с вами. Просто не вынесу…

 – Опять ты остришь! Очень плохо, потому что я хочу многое тебе рассказать! У нас никогда не происходило столько событий за одну неделю! Мистер Розенбаум теперь новый начальник отдела, а мистер Эплтон назначен… О, мне обязательно надо тебя увидеть! Сегодня вечером я свободна. А ты?

 Вообще-то я был занят. У меня было назначено свидание с Лили Роуэн, но она лежала в постели с простудой.

 – Просто помираю, до чего хочется услышать про мистера Эплтона, – заявил я. – Встречаемся в баре у Рустермана в семь.

 – Но там не танцуют! Я думала, мы…

 – Извини, что я тебя прерываю, но мне надо ещё поработать. Танцевать мы сможем пойти, когда поужинаем. До семи, дорогая.

 Я проигнорировал сопение, доносящееся со стороны Вульфа, и продолжал печатать. Когда перечень расходов был готов, я прочитал его и проверил все цифры, затем положил его в конверт, а копирку спрятал в шкаф, который стоял рядом с кроватью. Затем я вернулся к машинке, вставил лист из моих собственных запасов, поставил число и начал:

 Дорогая миссис Пайн! Вчера вечером я пошёл…

 Мне пришлось остановиться, чтобы снова взять трубку телефона.

 – Арчи? Это Роза.

 – Можешь не объяснять. Я тебя сразу узнал. Как твои кудряшки?

 – Перестань, – хихикнула она. – Как ты догадался по телефону? Знаешь, вчера я пошла спать в девять часов и не вставала до десяти часов утра – и прекрасно себя чувствую! Когда я пила кофе, то вспомнила о тебе, а так как сегодня суббота, я подумала, может быть, тебе вечером нечего будет делать?

 – Действительно, ничего особенного. А тебе?

 – Нет, я поэтому и позвонила. Я подумала…

 – Достаточно для тебя. Встретимся в баре у Рустермана в семь вечера.

 – О, там прекрасное вино! А бифштексы?

 – Конечно, два бифштекса. Или даже три. Так ровно в семь?

 – Да!

 Вульф снова фыркнул, и я опять пропустил это мимо ушей. Мне нужно было сосредоточиться на своем занятии. Ведь теперь я не переписывал бумажки. Работа предстояла творческая. И я продолжил:

 …к гадалке, что я делаю крайне редко. Меня обеспокоила фраза, которую Вы как-то обронили, насчет того, что каждый человек рано или поздно надоедает. И мне захотелось узнать, как скоро это случится со мной. Гадалка сказала, что у меня есть самое большее два месяца. Похоже, что я могу быть привлекательным только в течение этого срока. Но примириться с этим не могу.

 Высоко ценя Ваше расположение и боясь потерять его, я возвращаю билеты на бейсбол. До начала сезона остаются ещё две недели, и у Вас есть много времени, чтобы подыскать другого спутника.

 Искренне Ваш…

 Я думал, как подписаться – просто Арчи или полным именем, и остановился на последнем. В это время меня снова отвлек телефон. Я поднял трубку.

 – Контора Ниро Вульфа, у телефона Арчи Гудвин.

 – Мистер Гудвин, говорит Эстер Ливси.

 – Доброе утро, – я откашлялся, чтобы прочистит горло. – Что вы хотели?

 – Я знаю, что заслужила такое обращение, – сказала она. – Я хочу попросить у вас прощения за то, что была такой грубой, когда вы позвонили мне в четверг вечером. Я… я надеюсь, вы поймете. Я чувствовала себя ужасно и поэтому так гадко нагрубила. Я хочу объяснить…

 – Ничего страшного, все в порядке. Сейчас вам лучше?

 – О да, намного. Я действительно хотела бы объяснить вам кое-что. Не могли бы вы прийти ко мне сегодня вечером, вы ведь знаете адрес? У нас небольшая квартира где мы живем с мамой.

 – В Бруклине.

 – Да, номер дома 2394…

 – Я знаю, думаю, что найду. Как вы относитесь к тому, чтобы покататься завтра со мной на машине? Мы могли бы поехать в старой развалюхе Вульфа куда-нибудь за город и посмотреть, не пришла ли весна?

 – Жаль, но завтра я не могу, потому что мы с мамой пойдем в гости. Не беспокойтесь, в самом деле…

 – Я вовсе не беспокоюсь, – мне пришла в голову идея. – Проблема в том, что я очень неотесан и, боюсь, произведу на вашу маму плохое впечатление. Наверное, вам лучше было бы узнать меня поближе, прежде чем приглашать к себе домой. Вы знаете, где ресторан Рустермана?

 – Рустермана? Конечно.

 – Там очень тихо и уютно, а кроме того, хорошая кухня. Может быть, встретимся в баре у Рустермана сегодня вечером в семь часов?

 – Это так неожиданно… Я не напрашивалась на ужин…

 – Я знаю, но мне кажется, это было бы приятно, по крайний мере для меня. Ну как?

 – М-м…

 – Пойдете?

 – Хорошо, пойду.

 Я повесил трубку, потянулся за ручкой и подписал письмо Цецилии.

 Вульф зарычал на меня:

 – Что, черт побери, ты собираешься делать со всеми сразу?

 Я ухмыльнулся в ответ.

 – Клянусь, не знаю. Просто я очень общителен. Не могу разочаровывать людей, особенно женщин.

• Страницы:
• «
• ‹
• 1
• 2
• 3