• Ниро Вульф, #59

7

 Мне никогда не приходилось заниматься такой черновой работой, как проверка алиби, но в этот раз чуть было не пришлось. В последний момент этому помешал инспектор Кремер.

 Поскольку шеф не в состоянии во время трапезы шевелить одновременно мозгами и языком, делом мы за столом не занимались, а обсуждение хода расследования такого преступления, как убийство, — для нас серьезное дело, пусть даже никто в данном случае не нанял нас защищать его интересы и гонорара ожидать было не от кого. Когда же мы вернулись в кабинет, Вульф развалился в своем любимом кресле и принялся размышлять, каким бы делом меня занять. Вся беда была в том, что перед нами стояла слишком простая задача. Мы знали, что убийство совершил один из трех компаньонов. Знали, как и когда он это сделал. Не знали лишь одного: кто же из них убийца. Ну, прямо хоть выстрой их в ряд и пусти в ход детскую считалочку: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…» Нам был ясен даже мотив убийства — миссис Соррел подцепила на крючок одного из компаньонов, либо пообещав ему изрядный куш из ожидаемых ею тридцати миллионов, либо предложив в качестве награды собственную благосклонность. По какому бы пути ни пошло наше расследование, на каждом уже копошились полисмены. Ну, разве что они не взялись за миссис Соррел. Но у меня даже не было никакой зацепки, чтобы идти к ней снова. В подобной ситуации мне не помешала бы изрядная толика гениальности, раз уж главный наш гений пролентяйничал весь день. Сидя рядом с ним после ленча, я явно вызывал у него раздражение, иначе он не рыкнул бы, что пора, дескать, заняться делом и все-таки проверить алиби компаньонов.

 — С превеликим удовольствием, — отозвался я и направился в коридор. Но не успел я надеть пальто и шляпу, как вдруг вижу: на крыльце стоят гости — незваные, но нельзя сказать, что незнакомые. Как только Кремер нажал кнопку звонка, я открыл дверь и спросил его:

 — А вы договаривались о встрече с мистером Вульфом?

 — У меня в кармане ордер на ваше принудительное задержание в качестве свидетеля, — заявил инспектор. — Есть и второй — на имя Вульфа. Я ведь вас предупреждал.

 Его слова можно было понимать двояко. Не исключено, что он не собирался без крайней необходимости извлекать из кармана свою мину замедленного действия. Если б он действительно намеревался нас сцапать, то послал бы сюда пару дюжих полисменов, а не пришел бы сам в сопровождении одного лишь сержанта Перли Стеббинса. А может, Кремер решил преподать нам с шефом урок — очень уж удобный представлялся для этого случай. Пара нелестных для инспектора замечаний могла вывести его из себя до такой степени, что он не поленился выписать, а затем и подписать у начальства эти ордера. Кто знает, вдруг он надеялся, что несколько часов, а то и ночь в следственном изоляторе отучат Вульфа оставлять на столе галстуки? Однако раздумывать об этом было некогда — войти в кабинет следом за посетителями было бы с моей стороны тактической ошибкой, поэтому я повернулся и поспешил их опередить. Когда Жемчужинка с грохотом захлопнул за собой входную дверь, я уже докладывал шефу:

 — К нам Кремер и Стеббинс с ордерами. Инспектор пришел за вами, сержант — за мной. Большая честь для нас!

 Вульф уставился на меня, а когда посетители вошли, точно так же посмотрел на них.

 — Я ведь предупреждал вас вчера вечером, — начал инспектор, вешая пальто на спинку кресла и присаживаясь.

 — Чепуха, — фыркнул шеф.

 Кремер достал из кармана бумаги.

 — Я пущу их в ход лишь при крайней необходимости, — объявил он. — Прекрасно знаю, что в этом случае произойдет, вы с Гудвиным откажетесь отвечать на вопросы, а потом освободитесь под залог, как только у Паркера дойдут до этого руки. Но то, что вы сделали, я записал на ваш счет, и счет этот еще не закрыт. Одно дело — быть привлеченным в качестве свидетеля, но совершенно другое — сознательно препятствовать отправлению правосудия. Мы ведь утаили в интересах следствия содержания ваших с Гудвином показаний. Вы это прекрасно знали и все же не сочли нужным держать язык за зубами. Да еще кому все выболтали — троим подозреваемым в убийстве! Фрэнк Эдей подтвердил, что получил эти сведения от вас, — он разговаривал по телефону с помощником окружного прокурора.

 Опять этот «генератор идей»!

 — Вот болван! — высказался Вульф.

 — М-да. А вы-чо надеялись, что они будут молчать.

