- Ниро Вульф, #7
Глава 6
Этот телефонный разговор можно было разделить на две части. Сначала говорил в основном Кремер — почтительно и воинственно одновременно, — докладывал о сложившейся ситуации, сетуя на недостаток данных, чтобы двигаться вперед. В течение же второй части, гораздо более короткой, Кремер молча слушал, что ему говорили, и, похоже, приятного в этом было мало, судя по модуляциям его мычания и выражению его лица, когда он наконец повесил трубку и вернулся в свое кресло.
Усевшись, он сердито воззрился на нас.
Вулф сказал:
— Наверно, вы так сокрушаетесь из-за того, что не можете найти подходящий мотив.
— Что? — Кремер взглянул на Вулфа. — А, да. Я бы отдал свой выходной день, чтобы выяснить то, что уже известно вам.
— Ну, на это вам одного выходного не хватит. Я как-никак читаю немало книг.
— Плевал я на ваши книги! Я совершенно убежден, что вы знаете об этом деле что-то такое, о чем я понятия не имею; я понял это, стоило мне услышать о Гудвине. Хотя и не самое приятное удовольствие лицезреть вашу физиономию, мне все-таки любопытно, что на ней отразится, когда я скажу, что комиссар мне сейчас сообщил, как десять минут назад ему позвонили из британского главного консульства. Консул заявил, что он потрясен внезапной насильственной смертью британского подданного по имени Перси Ладлоу и надеется, что мы не пожалеем никаких усилий и так далее.
Вулф покачал головой:
— Боюсь, моя физиономия вам вряд ли поможет. Могу ответить одно — похоже, у британского главного консула завидные источники информации. Сейчас полодиннадцатого вечера. Убийство произошло всего четыре часа назад.
— Ничего тут нет замечательного. Он услышал об убийстве по радио, в выпуске новостей.
— А источником сведений в выпуске новостей были вы или ваши люди?
— Естественно.
— Стало быть, вы тогда уже выяснили, что Ладлоу — британский подданный?
— Нет. Никто о нем ничего толком не знает. Мои люди сейчас этим занимаются.
— Тогда то, что у консула уже есть какие-то сведения, еще более занятно. Услышав по радио, что на Сорок восьмой улице в школе танцев и фехтования убит человек по имени Перси Ладлоу, консул сразу сообразил, что убитый — британский подданный. Более того, он даже не стал дожидаться утра, чтобы послать из своей конторы стандартный запрос в полицию, а сразу же лично позвонил комиссару. Стало быть, либо сам мистер Ладлоу был значительной фигурой, либо он был замешан в важных делах. Вполне вероятно, что у консула можно разузнать какие-то подробности.
— Премного благодарен. Комиссар встречается с ним в одиннадцать. А пока — как насчет того, чтобы вам самому поделиться некоторыми подробностями?
— Я не знаю никаких подробностей. Имя мистера Ладлоу я в первый раз услышал сегодня около шести вечера.
— Это я уже слышал. Никаких, как же. Ладно, к чертям собачьим вас с вашим клиентом. Я не гнушаюсь расследований — это моя работа и я стараюсь ее выполнять, но я терпеть не могу, когда сюда примешивают всякие иностранные штучки-дрючки. К примеру, две девицы, которые еле говорят по-английски. Раз им позарез хочется попрыгать со шпагами, то отчего бы им не заняться этим у себя на родине? Или взять Милтана — кажется, он что-то вроде француза и его жену. А Зорка? Или малый по имени Рудольф Фабер, который напоминает карикатуру на прусского офицера времен мировой войны? А теперь туда сбежались фэбээровцы и всюду суют свой нос, и в довершение главный консул сообщает, что даже убитый — вовсе не простой честный американец…
— Из доброй старой Ирландии, — вставил я.
