• Ниро Вульф, #64
Банальное убийство

Глава 1

 Когда вечером того вторника в сентябре раздался звонок у входной двери, и я вышел в прихожую взглянуть через одностороннее стекло, кто к нам пожаловал, и увидел на ступеньках крыльца инспектора Кремера с большой картонкой в руках, моим первым побуждением было приоткрыть дверь всего на длину цепочки и сказать через двухдюймовую щель: «Доставка товаров с черного хода».

 Инспектора не ждали и не приглашали, у нас не было ни клиента, ни расследуемого дела, Кремеру мы ничем не были обязаны, так для чего же притворяться, будто он — желанный гость?

 Но, приблизившись к двери, я передумал. Вовсе не из-за него, он выглядел совершенно обычно: большой и сильный, круглая красная физиономия с кустистыми седыми бровями, широкие покатые плечи, на которых едва не лопались швы его толстого пальто.

 Но картонка…

 Чертовски знакомая картонка соответствующего размера, обвязанная точно таким шнурком, какой использовал Мак-Леод, надпись синим карандашом «Ниро Вулфу» тоже вроде бы была в стиле Мак-Леода.

 Включив свет на крыльце, я мог лучше разглядеть эти подробности, поэтому я распахнул дверь и вежливо спросил:

 — Где вы взяли кукурузу?

 Полагаю, мне следует кое-что объяснить.

 Обычно у Вулфа наиболее покладистое настроение бывает после обеда, когда мы из столовой перебираемся через прихожую в офис. Вулф устраивается в своем излюбленном кресле за столом, а Фриц нам приносит кофе Вулф тут же либо раскрывает очередную книгу, либо, коли, у меня нет свидания и я остаюсь дома, затевает разговор. Темой может быть что угодно, от моды на женскую обувь до значения новолуний в астрологии Вавилона.

 Но в тот вечер он взял чашку и молча прошел к огромному глобусу возле книжных полок, посмотрел на него и принялся вращать с необычайно хмурым видом. Возможно, выбирал место, где хотел бы очутиться.

 Потому что кукурузу не доставили.

 По договоренности с фермером по имени Дункан Мак-Леод из Путман-Каунти каждый вторник, начиная с двадцатого июля и по пятое октября, мы получали только что срезанные початки в стадии восковой зрелости.

 Фриц их запекал прямо в листовой оболочке, которую мы очищали уже за столом. Четыре штуки предназначались мне, восемь — Вулфу и тоже четыре Фрицу на кухне. Кукурузу должны были привозить не раньше половины шестого и не позднее половины седьмого.

 А в тот день ее вообще не доставили, и Фрицу пришлось приготовить что-то наспех из яиц. Нет ничего удивительного, что после этого Вулф раздраженно созерцал глобус.

 А теперь еще появился инспектор Кремер с картонкой.

 Могла ли это на самом деле быть наша картонка? Вроде бы она самая…

 Протянув мне шляпу, чтобы я положил ее на полку, инспектор двинулся через прихожую к кабинету, а когда я тоже вошел туда, он уже успел поставить картонку на стол Ниро Вулфа и вытащил из кармана нож, чтобы перерезать бечевку, а Вулф, по-прежнему державший кофейную чашку в руке, шел к столу.

 Кремер открыл картонку, вынул из нее початок кукурузы, поднял вверх и сказал:

 — Если вы собирались съесть его за обедом, то, очевидно, уже слишком поздно.

 Вулф подошел к картонке, приподнял крышку, заглянул внутрь, прочитал свое имя, написанное сбоку, хмыкнул и занял обычное место.

 — Вы произвели желаемый эффект, — сказал он, — я в недоумении. Где вы ее раздобыли?

 — Если вы не знаете, то, возможно, знает Гудвин?

 Кремер глянул на меня и уселся в красное кожаное кресло, стоявшее у самого края письменного стола Вулфа.