 — Вовсе нет. Я не брал с них обещаний на этот счет, да они и сами их не давали. Однако я сказал им без обиняков, что если доберусь до убийцы раньше вас, то по возможности попытаюсь спасти репутацию этой адвокатской фирмы. Если Эдей сделал то, что он сделал, по простоте душевной, значит, он не понимает, что в его интересах не мешать моему расследованию. Если же он поступил так с умыслом, дело дрянь.

 — Кто ваш клиент? Отис?

 — На сей раз у меня никакого клиента нет. Я добиваюсь, чтобы человек, подорвавший мою веру в себя, получил по заслугам. Ваши угрозы засадить меня в тюрьму за помехи правосудию — в сущности, чистой воды ребячество. Я ведь не сую нос в дело, которое меня не касается. Теперь мне уже не избежать того, что мой собственный галстук будет фигурировать в суде в качестве вещественного доказательства. Меня могут даже совсем опозорить, вызвав для его опознания. Удовлетворен я буду лишь тогда, когда найду негодяя, который этим галстуком воспользовался. Сообщив мистеру Отису и его компаньонам то, о чем мисс Аарон рассказала моему помощнику, и предупредив их о грозящих фирме неприятностях, я действовал в своих личных интересах и при этом не нарушил никаких законов.

 — Вы же прекрасно знали, что мы держим эти сведения в тайне!

 Плечи Вульфа поднялись ровно на одну восьмую дюйма:

 — Я не обязан склоняться в почтительном поклоне перед вашей тактикой ведения дела — этого не требуют ни законы, ни обычаи. Мы с вами не юристы. Спросите окружного прокурора, захочет ли он выдвинуть против меня обвинение. У вас есть ордер на задержание меня в качестве свидетеля?

 — Да. И второй такой же на имя Гудвина.

 — Но вы не пускаете их в ход — по той причине, о которой вы говорили, — и только потрясаете вашим оружием. А вообще к чему, собственно, вы клоните? Что вам нужно?

 Стеббинс, стоявший за креслом, в котором расположился инспектор, издал басовитый рык. Лишь одна вещь на свете доставила бы Жемчужинке большее удовольствие, чем арест моего шефа или меня самого, — арест нас обоих. Вести нас с Вульфом скованными друг с другом наручниками — о, какое это было бы для него наслаждение! Однако рык Жемчужинка издал недовольный, и за это я одарил его лучезарнейшей из своих улыбок. Он в это время усаживался в кресло.

 — Мне нужна правда, — заявил Кремер.

 — Фуй! — фыркнул шеф.

 Инспектор кивнул:

 — Вот именно, «фуй»! Если я приму на веру заявление Гудвина в том виде, как оно есть, — ну, если он потом ничего не прибавит и не убавит, — тогда выходит, что один из этой троицы — Эдей, Хейдекер или Джетт — убил Берту Аарон. Тогда мне не придется больше возиться с этим делом, так ведь?

 — Да.

 — Но если гудвинское заявление примут на веру присяжные, получится так, что никого из этих троих невозможно будет изобличить. Берта Аарон вошла в дом двадцать минут шестого; Гудвин разговаривал с нею до тридцати девяти минут шестого, после чего поднялся к вам в оранжерею. В десять минут седьмого он вернулся и обнаружил в кабинете труп. Так, отлично, теперь об этих троих. Если кто-то из них и беседовал с покойной вчера днем, а затем последовал за нею, когда она ушла из конторы, мы это не в состоянии будем доказать. Во всяком случае, пока нам это не удалось, и я очень сомневаюсь, что в конце концов удастся. У каждого из компаньонов личный кабинет, секретарши их сидят в совершенно других комнатах, не смежных с этими. Мы, само собой, до сих пор пытаемся выяснить, куда эти трое ходили в течение дня и с кем разговаривали по телефону. Получается вот что. Перли, дайте-ка бумагу.

 Жемчужинка извлек из кармана сложенный лист бумаги и вручил его инспектору. Кремер несколько мгновений его изучал, потом заговорил:

 — У компаньонов в тот день было совещание по какому-то судебному делу, не по делу Соррела. Назначено оно было на половину шестого. Они должны были собраться в кабинете Фрэнка Эдея. Когда Джетт за пару минут до назначенного срока появился в этой комнате, сам Эдей уже был на месте. Хейдекер опоздал и появился лишь без четверти шесть. Он сказал, что выходил из конторы по делу, которое заняло у него больше времени, чем он рассчитывал. После этого все трое просидели в кабинете, обсуждая подробности дела, до тридцати пяти минут седьмого. Итак, если даже исключить Джетта и Эдея и сосредоточить внимание на Хейдекере, что нам это даст? Гудвин говорит, что вышел из кабинета в тридцать девять минут шестого, оставив там посетительницу целой и невредимой. Хейдекер же через шесть минут после этого был уже на совещании. Не мог же он за это время успеть поговорить с ней по телефону, прийти сюда, убить ее и вернуться в свою контору, расположенную более чем в миле от вашего дома! Это совершенно невероятно, не стоит даже обсуждать. Никто из компаньонов не мог убить ее и после совещания. Тут мне не надо уже основываться на показаниях Гудвина — у меня самого зафиксировано в блокноте, что он звонил мне в тридцать одну минуту седьмого, а конференция, если помните, закончилась лишь без двадцати пяти семь. Ну, как вам все это нравится?

