• Ниро Вульф, #20

Глава 8

 Часа через четыре, в девять вечера, Вулф зевнул на полную мощь — я даже подумал, как бы чего не рухнуло.

 Мы находились в комнате, где я спал в субботнюю ночь… впрочем, когда тебя вырубают солидной дозой снотворного, это едва ли можно назвать сном. Сразу после того, как Гвен положила конец заседанию в библиотеке, гордо удалившись, Вулф пожелал вздремнуть, и миссис Сперлинг предложила ему эту комнату. Когда я, как бывалый штурман, довел его до места, он первым делом обследовал полутораспальную кровать, стащил покрывало, скинул с себя пиджак, жилет и туфли, улегся и через три минуты уже блаженствовал в заоблачных далях. Я распотрошил другую постель и накрыл его одеялом, а сам, решив, что сейчас не время сражаться с соблазном, последовал его примеру.

 В семь часов вечера нас пригласили к обеду. Взяв на себя обязанности курьера, я сообщил миссис Сперлинг: в данных обстоятельствах мистер Вулф и я предпочли бы съесть по бутерброду наверху, а то и просто попоститься; надо было видеть, с каким облегчением она выслушала это известие. Но даже в столь кризисный час она не могла позволить, чтобы пострадало доброе имя ее дома, и вместо бутербродов нам доставили желеобразный бульон, оливки, нарезанные кружками огурцы, горячий ростбиф, салат из салатных листьев и помидор, холодный пудинг с орешками и цистерну кофе. Не сказать, что это было что-то неслыханное, но бросить камень в повара тоже было не за что, и, если не считать желеобразного бульона — Вулф его ненавидит — и салатной смеси, на которую он посмотрел искоса, мой патрон расправился со своей порцией без комментариев.

 Я бы не удивился, вели он мне отвезти его домой сразу после библиотечной посиделки, но и его желание остаться меня не удивило. Представление, которое он им закатил, вовсе не было представлением. Ибо он не шутил ни на йоту, и я не шутил вместе с ним. А коли так, вполне естественно, что он хотел получить ответ, как только тот созреет, к тому же вдруг у Гвен возникнут вопросы или она захочет выставить какие-нибудь условия? Более того, если Гвен скажет: «Ничем помочь не могу, гоните ваши доказательства», едва ли мы вообще поедем домой. Начнутся долгие переговоры со Сперлингом, и в итоге машина повезет нас из Стоуни Эйкрз отнюдь не на Тридцать пятую улицу, а в какую-нибудь крысиную нору.

 В девять часов, воздав должное звонку Вулфа, я огляделся — как бы поразмять мускулы? — и увидел поднос с кофе, остатки обеда уже унесли, а кофе оставили; что ж, это вполне подойдет. Я взял поднос и понес его вниз. Добравшись до кухни, я никого не встретил, но мне позарез требовалось хотя бы легкое общение, и я как бы между делом занялся поисками. Начал с библиотеки. Дверь была приоткрыта, и я увидел Сперлинга, он сидел за столом и проглядывал какие-то бумаги. Когда я вошел, он удостоил меня быстрым взглядом, но слов расходовать не стал.

 Постояв минутку, я счел нужным сообщить:

 — Мы там наверху слоняемся без дела.

 — Знаю, — буркнул он, не поднимая головы.

 Это явно означало, что разговор окончен, и я закрыл дверь с другой стороны. Гостиная не подавала никаких признаков жизни, и на западной террасе в поле моего зрения или слуха не попадал никто. В комнате для игр, что находилась на пролет ниже, свет не горел, я повернул выключатель, но собратьев но разуму не обнаружил. Вернувшись наверх, я доложил обстановку Вулфу:

 — Кругом пустыня, если не считать Сперлинга, по-моему, он трудится над завещанием. Вы их так напугали, что все разбежались по углам.

 — Который час?

 — Девять часов двадцать две минуты.

 — Она сказала «перед сном». Позвони Фрицу.

 Мы говорили с Фрицем всего час назад, но, с другой стороны, какого черта, фирма платит, поэтому я подошел к аппарату, что стоял на столике между кроватями, и вызвал Фрица. Ничего нового он не сообщил. Энди Красицкий и еще пять человек дружно вкалывают на крыше, оранжерея в основном уже застеклена и утреннюю погоду — или непогоду — должна выдержать. Теодор еще полностью не оправился, но отобедал с аппетитом… ну и так далее.