— Заткнись. Вы понимаете, что я хочу сказать. Мне все равно, кто от кого произошел, от итальяшек, индейцев, евреев или каких-нибудь эспаньоле там или янки, негров или голландских колонистов, коль скоро они граждане Америки. Вы мне дайте американское убийство, в котором был бы американский мотив и фигурировало бы американское оружие, это дело другое, тут мы потягаемся. Но всякие выкрутасы проклятых чужаков, все эти шпаги, калдиморы и консулы, только и знающие что звонить насчет своих драгоценных подданных — да и сам я хорош, раз имел глупость притащиться к вам. Нет, это выше моих сил. Стоило бы лучше арестовать вас, продержать до рассвета в холодной камере — глядишь, вы бы совсем по-другому запели.
Казалось, он вот-вот встанет с кресла. Вулф поднял ладонь:
— Прошу вас, мистер Кремер. О Господи, ведь труп едва успел остыть! Вы не объясните мне, почему, как вы выразились, мистер Фабер взял на себя ответственность за то, что никого не задержали? Если я вас правильно понял, конечно.
— Посмотрим. А вы знаете Фабера?
— Я уже сказал, что все эти люди мне совершенно незнакомы. Я лгу, только когда мне это выгодно, причем так, чтобы ложь нельзя было изобличить.
— Ладно. Я бы задержал вашу клиентку — почти уверен, что задержал бы, — если бы не Фабер.
— Значит, я перед ним в долгу.
— Именно так. Если бы не отсутствие мотива, который, впрочем, еще всплывет, то все указывает на мисс Тормик. Она призналась, что фехтовала с мистером Ладлоу в том зале. Судя по всему, больше туда никто не входил, хотя, конечно, кто-то мог проскользнуть незамеченным. Мисс Тормик заявила, что, когда она вышла из комнаты, Ладлоу сказал, что он еще останется и потренируется с манекеном. Манекен — это такая штука, прикрепленная к стене, с механической рукой, на которую цепляют шпагу. Она сказала, что пошла в раздевалку, оставив щитки, перчатки и маску, а потом…
— А куда она дела свою шпагу?
— Говорит, что оставила ее тоже в фехтовальном зале. Там на стойке больше дюжины шпаг. Одна из них, с надетой насадкой, валялась неподалеку от тела Ладлоу — предположительно это та, которой фехтовал он сам. На Ладлоу не было маски, но, разумеется, она могла и соскочить после того, как его убили. Я не вижу причин, зачем ее снимать, разве что создать видимость, что, когда его убили, он не фехтовал. Как, впрочем, я не вижу и причин снимать калдимор, разве что кому-то захотелось затеять игру в прятки. Но вернемся к Фаберу. Он находился внизу, в танцевальной комнате, вместе с Зоркой, пока она не ушла с Тедом Гиллом, чтобы показать тому, как нужно держать шпагу. После этого Фабер поднялся наверх и переоделся в фехтовальный костюм, намереваясь позаниматься фехтованием с Карлой Лофхен, когда она закончит урок с Дрисколлом. Он околачивался в коридоре на третьем этаже, когда мисс Тормик вышла из комнаты в конце коридора, причем Ладлоу он тоже видел — тот открыл ей дверь, когда она выходила. Ладлоу окликнул Фабера и спросил, не хочет ли он немного пофехтовать, и Фабер отказался. По его словам, Ладлоу сказал: ладно, он пока набьет руку, разминаясь с манекеном, — и вернулся в комнату, закрыв за собой дверь, а Фабер и мисс Тормик направились в нишу в другом конце коридора, сели и выкурили по сигарете. Они оставались там до тех пор, пока консьерж не вошел в комнату, думая, что там никого нет и можно взяться за уборку, но тут увидел тело и выбежал, вопя во все горло. Они бросились туда, чтобы взглянуть, в чем дело, а тут подоспели и остальные из разных комнат и залов.
Вулф, сидевший с закрытыми глазами, чуть приоткрыл их до щелочек.
— Понятно, — пробурчал он. — После всего этого арестовать ее вы все равно не могли, даже зная, что она моя клиентка. С того места, где они сидели, виден весь коридор?