 — У меня имеется несколько вопросов к вам и к нему, но, конечно, вы потребуете их обосновать? Так слушайте. Без четверти пять, то есть четыре часа назад, на аллее за рестораном Рустермана был обнаружен труп мужчины. Он был убит ударом по затылку куском металлической трубы, которая валялась рядом с телом на земле. Фургон, на котором он приехал, стоял подле разгрузочной платформы складского помещения, а в фургоне находилось девять картонок с кукурузными початками. Вот эта — одна из них, на ней написано ваше имя. Вы ведь получаете каждый вторник по такой картонке, верно?

 Вулф кивнул:

 — Получаю. Летом и осенью… Труп опознали?

 — Да. В его кармане были водительские права и другие вещи, включая деньги, восемьдесят с лишним долларов. Кеннет Фабер, двадцать восемь лет от роду. К тому же его узнали и работники ресторана. Он привозил туда кукурузу на протяжении последних пяти недель, после чего доставлял и вам початки. Верно?

 — Не знаю.

 — Черта лысого не знаете! Если вы намереваетесь начать канитель…

 Вмешался я:

 — Уймитесь, инспектор. Стравите давление. Как вам прекрасно известно, мистер Вулф от четырех часов до шести ежедневно находится наверху в теплице. Кроме воскресений. Кукурузу же обычно привозят до шести, получаю ее либо я, либо Фриц. Так что мистер Вулф действительно этого не знает, это я знаю. Вы правы, последние пять недель початки привозил Кеннет Фабер. Если вы хотите…

 Я замолчал, потому что задвигался Ниро Вулф. Кремер швырнул початок к нему на стол, и он почему-то привлек внимание Вулфа. Тот взял его в руки, пощупал, нажал посредине, после чего принялся его очищать. С того места, где я сидел, кукурузные зерна мне показались слишком крупными, слишком желтыми и слишком плотными.

 Вулф пробормотал, нахмурившись:

 — Я так и думал…

 Отложив в сторону этот початок, он придвинул к себе картонку и крикнул:

 — Помоги-ка мне, Арчи!

 И тут же принялся его обдирать.

 Когда я поднялся с места, Кремер, что-то проворчал, но на него никто не обратил внимания.

 Вскоре все початки были ободраны, и у Вулфа получились три кучки. Два початка казались недозрелыми, шесть, наоборот, созревшими и лишь восемь требуемого качества.

 Вулф опустился на свое кресло, посмотрел на Кремера и изрек:

 — Неслыханно!

 — Итак, вы все же валяете дурака? Разыгрываете меня?

 — Ничего подобного. Требуются объяснения?

 — Да. Выкладывайте.

 — Поскольку вы допрашивали работников из ресторана, вы знаете, что кукуруза поступает от человека по имени Дункан Мак-Леод, который ее выращивает на ферме милях в шестидесяти отсюда. Он снабжает нас початками вот уже четыре года и в точности знает, чего я требую. Они должны быть в стадии «восковой зрелости» и срезаны самое большее за три часа до того, как попадут ко мне. Вы сами любите молодую кукурузу?

 — Вы морочите мне голову?

 — Нет. Так любите или нет?

 — Да.

 — Кто вам ее готовит?

 — Жена, разумеется. У меня нет Фрица.

 — Она варит их в воде?

 — Конечно. А Фриц в пиве?

 — Нет. Миллионы американских женщин и некоторые мужчины совершают это святотатство каждый день. Они превращают несравненное лакомство в простой пищевой продукт. Очищенная и сваренная в кипятке молодая кукуруза вполне съедобна и полезна, но если ее сунуть на сорок минут в лиственной оболочке в очень жаркую духовую, очищенная уже за столом и слегка подсоленная кукуруза является настоящей пищей богов. Изобретательность и воображение ни одного шеф-повара не создало лучшего блюда. Американских хозяек следовало бы самих сварить в кипятке! Идеальная кукуруза…

 — Еще сколько времени вы намерены водить меня за нос?

 — Я вовсе не вожу вас за нос, с чего вы взяли?.. В идеале кукуруза прямо со стебля попадает в печь, но, конечно, для городских жителей это неосуществимо. Если она собрана в правильной стадии созревания, она не пригодна для еды через двадцать четыре часа и даже сорок восемь часов. Я пробовал. Но посмотрите вот на это.

 Вулф ткнул пальцем в разложенные кучки.

