• Ниро Вульф, #38

16

 К четырем часам все приглашенные за единственным исключением были оповещены о вечерней встрече. Уилок, Янгер, Бафф и Хири получили напоминания. О'Гарро, Асса, Роллинс и Хансен в них не нуждались. Что касается Сьюзен Тешер, то мне позвонил Хиббард и сообщил, что она придет только при условии, если он сможет ее сопровождать, и я сказал, что мы будем рады его видеть. Исключением была Гертруда Фрейзи. После обеда я пытался поймать ее целых пять раз, три раза из кухни и два из своей комнаты, но все было тщетно.

 В четыре часа, услышав, как Вульф поднялся в своем лифте на крышу, мы с Фрицем вошли в кабинет и занялись кое-какими приготовлениями. Гостей ожидалось десять человек, а если мне все-таки удастся отловить мисс Фрейзи, то и все одиннадцать, значит, надо было принести из столовой и гостиной кресла. Вульф распорядился подать напитки, для чего надо было установить с краю кушетки стол, накрыть его желтой льняной скатертью и разместить на нем салфетки и прочие аксессуары. Фриц уже набил кубиками льда термос в форме ведра и начал колдовать над канапе и другими закусками. Никакой необходимости проверять запасы спиртного не было — этим не реже одного раза в неделю занимался сам Вульф. Он терпеть не мог, если кто-нибудь из гостей просил напиток, которого у него не оказывалось, даже если этим гостем был полицейский или женщина. Убедившись, что ситуация под контролем, мы с Фрицем разошлись, он отправился на кухню, я — к своему столу. Придвинул к себе телефон, намереваясь еще раз попытать счастья с Гертрудой Фрейзи.

 И, кто бы мог подумать, тут же без труда ее заполучил. Это был ее, ее несравненный голос, и она даже соизволила признать, что все еще помнит обо мне. Правда, она несколько холодно осведомилась, что мне от нее нужно, но я решил быть выше этого.

 — Я звоню, — сказал я, — чтобы пригласить вас сегодня вечером в девять на встречу, которая состоится в кабинете у мистера Вульфа. Будут все остальные конкурсанты, а также мистер Хири и представители фирмы «Липперт, Бафф и Асса».

 — Зачем это?

 — Чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Поскольку конкурсанты из какого-то неизвестного источника получили списки ответов, то необходимо…

 — Я не получала никаких ответов, ни из каких источников, известных или неизвестных. В среду утром я жду вестей от друзей из дома и не сомневаюсь, что ответы будут готовы к сроку. А тот дурацкий трюк мне уже надоел.

 И она исчезла.

 Я положил трубку, сперва поразмыслил, набрал по внутреннему телефону номер оранжереи и услышал голос Вульфа.

 — Вы хотите, чтобы мисс Фрейзи была сегодня здесь? — спросил я.

 — Я хочу, чтобы были все. Я ведь вам уже сказал.

 — Да-да, я уже усвоил. Тогда мне придется за ней съездить. Она только что сообщила мне по телефону, что не получала никаких ответов и что ей уже надоел этот трюк. И бросила трубку. Если она чиста, она вполне могла разорвать этот конверт с бумагой вместе, спустить его в туалет и теперь спокойно ждет, как будут развиваться события. Так она вам нужна?

 — Да. Может, позвонить еще раз?

 — Ничего не даст. Она не в том настроении, чтобы болтать по телефону.

 — Тогда придется съездить.

 Я согласился, зашел на кухню, чтобы попросить Фрица выйти и запереть за мной дверь, надел пальто и шляпу и вышел.

 Часы над лифтами в «Черчилле» показывали семнадцать минут шестого. В такси я рассмотрел три разных варианта, но ни один из них не показался мне надежным, так что голова у меня все еще была занята разработкой плана атаки и я даже не заметил, как в последний момент, когда двери вот-вот уже готовы были захлопнуться, в лифт вскочил какой-то тип и встал спиной ко мне. Он тоже вышел вместе со мной на восемнадцатом, потом пересек холл и сказал дежурной: «К мисс Фрейзи, номер 18—14». Вот тут-то я впервые посмотрел на него внимательно и сразу же узнал. Это оказался Билл Ларик из «Газетт», известный тем, что снисходил до рутины только в том случае, если во всем городе вообще не произошло ни одного убийства. Господи, подумал я, только этого не хватало, неужели старую курицу пришили, потом догнал его, забежал слегка вперед, обернулся и громко поприветствовал.

 Он остановился.

 — Ха, Гудвин. Какими судьбами? Ты-то что здесь делаешь?

 — Да сам не знаю… Занимаюсь подпиской на газеты. А тебя-то как сюда занесло?

