• Ниро Вульф, #16

Глава 20

 Должен признать, что рывок в сторону Элинор Венс был для меня необъяснимым. Я надеялся, что по крайней мере сейчас мы наймем себе помощников, но, когда я спросил Вульфа, не связаться ли мне с Солом, Фредом и Орри, он лишь промычал в ответ. Ничего удивительного в этом не было, поскольку это согласовалось с нашей новой политикой позволить все делать полицейским. Наверняка первым шагом Крамера по возвращении к себе была организация разнюхивания фактов об анонимных письмах, касающихся Элинор Венс.

 После обеда я решил небольшую личную проблему, получив у Вульфа разрешение расплатиться с долгом, хотя для него я сформулировал вопрос иначе. Я сказал ему, что хотел бы позвонить Лону Коэну и намекнуть ему, как распространялась подписка на «Ипподром» и «Чего ожидать». Конечно, не называя имен и даже не намекая на существование безжалостного гения. Моими аргументами было то, что а) Вульф выудил это сам и Крамер не имеет на это авторского права, б) было бы желательным иметь газету, которая чем-то нам обязана, в) это пойдет им на пользу после той злобной редакционной статьи, которую они напечатали, и г) эта публикация, возможно, зажжет костер, дым от которого послужит нам сигналом. Вульф кивнул, но я подождал, пока он поднимется в оранжерею, прежде чем позвонить Лону и расплатиться с ним.

 Если бы я позвонил в присутствии Вульфа, то при его подозрительности любое слово или оттенок интонации могли бы вызвать вопросы.

 Еще одно предложение, с которым я выступил позже, не имело такого успеха. Вульф начисто отверг его. Поскольку я должен был забыть имя Арнольда Зека, я заговорил о мистере Дункане. Я напомнил Вульфу его слова Крамеру о том, что нанятый Дунканом человек мог видеть убийцу Бьюлы Пул и даже может назвать его. Я предложил позвонить по телефону в Мидленд и попросить, чтобы Дункан перезвонил Вульфу. Если он это сделает, Вульф может предложить следующую сделку: если Дункан назовет убийцу, его собственное имя не будет упоминаться, Вульф забудет, что он когда-либо слышал о ком-то, чья фамилия начинается с З, прошу прощения — с Д. В ответ мне оторвали голову. Во-первых, Вульф никогда не пойдет на сделку с преступником, особенно с таким отвратительным, и, во-вторых, никаких дальнейших отношений между ним и этим безымянным мерзавцем не будет, разве что мерзавец сам не вступит в контакт. Мне это казалось недальновидным.

 Если он не хотел связываться с этой птицей до тех пор, пока не будет вынужден этого сделать, почему бы не получить то, что возможно. Тем же вечером после ужина я попытался снова предложить это, но он просто не стал со мной разговаривать.

 Но следующее утро в пятницу к нам зашли двое посетителей, которых мы довольно давно не видели: президент «Хай спота» Уолтер Б. Андерсон и Фред Оуэн из отдела информации. Когда незадолго до полудня зазвонил дверной звонок и я увидел их на пороге, мои намерения были другими, чем в первый раз. С ними не было фотографов, они были уважаемыми клиентами, кроме того, они вполне могли спрятать где-нибудь оружие: например, шляпную булавку, которую собрались применить против Вульфа. Так что, не заходя в кабинет для консультации, я впустил их в дом.

 Вульф приветствовал их без особого восторга, но и без раздражения. Он даже спросил, как они себя чувствуют. Пока они рассаживались, Вульф устроился в кресле так, чтобы следить глазами за обоими, не перенапрягая при этом шеи. Он даже заговорил извиняющимся тоном:

 — Неудивительно, джентльмены, что вы начинаете терять терпение, но я раздражен точно так же. Естественно, что ни один убийца не хочет быть пойманным, но этот, по-видимому, в особенности, Не хотите ли вы, чтобы я рассказал о том, что уже достигнуто?

 — Мы все прекрасно знаем, — заявил Оуэн. На нем были темно-коричневый двубортный пиджак, который выглядел так, как будто потребовалось по крайней мере пять примерок, чтобы довести его до нынешнего вида.

 — Мы неплохо осведомлены, — поправил его президент. Обычно я спокойно отношусь к вялым краснощеким людям, но, когда этот странный тип открывал рот, я испытывал желание заткнуть его, причем не при помощи слов.

 Вульф нахмурился.

 — Я признал за вами право на раздражение. Не стоит настаивать на этом.

 — Мы раздражены не вами, мистер Вульф, — заявил Оуэн.

 — Я раздражен, — снова поправил его президент, — всей этой чертовщиной, Какое-то время я хотел думать, что может случиться что-то похуже, но теперь вижу, что ошибался. Боже мой, шантаж! Заметка, появившаяся в «Газетт» — ваших рук дело?

 — Видите ли… — Вульф задумался. — Я бы сказал так: это дело рук того человека, который разработал этот план. Я обнаружил и раскрыл замысел.

 — Не имеет значения, — Андерсон взмахнул рукой. — Имеет значение лишь то, что моя компания и производимый ею продукт не могут и не будут ассоциироваться в глазах общественного мнения с шантажом. Это грязь. Это заставляет людей давиться нашим напитком.