— Нет, ниша расположена за углом.
— Сколько времени они там просидели до того, как поднялась суматоха?
— Пятнадцать-двадцать минут.
— Кто-нибудь их видел?
— Да. Дональд Барретт. Он искал мисс Тормик, чтобы пригласить отужинать с ним. Он подошел к двери женской раздевалки, и мисс Лофхен сказала ему, что мисс Тормик здесь нет. Потом он разыскал их в нише и оставался с ними минут пять перед тем, как поднялся гвалт.
— Он не искал ее в зале в конце коридора?
— Нет. Мисс Лофхен сказала ему, что мисс Тормик заходила в раздевалку и оставила щитки, перчатки и маску, и он решил, что она уже не фехтует.
Немного помолчав, Вулф вздохнул и сказал раздраженно, но негромко:
— Ну что ж, я не понимаю, какого дьявола вы ополчились на мою клиентку. Кажется, она с ног до головы — сама невинность.
— Конечно, все прекрасно. — Кремер резко встал. — Но… тут есть и еще кое-что. Насколько это известно, именно она и никто другой, находилась с ним в той комнате, и не просто находилась, а делала против него выпады со шпагой в руке. Дальше, алиби, которое ей обеспечивает Фабер, — это из тех чистюлек, которые могут быть на девяносто девять процентов правдой и все-таки оказываются фальшивкой. Достаточно выкинуть из его рассказа то место, где он утверждает, будто видел Ладлоу и говорил с ним, когда мисс Тормик уходила из комнаты. Я не утверждаю, что мне известна причина, по которой Фабер…
Тут вошел Фриц и прервал его. Остановившись у двери, он дождался кивка Вулфа, затем приблизился к его столу и протянул поднос с карточкой. Вулф взял карточку, взглянул на нее и поднял брови.
Он велел Фрицу подождать и задумчиво посмотрел на стоявшего Кремера.
— Вы понимаете, — сказал он, — раз вы все равно уходите, мне ничего не стоило бы попросить посетителя подождать в гостиной, и вы ушли бы не солоно хлебавши. Но я в самом деле хочу сотрудничать, когда это в моих силах. Одного из перечисленных вами обитателей школы Милтана отпустили. Или разрешили уходить, намереваясь следовать за ним, — по-моему, такой ваш обычный прием.
— Кого именно отпустили?
Вулф снова бросил взгляд на карточку.
— Мистера Рудольфа Фабера.
— Ничего себе! — Кремер вытаращил глаза на Вулфа не меньше чем секунд на семь. — Чертовски неподходящее сейчас время, чтобы являться без предупреждения к совершенно незнакомому человеку.
— Совершенно верно. Пожалуйста, Фриц, приведи его.
Кремер повернулся лицом к двери.
Я засчитал очко неандертальцу. Может, его подбородок и подкачал, но нервы были в порядке. Если у него и была причина, увидев неожиданно инспектора Кремера, оцепенеть от ужаса, или, по крайней мере, от удивления, он тем не менее не отпрянул и не побледнел. Он только приостановился, едва не щелкнув каблуками, поднял бровь и двинулся дальше.
Кремер что-то проворчал в его адрес, затем пробурчал Вулфу и мне «спокойной ночи» и нехотя затопал к двери. Я поднялся, чтобы поприветствовать пришедшего, предоставив Фрицу проводить Кремера. Вулф смирился с неизбежным и пожал Фаберу руку, после чего предложил сесть в кресло, еще теплое после сидевшего в нем Кремера. Фабер поблагодарил и, прищурившись, воззрился на Вулфа, а затем повернулся ко мне и резко спросил:
— Как это вам удалось выбраться оттуда? Подкупили фараона, что ли?
Мне достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять: задавать вопросы в таком тоне — его обычная манера. Он, казалось, считал само собой разумеющимся, что раз он задал вопрос, ему на него тотчас же и ответят. Я такого не люблю и не знаю никого, кто позволил бы себе так со мной разговаривать.