 — Узнаю Гудвина. Вечно темнит. Скрытный изворотливый тип. Я совсем не такой, меня спрашивают, я отвечаю. — Он ускорил шаг. — До нас тут дошли слухи, что мисс Фрейзи проводит какую-то пресс-конференцию.

 Конечно, он пошутил, решил я, мы повернули за угол, подошли к номеру 18—14, я заглянул через раскрытую дверь в комнату и с ужасом понял, что это совсем не шутка. Прямо у двери стояли трое мужчин и одна женщина, двух из них я знал в лицо: это были Эл Райордан из «Ассошиэйтед Пресс» и Мисси Коуберн из «Уорлд телеграм». Ларик спросил одного из стоявших вблизи двери, не пропустил ли он чего-нибудь интересного, тот ответил, что нет, она требует подождать, пока не появится кто-нибудь из «Таймса». Ларик заметил, что это нормально, ведь здесь даже судного дня не начнут, пока не удостоверятся, что он будет освещен на страницах «Таймса». Наконец со стороны коридора появился какой-то тип, обменялся кое с кем приветствиями и вошел в комнату. Чей-то голос проговорил: «Все в порядке, мисс Фрейзи, можно начинать. Это Чарлз Уинстон из „Таймса“.

 — А вы уверены, что это «Нью-Йорк таймс»? — спросил ее голос.

 — Точно. Ведь все остальные «таймсы» просто подделки. Как вы думаете, Луиса Далманна убил кто-нибудь из кон курсантов?

 — Не знаю и не интересуюсь. — Мне не было ее видно, но она старалась говорить громко и достаточно отчетливо. — Я пригласила вас сюда потому, что американская общественность и в особенности американские женщины должны знать правду об одном грандиозном мошенничестве. Три человека обвинили меня в том, будто я получила по почте список конкурсных ответов, а это ложь. Они утверждают, что бумаги с ответами получили остальные конкурсанты, мне об этом ничего не известно, но это не дает им никакого права обвинять меня. Это оскорбление всем американкам. Это подлый трюк, направленный на то, чтобы сорвать конкурс и не платить призов тем, кто их действительно заслуживает. Это гнусное жульничество, направленное против меня лично. Они боятся, что лига «За естественную женщину» увеличит свое влияние, они боятся нашей популярности, они не хотят, наконец, чтобы американские женщины вняли нашему великому призыву и…

 — Прошу прощения, мисс Фрейзи, но нам нужны факты. Кто эти трое, которые вас обвиняют?

 — Один из них полицейский, правда, он не носит формы, имя его мне неизвестно. Фамилия второго Хансен, юрист, его, кажется, зовут Рудольф, он поверенный тех людей, которые организовали этот конкурс. А третий — это человек по фамилии Гудвин, Арчи Гудвин, он работает у того детектива, Ниро Вульфа… Они все заодно. Это грязный заговор с целью…

 Я вместе с другими журналистами вытащил свою записную книжку — в основном, чтобы испытать новые для меня ощущения от участия в пресс-конференции, даже не платя взноса в Американскую ассоциацию газетчиков — и аккуратно все записал, хотя все это вряд ли того стоило. Спектакль все больше и больше превращался в игру в кошки-мышки… Гертруда Фрейзи стремилась сконцентрировать внимание присутствующих на лиге «За естественную женщину», и им уже пришлось проглотить пару-тройку лошадиных доз. Однако они не сдавались и упорно пытались выудить из нее информацию о тех якобы полученных конкурсантами ответах, из которых, учитывая возможность как-то привязать их к делу об убийстве, можно было бы при известной ловкости состряпать материал, пригодный для первой полосы. Но от нее не так-то просто было добиться хоть мало-мальски сносной затравки, она ведь упорно уверяла, что сроду ничего подобного не получала и вообще ничего об этом не знает. Они все не сдавались и продолжали ее обрабатывать, пока вдруг Билл Ларик не воскликнул: «Ребята, да ведь здесь же Гудвин!» и кинулся к двери.

 Вместо того чтобы немедленно уносить ноги, я переступил порог и плотно прижался спиной к открытой настежь двери, ибо моей главной задачей было предотвратить, чтобы она не закрылась, оставив меня не с той стороны. Они тут же набросились на меня, окружив таким плотным кольцом, что я даже не мог пошевелить локтем, чтобы засунуть в карман свою записную книжку, и стали требовать сообщений, правда ли, что конкурсанты получили ответы, и если это так, то когда, как и от кого.