 — Это возмутительно! Мистер Мак-Леод в этих вопросах прекрасно разбирается. В самый первый год я просил его посылать ко мне по два десятка початков и возвращал назад непригодные, так что ему известны мои требования, и он великолепно срезает початки, не повредив на них лиственную оболочку. Как мне говорили, ресторан Рустермана тоже требует первосортную кукурузу, но я сомневаюсь, чтобы они были также придирчивы, поскольку им привозят за раз от ста пятидесяти до двухсот штук. Скажите, они пустили в ход то, что получили сегодня?

 — Да, они признались, что взяли кукурузу из фургона еще до того, как сообщили нам про труп.

 Подбородок Кремера был опущен, глаза сощурены под кустистыми бровями.

 — Фактически ведь вы владелец ресторана?

 Вулф покачал головой:

 — Не владелец. Мое попечительство согласно завещанию моего покойного друга Марко Вукчича заканчивается в будущем году. Вы же помните эту историю, так как сами расследовали дело. Именно я доставил убийцу из Югославии.

 — Да-а… Не исключено, что я никогда вас ни за что не благодарил…

 — Дело не в этом…

 Глаза Кремера теперь были направлены на меня.

 — Вы бываете там довольно часто, не в Югославии, а у Рустермана. Как часто?

 Я приподнял одну бровь. Этот фокус раздражал инспектора, потому что у него самого так не получается.

 — Раз в неделю, иногда два раза. Там я пользуюсь привилегированным положением, и потом это на самом деле лучший ресторан в Нью-Йорке.

 — Олл-райт. Были ли вы там сегодня?

 — Нет

 — Где вы находились в 17.15?

 — В седане марки «герон», который принадлежит мистеру Вулфу, а езжу на нем я. В пять пятнадцать, говорите вы? Примерно в районе Гранд Конкур по дороге в Ист-ривер-Драйв.

 — Кто был с вами?

 — Сол Пензер.

 Кремер фыркнул:

 — Вы да Ниро Вулф — единственная пара людей, ради которых Пензер солжет, не задумываясь. Где вы были?

 — На матче. Янки-стадион.

 — Что случилось на девятой минуте?

 И тут же махнул рукой:

 — К черту! Вы об этом непременно подумали бы и правильно ответили бы на все мои вопросы, даже если бы вас там не было… Как близко вы знакомы с Максом Масловым?

 Я снова приподнял одну бровь:

 — Обоснуйте, пожалуйста.

 — Я расследую убийство.

 — Это я понял. И, очевидно, я подозреваемый. Обоснуйте.

 — Среди прочих вещей в кармане Кеннета Фабера была маленькая записная книжка. На одной из страничек были записаны карандашом имена четырех мужчин, причем три были помечены галочками. Последним, без галочки, было ваше имя. Арчи Гудвин. Первым — стоял Маслов. Этого достаточно?

 — Я бы предпочел взглянуть на записную книжку.

 — Она в лаборатории.

 Кремер слегка повысил голос:

 — Послушайте, Гудвин, вы — частный детектив, работающий по лицензии…

 Я кивнул:

 — Вот-вот, знакомая песня. А до этого заявление о том, ради кого станет давать свои показания Сол Пензер. О'кей, я вам отвечу: я не знаю никакого Макса Маслова, впервые слышу это имя. Два других имени с галочками?

 — Питер Джей. Д-ж-е-й.

 — Такого не знаю и никогда не слышал о нем.

 — Карл Хийдт, Х-и-й-д-т.

 — Это лучше. Модельер, да?

 — Он делает наряды для женщин.

 — В том числе и для моей приятельницы, мисс Роувен. Я несколько раз вместе с ней ездил к нему в мастерскую помочь ей сделать выбор. Его платья и костюмы высоко котируются, но, как я считаю, ему далеко до фирмы ККК.

 — Как близко вы с ним знакомы?

 — Практически почти не знакомы, хотя я зову его Карлом, а он меня Арчи. Вы же знаете, как это бывает. Пару раз мы с ним одновременно проводили уик-энд у мисс Роувен. Но вообще я встречался с ним только тогда, когда бывал у мисс Роувен.