 Я повесил трубку, передал донесение Вулфу и добавил:

 — Между прочим, вам не кажется, что весь этот ремонт — разбазаривание денег нашего клиента? Если Гвен решит потребовать от нас доказательств и нам придется уйти в подполье, какая разница, будет застеклена оранжерея или нет? В лучшем случае вы туда попадете через несколько лет, а то и не попадете вовсе. Я, кстати, заметил, что себе вы оставили путь к отступлению, равно как и Сперлингу, а обо мне почему-то запамятовали. Вы просто сказали, что о расположении штаба боевых действий будет знать только мистер Гудвин, а его мнения спросить не изволили. А если он решит, что он не такой тщеславный, как вы?

 Вулф, отложивший книгу Лауры Хобсон, чтобы послушать конец моего разговора с Фрицем, и взявший ее снова, окинул меня хмурым взглядом.

 — Ты в два раза тщеславнее меня, — грубовато буркнул он.

 — Да, но действия могут быть противоположные. Вдруг я такой тщеславный, что не захочу рисковать. Не захочу лишать других того, что является причиной моего тщеславия.

 — Пф. Я хорошо тебя знаю?

 — Да, сэр. Так же хорошо, как и я вас.

 — Тогда нечего трясти у меня перед носом красной тряпкой. Как я могу замыслить такой план, не полагаясь полностью на тебя?

 И он снова уткнулся в книгу.

 Я знал, что отвесил мне комплимент и я должен засиять от удовольствия, поэтому я кинулся на кровать и воссиял. Все это мне не нравилось и Вулфу, я видел, не нравилось тоже. У меня возникло дурацкое ощущение: все мое будущее зависит от решения хорошенькой веснушчатой девушки, в принципе я не против хорошеньких девушек, с веснушками или без, но это было чересчур. Вулфа я не винил — что еще он мог сделать? Я притащил из гостиной несколько свежих журналов, но посмотреть их не удалось: я все лежал и думал, может, пойти поохотиться за Медлин и науськать ее, пусть как-то повлияет на сестру, — и тут зазвонил телефон. Перекатившись по кровати, я снял трубку.

 Это была одна из служанок, она сказала, что кто-то звонит мистеру Гудвину. Я поблагодарил и тут же услышал знакомый голос:

 — Привет, Арчи?

 — Точно, он самый.

 — Говорит твой друг.

 — Слышу, что говорит. Сейчас попробую угадать. Тут с телефонами не все прости. Я сейчас в спальне, с мистером Вулфом. Когда я снимаю трубку, сразу могу звонить в город, но на твой звонок трубку сняли внизу.

 — Ясно. Я сижу и смотрю на индейца, который держит бумаги. Я вышел погулять, но народу не протолкнешься, поэтому я решил прикатиться и приехал сюда. Жаль, что ты не смог прийти на свидание.

 — Мне тоже. Но, если будешь сидеть и не рыпаться, может, я еще вырвусь. Договорились?

 — Договорились.

 Я повесил трубку, поднялся и подошел к Вулфу.

 — Сол куда-то пошел, обнаружил слежку, оторвался от хвоста и приехал к нам, чтобы об этом рассказать. Он сейчас звонил от нас. Какие предложения?

 Вулф закрыл книгу, заложив страницу собственным пальцем.

 — Кто сел ему на хвост?

 — Вряд ли знает, во всяком случае, не сказал. Вы все слышали.

 Вулф кивнул и задумался.

 — Ехать придется далеко?

 — Как-нибудь выдержу, даже в темноте. До Чаппакуа — семь минут, до Маунт Киско — десять. Дополнительные указания будут?

 Вулф ограничился тем, что раз Сол сидит у нас, пусть себе и сидит, пока не позвоним. На том мы и расстались.

 Из дому я вышел через западную террасу — это был кратчайший путь к кустарнику, за которым я оставил машину, — убедившись на сей раз, что жизнь в доме все-таки теплилась. В гостиной Пол и Конни Эмерсон смотрели телевизор, а Уэбстера Кейна я застал на террасе, он там просто прогуливался. Махнув им на ходу рукой, я вышел.