Я ответил:
— Отправьте мне письмо с нарочным, и я скажу секретарю моего секретаря, чтобы он разобрался в этом вопросе.
Его лоб собрался недовольными морщинами:
— Слушайте, приятель…
— Вы что, обалдели? Какой я вам приятель? Я сам себе голова, и мы находимся в Соединенных Штатах Америки. Я служащий Ниро Вулфа, его телохранитель, делопроизводитель и наемный раб, но в любую минуту могу уволиться. Я принадлежу себе, и никому больше. Не знаю, в какой части света обитаете вы, но…
— Хватит, Арчи. — Вулф произнес это, даже не потрудившись посмотреть на меня; его глаза были прикованы к посетителю. — Похоже, мистер Фабер, вы не понравились мистеру Гудвину. Не обращайте внимания. Чем я могу вам помочь?
— Прежде всего, — ответил Фабер на своем безукоризненном английском, — вы могли бы дать указание своему подчиненному, чтобы он отвечал на вопросы, которые ему задают.
— Да, наверное, мог бы. Когда-нибудь я попробую это сделать. Чем могу еще служить?
— В вашей стране, мистер Вулф, нет никакой дисциплины.
— Ну, я бы так не сказал. Здесь много разных видов дисциплины. То, что хорошо волку, для оленя — смерть. Мы подчиняемся дорожным полицейским и требованиям гигиены, но некоторые свободы нам очень даже по душе. Впрочем, я уверен, что вы пришли не для того, чтобы призвать к порядку мистера Гудвина. Даже и не пытайтесь, вам такая затея надоест очень быстро. Лучше выбросьте это из головы. Так что же еще?..
— Я хочу убедиться, удовлетворяет ли меня ваша позиция и намерения в отношении мисс Нийи Тормик.
— Ну что ж, — проворковал Вулф, стараясь держать себя в руках. — А что именно требует удовлетворения? Ваше любопытство?
— Нет. Мои интересы. В определенных обстоятельствах я мог бы подготовиться и объяснить свой интерес, и вы сочли бы выгодным для себя пойти мне навстречу. Я, конечно, наслышан о вашей репутации — и о методах тоже. Вы стоите дорого. Деньги — это все, что вы хотите.
— Я люблю деньги и трачу их немало. Не хотите ли вы сказать, мистер Фабер, что я мог бы тратить и ваши деньги?
— Вполне возможно, если я вам заплачу.
— Совершенно справедливо. А каким образом я мог бы их заработать?
— Не знаю. Дело безотлагательное и требует осторожности и благоразумия. Я видел здесь полицейского инспектора — вы можете убедить меня, что вы сами не тайный агент полиции?
— Затрудняюсь ответить. Я же не знаю, насколько трудно вас убедить. Например, я могу дать слово, но я-то знаю, чего оно стоит, а вы — нет. А прежде чем я впрягусь в трудности, чтобы сдержать свое слово, я бы сам хотел кое в чем убедиться. Например, в вашей собственной позиции и намерениях. Ограничиваются ли ваши личные интересы только мисс Тормик, или они немного шире? И совпадают ли ваши интересы с ее собственными? По крайней мере, не враждебны ли ей ваши интересы, как я полагаю, или вы не стали бы подтверждать ее алиби, когда ей угрожало обвинение в убийстве. Конкретно, что это за интересы?
Рудольф Фабер посмотрел на меня, еще больше сжал и без того тонкие губы и сказал Вулфу:
— Отошлите его из комнаты.
Я собрался было ехидно ухмыльнуться, зная, какой прием встречает подобное предложение, независимо от того, от кого оно исходит; но ухмылка замерла на моем лице, когда я с превеликим удивлением услышал, как Вулф спокойно говорит:
— Конечно, сэр. Арчи, выйди, пожалуйста.