 — Знаете ли вы, почему его фамилия с пометкой могла попасть в записную книжку Кеннета Фабера?

 — Не знаю и не берусь догадываться.

 — Хотите, чтобы я увязал с этим Сюзен Мак-Леод, прежде чем спрошу про нее?

 Я ждал этого вопроса, как только услыхал имя Карла Хийдта. Поскольку записная книжка находилась в руках полиции целых четыре часа, им хватало времени на установление всяческих связей. То, что меня не вызвали сразу же в управление, а Кремер сам к нам явился, являлось, конечно, комплиментом, но не столько по моему адресу, сколько Вулфа.

 — Не утруждайте себя, инспектор, я сам способен увязать. В первый же раз, когда Кеннет Фабер приехал сюда с кукурузой шесть недель назад, а именно тогда я с ним познакомился, он по собственной инициативе поведал мне, что Сью Мак-Леод уговорила отца предоставить ему работу у себя на ферме. Кеннет был необычайно разговорчив, объяснил, что по профессии он карикатурист, не связанный с определенной редакцией, но на эти заработки не проживешь, ему нужен свежий воздух и солнце, а для мускулов физическая нагрузка. Сью Мак-Леод часто проводил каникулы на отцовской ферме, так что все будет очень мило… Так что теперь спрашивайте меня о Сьюзен Мак-Леод.

 Кремер буквально пожирал меня глазами.

 — Вас не назовешь тугодумом, Гудвин, не правда ли?

 Я подмигнул:

 — Я изо всех сил стараюсь шевелить мозгами, инспектор.

 — Только не перестарайтесь… Как давно вы стали с ней близки?

 Я удивился.

 — Ну, слово «близки» можно понимать по-разному. Что именно вы имеете в виду?

 — Вы прекрасно понимаете.

 Мои плечи слегка приподнялись:

 — Раз вы не желаете уточнять, мне придется догадываться.

 Плечи опустились.

 — Если вы подразумеваете самое скверное — или самое лучшее, в зависимости от того, как смотреть на это дело, тут прочерк. Я знаком с ней три года, увидел впервые, когда она привезла сюда початки. Вы сами ее видели?

 — Да.

 — Значит вам известно, как она выглядит. Таким образом, ваши предположения можно посчитать за комплимент. Девушка не из кротких овечек. Возможно, она и хотела бы выглядеть скромницей, но она не может не кокетничать, потому что это у нее в крови. Ведь она не выпросила себе ни глаз, ни голоса, ни фигуры, ими наделила ее природа. Ее речь — нечто особенное, ты не только никогда не знаешь, что она тебе скажет, она сама этого не знает. Однажды вечером я ее поцеловал, поцеловал от всей души, а когда отпустил, она мне и говорит: «Один раз я видела, как лошадь целует корову». Но она очень скверно танцует, а после шоу, матча, какого-нибудь соревнования я люблю часок-другой потанцевать под оркестр. Поэтому в этом году мы с ней редко виделись. Последний раз встретились пару недель назад на какой-то вечеринке. С кем она туда пришла, не знаю, только не со мной. Что касается наших с ней «близких» отношений в том смысле, как это понимаете вы, чего вы ждете? Этого нет, но даже если бы и было, мы-то с вами не настолько близки, чтобы я стал вам про такое трепаться… Что еще?

 — Очень многое. Вы устроили ее на работу к этому Карлу Хийдту, вы же нашли ей квартиру всего в шести кварталах отсюда.

 Я вскинул голову:

 — Кто вам все это наговорил, Карл Хийдт?

 — Нет, она сама.

 — И она не упоминала имени мисс Хийдт?

 — Нет.