 — Я абсолютно согласен, — вставил Оуэн.

 — Убийство в определенной степени тоже грязь, — возразил Вульф.

 — Нет, — резко сказал Андерсон. — Убийство — это сенсация, оно способно привести в возбуждение, но это не шантаж и не анонимные письма. С меня хватит.

 Он достал из внутреннего кармана пиджака конверт, из которого в свою очередь извлек голубой листок.

 — Вот чек на полную сумму вашего гонорара. Может быть, остальные заплатят мне причитающуюся с них сумму, а может, и нет, посмотрим. Пошлите мне перечень ваших расходов вплоть до сегодняшнего дня. Как вы понимаете, я расторгаю наше соглашение.

 Оуэну пришлось подняться, чтобы протянуть чек Вульфу. Тот скосил на него глаза и позволил ему упасть на стол.

 — Вот как? Вульф поднял чек, посмотрел на него еще раз и снова бросил его на стол. — Вы консультировались с другими участниками нашего договора?

 — Нет, и не собираюсь. Что вас волнует? Это вся сумма, не так ли?

 — Да, с деньгами все в порядке. Но почему вы идете на попятный? Что так неожиданно испугало вас?

 — Меня ничего не испугало, — Андерсон подался вперед в кресле. — Послушайте, Вульф. Я приехал сюда лично, чтобы убедиться: не будет никаких недомолвок. Сделка отменяется начиная с настоящего момента. Если бы вы слушали сегодня утром программу Фрейзер, то заметили бы, что в ней не упоминался мой продукт. С ними я тоже расквитался. Если вы думаете, что я напуган, то вы меня не знаете. Я не из пугливых. Однако я знаю, как действовать в изменившихся обстоятельствах. Именно этим я сейчас и занимаюсь.

 Он встал, подошел к столу Вульфа, вытянул короткую пухлую руку и постучал по чеку коротким пухлым указательным пальцем.

 — Я не собираюсь убегать, не заплатив проигрыша. Ваши расходы будут также оплачены! Я не обвиняю вас ни в чем, черт возьми, но с этой минуты вы на меня больше не работаете!

 Последние шесть слов сопровождались ударами пальца по столу с частотой приблизительно три удара в слово.

 — Пошли, Фред, — скомандовал президент, и эта пара направилась в холл.

 Я прошел до двери в кабинет, чтобы убедиться, что они не прихватят с собой мою новую двадцатидолларовую серую шляпу, и, когда они ушли, вернулся к столу. Я сел и обратился к Вульфу.

 — Похоже, он расстроен.

 — Я продиктую письмо для него.

 Я достал блокнот и ручку. Вульф откашлялся.

 — Не надо «дорогой мистер Андерсон», просто «дорогой сэр» В связи с нашим сегодняшним разговором, я должен напомнить, что нанят не только вами, но и остальными. Поскольку мой гонорар зависит от конечного результата, я обязан продолжать до тех пор, пока результат не будет достигнут. Выданный вами чек до этого времени будет храниться у меня в сейфе.

 Я поднял глаза.

 — Вы это серьезно?

 — Вполне. Здесь нет ничего несерьезного. Когда ты пойдешь опускать письмо, зайди в банк и заверь чек.

 — Во избежание непредвиденных обстоятельств, — заметил я, открыв ящик, в котором у меня лежат бланки для писем, — вдруг банк не подтвердит его платежеспособность.

 Именно в этот момент, когда я закладывал бумагу в машинку, Вульф по настоящему начал работать над случаем Орчарда. Он откинулся назад, закрыл глаза и начал шевелить губами. Он пребывал в этом состоянии, когда я вышел из дома, и все еще находился в нем, когда я вернулся. В такие моменты нет необходимости ходить на цыпочках или бояться зашуршать бумагой. Я могу стучать на машинке, звонить по телефону, даже включать пылесос — Вульф ничего не слышит. Остаток дня — до самой ночи, за исключением перерывов на завтрак, обед, ужин и послеобеденное пребывание в оранжерее, — он находился в таком состоянии. При этом он не произносил ни слова и не подавал никакого знака, чтобы намекнуть мне, на какой след он напал, если напал вообще.

 С одной стороны, это доставляло мне удовольствие, поскольку по крайней мере показывало, что наконец-то мы взялись за работу сами. Но, с другой стороны, радости по поводу близкой развязки не было. Когда это продолжается час за часом, как в эту пятницу, есть опасность, что Вульф окажется в тупике, и не стоит рассказывать, сколь вдохновенным он себя чувствует, когда видит лазейку, через которую может оттуда выбраться.

 Пару лет назад, проведя большую часть дня в раздумьях, он выдал такую сложную шараду, которая чуть не стала причиной смерти девяти человек, в том числе его самого и меня, уж не говоря об инспекторе Крамере.

 Когда и настольные, и мои наручные часы показывали, что близится полночь, а он все еще не вышел из этого состояния, я вежливо поинтересовался:

 — Может, выпьем кофе, чтобы не заснуть?

 Он пробормотал чуть слышно:

 — Отправляйся в постель.

 Я так и сделал.