Я был так поражен и взбешен одновременно, что встал, собираясь уйти, без единого слова. Кажется, меня шатало. Но когда я почти дошел до двери, меня остановил донесшийся сзади голос Вулфа:
— Кстати, мы обещали позвонить мистеру Грину. Ты можешь позвонить из комнаты мистера Бреннера.
Вот оно что. Мог бы я и сам догадаться.
— Да, сэр, — ответил я и, выйдя из комнаты, закрыл за собой дверь и сделал три шага в сторону кухни. Там, где я остановился, на левой стене, отделяющей от кабинета прихожую, висело порыжевшее от времени резное деревянное панно, состоящее из трех секций. Две боковые секции были прикреплены на петлях к средней. Я потянул на себя правую часть, немного нагнулся — поскольку панно висело на уровне глаз Вулфа — и заглянул в смотровой глазок, скрытый со стороны кабинета картиной с двумя отверстиями, закамуфлированными дымкой. Я видел их обоих, Фабера в профиль, а Вулфа целиком — я имею в виду лицо. Я слышал также и их голоса, немного натянутые, но было ясно, что оба продолжали пикировку, причем совершенно бессмысленную, и я отправился на кухню. На кухне Фриц в носках читал газету, а рядом на другом стуле лежали его тапочки — на случай, если его вызовут. Фриц поднял глаза и кивнул.
— Молока не хочешь, Арчи?
— Нет. Говори потише. Там отверстие не прикрыто. Вулф что-то замышляет.
— А! — глаза Фрица замерцали. Ему правилась конспирация и всякие зловещие штучки. — Подходящее дельце?
— Дьявольское дельце. Прямо вторая мировая война. Она началась сегодня на Сорок восьмой улице. Лучше не разговаривай.
Я уселся на краешек стола на пару минут, судя по моим часам, после чего снял трубку внутреннего телефона и позвонил в кабинет. Ответил мне Вулф.
— Это мистер Гудвин. Грин говорит, что хочет потолковать с вами.
— Я занят.
— Я ему так и сказал. Он ответил — мол, какого черта.
— Можешь изложить ему программу не хуже меня, и те отчеты, которые мы вчера получили…
— Я и это ему сказал. Он говорит, что хочет выслушать все от вас лично. Подключаю его к вашей линии.
— Нет, нет, не надо. Пропади он пропадом. Ты же знаешь — я не один, и разговор у меня конфиденциальный. Попроси его не вешать трубку. До чего же он занудливый субъект. Сейчас я подойду и поговорю с другого телефона.
— Хорошо.
Я повесил трубку и на цыпочках вернулся к резному панно на стене. В эту минуту из кабинета вышел Вулф, закрыв за собой дверь. Он поспешно приблизился ко мне и прошептал:
— Молодец, быстро сообразил.
И тут же приник к отверстию.
Я едва не опоздал. Рудольф Фабер оказался малый не промах. Вулф и двух секунд не смотрел еще в глазок, как вдруг резко дернул рукой и махнул. Топать мне не полагалось, поэтому я сделал три быстрых шага в сторону кабинета, по возможности стараясь ступать помягче, распахнул дверь и, не останавливаясь, влетел в кабинет. Фабер резко замер на полпути — он стоял в противоположной стороне от своего кресла, спиной к книжным полкам, но в руках у него ничего не было. Он сразу бросил на меня взгляд прищуренных глаз, но вообще-то лицо его было бесстрастно, если не считать врожденного выражения чванливости и упрямства. Мельком взглянув на него, я прошествовал к своему столу, уселся, достал из ящика стопку бумаг и принялся просматривать их, будто выискивая что-то.
Он не произнес ни слова, и я тоже. Я просмотрел бумаги и взялся за другую стопку, и уже готовился продолжать в том же духе, но этого не потребовалось. Я дошел до половины второй пачки, когда из двери, ведущей в прихожую, послышался какой-то шум, и дверь почти сразу открылась. Я глянул туда и перенес новое потрясение. В дверях стоял Ниро Вулф, в пальто, шарфе, шляпе и перчатках, с тростью в руках. Я так и уставился на него.