 Я считал их своими друзьями. К журналистам всегда лучше относиться как к друзьям, во всяком случае до тех пор, пока они держатся в рамках, то есть не взяли тебя за глотку…

 — Да погодите вы! — взмолился я. — Скажите лучше, как назвать положение человека, которого одновременно тащат в двух противоположных направлениях?

 — Аномальным, — сразу же нашелся Чарлз Уинстон из «Таймса».

 — Спасибо, дружище. Именно это слово я и хотел услышать. Мне было бы чертовски лестно, поверьте, увидеть свое имя в газетах и моего шефа Ниро Вульфа — не забудьте про «е» на конце[3] — тоже… Но ничего не поделаешь, приходится упускать такой редкий шанс. Ведь вы же сразу смекнули, что если конкурсантам и вправду кто-то разослал листки с ответами, это, может, станет ключом к разгадке дела об убийстве. И с моей стороны было бы просто наглостью, если бы я стал вам об этом рассказывать. На это существует полиция или прокурор округа.

 — Ой, Арчи, не морочь нам голову, — вступила Мисси Коуберн.

 — Оставь эту волынку для других, — бросил следом Билл Ларик.

 — Это что же, ваша личная точка зрения, — учтиво, но твердо поинтересовался Чарлз Уинстон из «Таймса», — что частный гражданин должен уклоняться от того, чтобы давать прессе какую бы то ни было информацию, касающуюся дела об убийстве, и что единственным источником такой информации должны служить для общественности соответствующие государственные институты?

 Мне только не хватало впутаться в эти «таймсовские» интриги!

 — Послушайте, люди, — снова обратился я к ним. — Вам здесь действительно есть чем поживиться. Но по причинам, которые я в настоящее время вынужден оставить при себе, от меня вы эту историю не узнаете. Так что не тратьте на меня даром время и силы. Попробуйте лучше расколоть инспектора Кремера или кого-нибудь из прокуратуры. Вы слышали, мисс Фрейзи упоминала про одного юриста, Рудольфа Хансена, он тоже мог бы вам кое-что рассказать. Говорю вам, дело верное, уж можете мне поверить… Только вы взялись не с того конца. Все. Можете прижигать мне сигаретами пятки, но от меня вы больше ничего не добьетесь.

 Они еще немного поканючили, но вскоре один вдруг откололся и направился по коридору в сторону лифта, другие, конечно, тоже не захотели оставаться в дураках и резво последовали за ним. Я оставался стоять в проеме двери, пока не увидел, как исчез за поворотом последний, потом наконец спокойно оставил дверь открытой и вошел в комнату. Гертруда Фрейзи, все в том же музейном одеянии, в каком я видел ее в прошлый раз, но без шляпы, восседала в мягком кресле, придвинутом спинкой к стене, и смотрела на меня ледяными глазами.

 — Нам с вами совершенно не о чем разговаривать, — сказала она. — Так что уйдите. И, пожалуйста, закройте за собой дверь.

 Я уже успел забыть, что губы ее при разговоре двигаются под прямым углом к перекошенной линии рта, а челюсти при этом ограничиваются простыми движениями вверх-вниз, что тоже создавало довольно аномальную ситуацию, и так засмотрелся, что мне стоило немалых усилий сконцентрироваться на том, что она говорила.

 — Послушайте, мисс Фрейзи, — сказал я рассудительно, — вы все-таки должны согласиться с одной вещью, я ведь ничем не пытался испортить вам вашу пресс-конференцию, разве не так? Я все время держался в стороне, а когда они все на меня насели, что я сделал? Я не сказал им ни единого слова. Потому что считал, что это было бы нечестно по отношению к вам. Это ведь была ваша пресс-конференция, и я не имел никакого права вам ее портить.

 Она нисколько не потеплела.

 — Что вам от меня надо?

 — Да теперь уже, пожалуй, ничего. Я просто хотел попытаться объяснить, почему вам, по моему мнению, следовало бы прийти сегодня на встречу, которая будет у мистера Вульфа. Но теперь, похоже, вам это уже совсем не интересно.

 — Это еще почему?

 — Да потому, что вы уже свое удовольствие поимели. Мало того, вы просто вывернули перед ними все карманы. Мы не хотели, чтобы об этой встрече знали посторонние, особенно пресса, теперь же они, конечно, начнут ко всем приставать, выведают все и раскинут лагерь у порога дома мистера Вульфа. Не удивлюсь, если кто-то из них умудрится проникнуть и внутрь. Все остальные приглашенные узнают, что вы уже рассказали им свою версию, и, естественно, захотят изложить и свою… Так что если вы окажетесь там, все это может обернуться скандалом, да еще к тому же в присутствии репортеров, вряд ли вам это будет приятно… И потом, повторяю, вы уже все равно свое удовольствие получили.