 — В таком случае честь ей и хвала. Вы накинулись на нее в отношении убийства, а она не пожелала втягивать в эту историю мисс Роувен. Так вот, однажды, это было во второе лето, как Сью стала нам привозить кукурузу, она мне сказала, что хотела бы найти для себя работу в Нью-Йорке, и попросила ей помочь. Поскольку ни один из моих приятелей не смог бы предложить ей ничего подходящего, я посоветовался с мисс Роувен, и та принялась за дело. Начать с того, что она нашла двух порядочных девушек, с которыми Сью сняла одну квартиру на троих не в шести, как вы сказали, а всего лишь в пяти кварталах отсюда. Мисс Роувен заплатила за курс обучения Сью в Мидтаун-студии, позднее Сью с ней за это рассчиталась, и, наконец, рекомендовала Карлу Хийдту испробовать девушку в качестве манекенщицы. Как я слышал, сейчас Сью считается одной из самых популярных манекенщиц в Нью-Йорке, получает по сто долларов в час, но это всего лишь разговоры… Я не видел ее портретов на обложках модных журналов, И я не находил ей ни работы, ни места для жилья. Но я знаю мисс Роувен лучше, чем ее знает Сью, и уверен, что она не рассердится за то, что я назвал ее имя инспектору полиции… Есть еще вопросы?

 — Очень много. Когда и как вы узнали, что Кеннет Фабер вытеснил вас и сам занял ваше место при мисс Мак-Леод?

 Я буквально подпрыгнул от негодования:

 — Чепуха!

 И повернулся к Вулфу:

 — Ваша честь, я категорически возражаю против данного вопроса на том основании, что он оскорбительный, наглый и внушающий отвращение. Он допекает, что меня можно «вытеснить» даже оттуда, где я никогда не бывал.

 — Возражение принято.

 Уголки губ Ниро Вулфа слегка приподнялись:

 — Вам придется иначе сформулировать свой вопрос, мистер Кремер.

 — Черта с два!..

 Глаза Кремера были прикованы ко мне.

 — Не советую вам запираться, Гудвин. У нас имеется подписанное мисс Мак-Леод заявление… Что произошло между вами и Фабером, когда тот приезжал сюда неделю назад?

 — Что произошло? Он передал мне кукурузу.

 — Не поясничайте! Мне не до каламбуров… О чем вы говорили?

 — Дайте припомнить.

 Я сжал губы, изображая глубокое раздумье.

 — Раздался звонок, я пошел отворить дверь, увидел Фабера и сказал… Цитирую: «Привет. Как обстоят дела на ферме?» Передавая мне картонку Фабер ответил: «Паршиво, благодарю вас. Жара, к тому же я натер себе волдыри на руках». Я возразил. «Какие могут быть волдыри, если вы прирожденный сельский житель?» Он послал меня к черту и ушел, а я запер дверь.

 — И это все?

 — Все.

 — О'кей.

 Кремер поднялся:

 — Вы не носите шляпу. Вам достаточно минуты на сборы. Захватите зубную щетку и идемте.

 — Послушайте!

 Я поднял руку ладонью вверх: это любимый жест Вулфа, когда он говорит о чем-то семейном.

 — Я способен махнуть рукой на собственные удобства в случае необходимости, но сейчас этого нет. Время близится к ночи. Если мои показания в чем-то расходятся с заявлением Сью, разумеется, вам желательно поработать со мной до того, как я с ней встречусь. Валяйте, я к вашим услугам. Спрашивайте и уточняйте.

 — Даю вам минуту. Собирайтесь.

 Я продолжал сидеть.

 — Нет, теперь у меня все основания возмущаться, и я возмущаюсь. Вы должны обосновать законность вашего требования.

 — Вы воображаете, что я не смогу это сделать?

 Во всяком случае мне удалось вывести его равновесия.

 — Вы задерживаетесь в качестве основного свидетеля.

 Я не спешил.

 — У вас, конечно, нет ордера, но я не стану скандалить…

 И повернулся к Вулфу:

 — Если я вам завтра понадоблюсь, вы можете позвонить Паркеру.

 — Позвоню…

 Он повернулся:

 — Мистер Кремер, зная ваши незаурядные таланты, я частенько поражаюсь вашей самодовольной негибкости. Вы настолько захвачены мыслью о том, как бы вам посильнее зацепить мистера Гудвина на крючке, что полностью игнорировали те важные факты, на которые я обратил ваше внимание.

 Он указал пальцем на три кучки початков на письменном столе.

 — Кто срезал эти початки, а?

 — Это ваша забота, — разъярился Кремер, — меня же заботит нечто куда более серьезное: кто убил Кеннета Фабера. Пошли, Гудвин!