— Прошу прощения, — обратился он к Фаберу, — я должен отлучиться по делу. Если вы хотите продолжить, приходите завтра между одиннадцатью и часом или от двух до четырех, либо же — от шести до восьми. Это мои приемные часы. Арчи, давай поедем на «седане». С вашего позволения. Фриц! Фриц, проводи, пожалуйста, мистера Фабера…
На сей раз Фабер все же щелкнул каблуками. Не смог, должно быть, бедняга, сдержать огорчения. Он вышел, так и оставив открытым вопрос о том, продолжат ли они завтра или нет.
Когда Фриц вернулся в кабинет, Вулф сказал:
— Возьми все это, пожалуйста. — И вручил ему трость, шляпу, перчатки, шарф и пальто. — И принеси две бутылочки пива.
Услышав это, я запихал бумаги обратно в ящик стола и отправился на кухню за стаканом молока. Когда я вернулся в кабинет, Вулф снова сидел за своим столом, откинувшись и закрыв глаза. Усевшись, я потягивал молоко, пока появление пива не заставило Вулфа выпрямиться, и изрек:
— Вы все-таки точно гений. Он уже тянулся к «Объединенной Югославии».
Вулф кивнул.
— Даже почти дотронулся до нее, когда ты вошел.
— Удачная догадка.
— Никакая не догадка, а опыт. Он явно тянул время. Ничего не сказал и не собирался ничего говорить. Но он хотел, чтобы ты вышел из комнаты. Почему?
— Конечно. Очень хорошо. Но как он собирался и вас тоже выставить из комнаты?
— Не знаю. — Вулф опустошил стакан. — Мне, слава Богу, незачем вникать в его мысли. Я же вышел, чего же еще?
— Ну да. Ладно. Итак, или одна из балканок послала его сюда, чтобы он раздобыл документ, или он держит в руках мисс Тормик, потому что от него зависит ее алиби в убийстве, или он… Дьявол и преисподняя! — Я хлопнул себя по бедру. — Понял! Он — князь Доневич!
— Не паясничай. Я не настроен шутить такими вещами.
— Это я уже сообразил. — Я отхлебнул молока. — Все равно, что дальше? Беремся мы за дело или нет? Если да, то как вы это себе представляете?
— Не знаю. Мне все это не по нутру. И документ тот мне не нравится. И та штука, которая лежит в холодильнике, замаскированная под торт, мне тоже не нравится. Не стоило бы нам начинать поиски, кто той штучкой воспользовался, но переложить это на мистера Кремера мы тоже не можем — ив том и в другом случае приятного для нас мало. А ответственность лежит на мне. Я же удочерил ту девушку.
— Вы даже не знаете, она ли это.
— Это я намерен выяснить, Я снова посылал тебя туда, чтобы ты привел ее. Но ты этого не сделал.
— Ну, знаете! — Я вытаращил на него глаза. — Как прикажете вас понимать — мне следовало сунуть ее в чемодан и взять с собой, когда я удирал через подвал, падал с забора и так далее? Нет. Вы просто цепляетесь ко мне — одному Богу известно, как вы хорошо это умеете. Может, вы хотите, чтобы я сейчас ее к вам доставил?
— Да.
Я раскрыл рот:
— Сейчас?
— Да.
Я посмотрел на него. Он меня не разыгрывал; он в самом деле хотел сказать то, что сказал. Без дураков. Именно в эту минуту я и принял решение никогда, ни при каких обстоятельствах никого не удочерять. Не говоря ни слова, я покончил с молоком и поднялся, и через минуту вышел бы, если бы не зазвонил телефон.
Я сел и взял трубку:
— Контора Ниро Вулфа. Арчи Гудвин слушает.
— А, мистур Гюдвинн? Иэтто мадам Зоррка.