 Вульф бросил на него недовольный взгляд:

 — Совсем не нравится. Что за дело было у Хейдекера?

 — Он ходил в театр за билетами. Обошел целых три театра. Вам может показаться, что такой состоятельный человек, как он, должен доставать билеты через агентство, но он, похоже, действительно был в этих театрах — во всяком случае он верно назвал шедшие там спектакли. Мы проверили. Хотя в билетных кассах его не запомнили.

 — А что, Эдей и Джетт совсем не покидали контору между половиной пятого и половиной шестого?

 — Неизвестно. Они заявляют, что никуда не отлучались, никто их слов вроде бы не опровергает, но вопрос остается открытым. Но какое это имеет значение, раз Хейдекера в конторе точно не было?

 — Особого значения не имеет. И, конечно, не выдерживает никакой критики предположение, что один из этой троицы нанял головореза, чтобы убить ту женщину.

 — Разумеется. Наемный убийца нашел бы лучшее место, чем ваш кабинет, и более подходящее орудие, чем ваш галстук. Нет, это чушь. Остается выбрать одну из трех возможностей. Первая, — инспектор загнул палец, — заключается в том, что все три компаньона лгут: возможно, совещание начиналось не в половине шестого, а может, Хейдекер пришел позже, чем без четверти шесть. Вторая возможность, — Кремер загнул еще один палец, — предполагает, что Берта Аарон, сказав, что один из руководителей фирмы, имела в виду не одного из компаньонов, а кого-нибудь из работающих в фирме адвокатов. Их девятнадцать. Но если Гудвин в своем заявлении привел ее рассказ дословно, то эта гипотеза более чем сомнительна. И наконец третья возможность. — Был загнут третий палец. — Оно заключается в том, что гудвинское заявление — чистой воды обман. Берта Аарон вовсе не сказала «руководитель фирмы». Одному богу известно, что она сказала. Вообще, все, что нам известно об этом деле, может оказаться ложью. И я допускаю, что мы так больше ничего и не узнаем. — Берта Аарон мертва, и, как бы впоследствии не обернулось дело, Гудвин потом заявит, что слышал от нее то, что будет ему в это время выгодно. Такие вот три возможности. Выбирайте, какая вам больше по вкусу.

 Шеф хмыкнул:

 — Последнюю я отвергаю начисто. Если полагать, что мистер Гудвин способен на такой чудовищный обман, то меня неминуемо надо считать соучастником, ведь он доложил мне о разговоре с мисс Аарон, когда она была еще жива, или как раз когда ее убивали. Второе предположение тоже кажется мне неверным. Вы ведь знаете, вчера ночью я говорил с мистером Отисом. Он выразил уверенность в том, что она употребила слова «один из руководителей фирмы» в буквальном смысле.

 — Послушайте. Вульф! — сказал инспектор, сидевший до того, положив ногу на ногу, а теперь изменивший позу. — Признайте же наконец, что вы хотите стяжать славу, добравшись до убийцы раньше, чем мы.

 — Да никакую славу. Просто хочу снова начать хоть немного себя уважать.

 — М-да, я вас понимаю. Могу себе представить, что вы почувствовали, увидев на полу вашего кабинета женщину, задушенную вашим же галстуком. Знаю, как быстро вы соображаете когда надо. Вам хватило бы двух секунд, чтобы понять: показания Гудвина о его беседе с этой женщиной проверить невозможно. Вам пришло в голову вернуть себе самоуважение, самостоятельно поймав убийцу. Вам хватило пяти минут, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и подсказать Гудвину, как лучше фальсифицировать показания, чтобы мы два дня крутились, как белки в колесе, и все без толку. И сделано это было лишь для того, чтобы потешить ваше проклятое самомнение. Вы же не препятствуете отправлению правосудия, а, наоборот, хотите передать убийцу нам в руки, потому и делаете все это со спокойной совестью. Вспомните-ка свои фокусы, которые вы каждый раз передо мной демонстрируете, и скажите, положа руку на сердце неужели вы не способны проделать то, о чем я сейчас говорил?

 — Не способен. Ради своего, как вы выражаетесь, самомнения — не способен. Я этого и не делал. Позвольте мне заявить вам об этом со всей определенностью. Я уверен, что мистер Гудвин, поднявшись ко мне в оранжерею и докладывая о причинах визита мисс Аарон, был точен даже в мельчайших подробностях. В заявлении, которое он написал по вашему требованию, полностью повторяется то, что он мне тогда рассказал. Так что ваше появление здесь с ордерами и высказанное нам недоверие способны лишь отнять время как у нас, так и у вас. Арчи, связывайтесь-ка с мистером Паркером.