 Конечно, при такой редкой лепке лица ничего нельзя утверждать наверняка, но я был почти уверен, что она клюнула, поэтому продолжил:

 — Так что, полагаю, вас это вряд ли заинтересует, и я просто зря потратил время. Извините за беспокойство. Если захотите узнать, что было на нашей встрече, читайте завтрашние утренние газеты, особенно, конечно, «Таймс».

 И я повернулся, чтобы уйти.

 — Молодой человек! — раздался мне вдогонку ее голос.

 Я обернулся.

 — Во сколько у вас эта встреча?

 — В девять часов.

 — Я буду.

 — Пожалуйста, мисс Фрейзи, если хотите, но я сомневаюсь, чтобы при нынешних обстоятельствах…

 — Я приду.

 Я улыбнулся ей.

 — Когда-то я пообещал бабушке никогда не спорить с дамой. Что ж, тогда до встречи.

 Выходя из комнаты, я притянул на себя дверь, осторожно прикрыл ее и захлопнул, услышав легкий щелчок.

 К тому времени, когда я добрался до дому, шел уже седьмой час и Вульфу пора было спуститься из оранжереи, но его не было. Я зашел на кухню, где Фриц раскладывал на решетке для отправки в духовку двух пухленьких утят, спросил его, что происходит, и узнал, что Вульф уже спустился с крыши, но остановил лифт этажом выше и отправился к себе в комнату. Это было странно, но не криминально, и я приступил к следующему этапу приготовлений к сегодняшнему приему. Когда я закончил, столик с краю кушетки был полностью готов для дела: на нем теперь стояло восемь сортов виски, два джина, два коньяка, графинчик с портвейном, шерри, арманьяк, четыре типа фруктового бренди и широкий ассортимент разных ликеров и настоек. Сухое шерри стояло в холодильнике, там же должны были оставаться до ужина и всякие вишенки, оливки, луковки, лимонные корочки и прочие атрибуты. Расставляя бутылки, я невольно поймал себя на мысли: интересно, на каком напитке остановит свой выбор убийца, но тут же себя поправил — похититель бумажника, поскольку убийство нас совершенно не интересовало.

 В половине седьмого я решил все-таки проверить, не лопнули ли там у Вульфа шнурки и, поднявшись по лестнице, постучав в дверь и услышав его ворчание, вошел. Вошел и остановился, не в силах оторвать глаз от открывшегося мне зрелища. Совершенно одетый, в ботинках, он лежал на кровати, прямо поверх черного шелкового покрывала. И не проявлял абсолютно никаких признаков жизни.

 — Что это с вами? — поинтересовался я.

 — Ничего, — пробурчал он.

 — Может, сходить за доком Воллмером?

 — Нет, не надо.

 Я приблизился для более детального осмотра. Вид кислый, но от этого он еще никогда не умирал.

 — Мисс Фрейзи придет, — сообщил я. — Она там проводила пресс-конференцию. Хотите, расскажу?

 — Нет.

 — Тогда извините, что побеспокоил, — проговорил я ледяным голосом и направился к двери, но, сделав три шага, услыхал свое имя и обернулся. Он приподнялся на локте, перекинул ноги через край кровати, выпрямился и издал глубокий вздох.

 — Я совершил грубую ошибку, — сказал он.

 Я выжидал.

 Он еще раз вздохнул.

 — Который сейчас час?

 Я ответил, что без двадцати пяти семь.

 — Осталось всего два с половиной часа, и надо еще поужинать. Я был уверен, что развитие событий само по себе даст мне предостаточно материала, чтобы придумать какой-нибудь ловкий трюк, но я ошибался. Нет, я не хочу сказать, что я вел себя как глупец. Возможно, я слишком понадеялся на свой талант и изобретательность, но, согласись, у меня для этого были все основания… И все-таки я совершил ошибку. После обеда со мной без конца пытались увидеться разные люди, но я никого не принял. Я надеялся изобрести какой-то хитроумный ход без всяких толчков извне и не смог… Мне надо было с ними встретиться. О нет, я вполне справлюсь, не то чтобы у меня вообще не было никаких идей, может, я даже как-то и выйду из положения. И все-таки я совершил непростительный промах. Вот даже сейчас, ты предложил рассказать мне про мисс Фрейзи, а я отказался. Это было уже вообще просто нелепо. Я тебя слушаю, Арчи.

 — Слушаюсь, сэр. Так вот, как я уже сказал, она проводила пресс-конференцию. Когда я туда приехал…

 До нас донесся звон дверного колокольчика. Я вопросительно посмотрел на Вульфа. Он тут же встрепенулся.

 — Впустить! Кто бы там ни был!