— Да-да. — Я сделал Вулфу знак, чтобы он взял трубку параллельного аппарата, — Мы с вами сегодня видеться.
— Да. Поиэтому я и звонить. Надо зе, сто случилось, иэто просто узасно!
— Вы правы. Совершенно ужасно.
— Да. А полиция, они столько меня расспрасивать! Я им всье рассказать, кроме одного. Я нээ сказала, сто видела, как миис Тормик сунула вам в карман…
— Вы им не сказали?
— Нет. Я думала, иэто нэ мое дело, и я не хочу никаких неприятностэй. Но я очень волновать. Теперь я думаю — ведь иэто убийство, и мой долг… Я долзна все зе сказать полиции, а то я не усновать. Иэто святость долга.
— Конечно, я понимаю. Ваш святой долг.
— Да. Но есе я подумать, сто будет справедливо, если сначала я рассказу вам, а потом полиции. Вот я вам и говорю. А сейчас позвоняю в полицию.
— Подождите минутку, пожалуйста. Чтобы я вас правильно понял. Вы намереваетесь сейчас позвонить в полицию?
— Да.
— Точнее — что вы собираетесь им сказать?
— Сто я видела, как миис Тормик сто-то сунуть в карман васего пальто, которое висели на весалке — так, стобы этого никто не заметить. А потом очень быстро вы забирать с весалки пальто и усли.
— Теперь слушайте, что я скажу. — Я постарался рассмеяться. — Вы, конечно, все верно заметили. А где вы сейчас?
— Мне позволили уйти домой. Я в своей квартире на Семьдесят восемь улица Восточна, дом пятьсот сорук два.
— Тогда вот что. Я захвачу мисс Тормик, и мы заскочим к вам. Если вы считаете, что мы убийцы, хотя это совсем не так…
— О, я нисколько не страшаюсь. Просто я беспокойся.
— Не беспокойтесь. Мы будем у вас меньше чем через час. Вы уверены, что будете дома?
— Конечно.
— Полиция может и подождать.
— Но не дольше, миистур Гюдвинн.
— Договорились. Железно.
Я положил трубку и встал.
— Ну вот, — сказал я, ничего особо не чувствуя — вернее, чувства были слишком глубоки. — Приехали. Что я еще мог сказать?
— Ничего, — пробурчал Вулф. — Теперь помолчи.
Он закрыл глаза, и губы его начали втягиваться и выпячиваться. Так продолжалось минут десять. Я сел и попытался придумать, как еще можно поступить с Зоркой, чтобы избежать похищения, но мозги не хотели работать — я был чертовски разозлен. Наконец Вулф спокойно сказал:
— Соедини меня с мистером Кремером.
Это потребовало некоторых усилий, так как болваны, которых Кремер оставил в школе Милтана, должны были посовещаться между собой, даже чтобы признаться, что инспектора там нет. Моей второй попыткой был звонок в кабинет Кремера в полицейском участке, где я до него и добрался; центр расследования, похоже, переместился сюда. Вулф взял трубку:
— Мистер Кремер? У меня кое-что появилось по делу Ладлоу. Нет, это немного сложно. Я думаю, самое лучшее — если кто-то из ваших людей как можно скорее приведет сюда, в мой кабинет, мадам Зорку и мисс Тормик. Нет, я готов сотрудничать, но, по-моему, едва ли другой вариант окажется подходящим. Нет, я не распутал дела, но есть некоторые сдвиги, которые, я уверен, должны вас заинтересовать. Вы сами знаете, что на меня в подобных вещах можно положиться. Вы сами придете? Прекрасно.
Он повесил трубку и потер нос указательным пальцем. Я выпалил:
— Кто бы там ни пришел за Зоркой, она все выболтает, прежде чем они сюда доберутся…
— Оставь меня одного, Арчи. Достань ту проклятую штуковину из этого идиотского торта и засунь снова в свой карман, где она и была.
Я в сердцах плюнул на все. И слепо повиновался. Дисциплина прежде всего.