 Телефон этого человека — нашего адвоката — я помнил наизусть, так что телефонную книгу открывать не пришлось. Я повернулся на вращающемся сиденье и набрал номер. Когда адвокат подошел к телефону, Вульф снял трубку параллельного аппарата.

 — Мистер Паркер? Добрый день, — поздоровался он — Тут у нас мистер Кремер размахивает ордерами на принудительное задержание… Да, выписаны на меня и на мистера Гудвина… Нет, в качестве свидетелей. Он может пустить их в ход, а может ими и не воспользоваться. Будьте добры, поручите секретарше набирать мой номер каждые десять минут. Если Фриц скажет, что мы ушли с мистером Кремером, вы знаете, что делать… Вот-вот, совершенно верно. Спасибо.

 Как только шеф повесил трубку. Кремер встал, окликнул Стеббинса, подхватил с кресла свое пальто и, тяжело ступая, направился к выходу. Сержант последовал за ним. Я вышел в коридор, чтобы убедиться, что оба посетителя удалились из нашего дома. Услышав грохот захлопнувшейся двери, я вернулся в кабинет.

 Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Пальцы его шевелились, губы тоже. Когда с шефом происходит нечто подобное, его лучше не отвлекать. Так что я прошел к своему столу и сел. То, что происходило с шефом, могло продолжаться от двух минут до получаса.

 На сей раз он вышел их этого состояния через две с небольшим минуты. Открыв глаза, он сел прямо и проворчал:

 — Он что, сознательно не упомянул о четвертой возможности? Или она просто не пришла ему в голову?

 — Почему бы и нет? Он зациклился на нас. Но скоро он может догадаться.

 — А сами-то вы догадались?

 — Конечно При нынешнем положении вещей трудно не догадаться. Когда он наконец спохватится, может статься, он все испортит. В таких делах он не мастак.

 Вульф кивнул:

 — Надо его опередить. Сможете вы заполучить сюда эту красотку?

 — Попытаюсь. Я уже догадался, что у вас на уме. Могу попробовать пригласить ее по телефону. Если же это не сработает, придумаем какой-нибудь трюк с карточкой. Когда вам ее доставить? Сейчас?

 — Нет Мне нужно время, чтобы продумать план действий. Сколько сейчас времени?

 Мог бы, кстати, повернуть голову, чтобы взглянуть на стенные часы.

 — Десять минут четвертого.

 — Договоритесь с нею на шесть. Нам нужны и остальные, в том числе мистер Отис.

 Хотя телефон отеля «Черчилль» не так хорошо знаком мне, как номер нашего адвоката, я его все-таки вспомнил. Телефонистку отеля я попросил соединить меня с миссис Соррел. После некоторой паузы до меня донесся хорошо знакомый голос.

 — Миссис Соррел у телефона Кто говорит?

 — Это Арчи Гудвин. Я звоню из кабинета Ниро Вульфа. Сейчас к нам заходил инспектор полиции. Он беседовал с мистером Вульфом и только что ушел. А перед этим здесь были три человека, которых вы хорошо знаете, миссис Соррел. Это адвокаты Эдей, Хейдекер и Джетт. В результате всплыли кое-какие интересные подробности, и мистер Вульф хотел бы обсудить их с вами, перед тем как принять план действий на будущее. Сегодня утром вы спрашивали, не согласится ли он представлять ваши интересы. Так что у вас будет возможность обговорить это непосредственно с ним. Шесть вечера вас устроит? Адрес вы знаете.

 Последовало молчание. Затем она спросила:

 — Что за интересные подробности?

 — Мистер Вульф предпочитает сообщить вам о них лично. Не сомневаюсь, что вам они покажутся занятными.

 — А почему он не может сам прийти ко мне?

 — Я ведь говорил вам, он никогда не покидает дом по делам службы.

 — Действительно, говорили. Приходите-ка лучше ко мне сами. Прямо сейчас.

 — Я бы с удовольствием, но как-нибудь в другой раз. Мистер Вульф хочет обсудить все проблемы с вами лично.

 Снова молчание. Потом вопрос.

 — А полиция там будет?

 — Конечно, нет.

 После паузы:

 — Вы сказали, в шесть?

 — Именно так.

 — Отлично. Я приду.

 Я повесил трубку и, повернувшись к шефу, объявил:

 — Договорились. Она приглашала меня к себе, но с этим можно подождать. У вас осталось менее трех часов, чтобы придумать шараду, которую вы перед ней разыграете. Кстати, два из них вы, очевидно, проведете в обществе орхидей. Чем пока заняться мне?

 — Приведите мистера Отиса, — буркнул Вульф.