 Ночь была темная, наплывавшие облака стерли с неба звезды, но ветер уже утихомирился. Я вел машину в Чаппакуа, не мешая мозгу заниматься бесполезным делом: высчитывать, кто же мог сесть на хвост Солу — полиция штата, города, А, В, С или Д? В магазине я зашел в телефонную будку и позвонил Солу, но прояснить положение не удалось. Сол знал только, что хвост был незнакомый и оторваться от него было не просто. Солу Пензеру задавать дополнительные вопросы по поводу «отрыва» не имело смысла, а коли никаких других новостей у него не было, я предложил ему располагаться поудобнее в одной из гостевых комнат, а сам выпил бутылочку «лимки», вернулся к машине и поехал назад, к Стоуни Эйкрз.

 Медлин тем временем присоединилась к парочке в гостиной, или, скажем так, когда я вернулся, она была там. Она поднялась мне навстречу — ее большие темные глаза были широко открыты, но производить впечатление она явно не собиралась. Ей сейчас было явно не до флирта.

 — Где вы были? — спросила она.

 Я ответил, что в Чаппакуа, ездил позвонить. Она взяла меня под руку и увлекла за собой через дверь в коридор, там повернулась ко мне и спросила:

 — Вы видели Гвен?

 — Нет. А где она?

 — Не знаю. Но, наверное…

 Она смолкла. Я тут же вступил:

 — Я думал, она забилась куда-нибудь в угол и пытается принять верное решение.

 — А вы не пробовали с ней поговорить?

 — Интересное дело, — я слегка возмутился. — Я даже не слизняк, а только работаю на слизняка. Станет она со мной разговаривать!

 — Да, вы правы, — Медлин заколебалась. — После обеда она сказала отцу, что объявит ему о своем решении, как только сможет, и ушла в свою комнату. Я поднялась к ней, хотела поговорить, но она меня выставила, и она пошла в комнату мамы. Потом вернулась к Гвен, она меня немножко послушала, а потом сказала, что ей надо выйти из дому. Мы вместе спустились в холл, и она вышла через заднюю дверь. Я снова поднялась к маме, а когда спустилась и увидела, что вас нет, решила, что вы вместе.

 — Ничего подобного, — я пожал плечами. — Может, ей трудно было найти ответ в четырех стенах, и в его поисках она вышла на воздух? В конце концов, она сказала «перед сном», а сейчас еще нет одиннадцати. Дайте ей время. А пока вам надо успокоиться. Может быть, партию в бильярд?

 Мое предложение осталось без внимания.

 — Вы не знаете Гвен, — заявила она.

 — В общем, вы правы, не знаю.

 — Головой ее бог не обидел, но наделил ослиным упрямством. Она как отец. Если бы он к ней не приставал, она, возможно, рассталась с Луисом давным-давно. Но теперь… мне страшно. Наверное, наш Ниро Вулф сделал все, что мог, но он оставил лазейку. Отец нанял его, чтобы тот нашел что-то порочащее Луиса, и тогда Гвен не вышла бы за него. Так?

 — Так.

 — По словам Ниро Вулфа, возможны четыре варианта. Либо он отказывается от этой работы, либо отец расторгает с ним договор, либо Гвен верит в то, что он сказал про Луиса, и расстается с ним, либо Вулф продолжает расследование и представляет доказательства. Но возможен еще один вариант. Вдруг Гвен сбежит с Луисом и выйдет за него замуж? В таком случае расследование тоже придется прекратить, верно? Ведь отец не захочет, чтобы Вулф собирал улики против мужа Гвен. По крайней мере, Гвен могла подумать именно так. — Пальцы Медлин вцепились в мою руку. — Мне страшно! Наверное, она умчалась встретиться с ним!

 — Черт возьми! А дорожную сумку она взяла?

 — Ну зачем же? Она понимает, что я пыталась бы ее остановить, и отец… да все мы. Если ваш Ниро Вулф так чертовски умен, почему он не додумался до этого?

 — В его восприятии мира есть белые пятна и одно из них — бегство с целью выйти замуж… Но я-то должен был… господи, вот дубина. Давно она вышла?

 — Примерно час назад… да, около часа.

 — Уехала на машине?

 Медлин покачала головой:

 — Я бы услышала. Нет.

 — Но тогда она… — я остановился, нахмурился. — Если она не уехала, значит, она действительно хотела подышать свежим воздухом, принимая решение, либо договорилась о встрече с ним где-нибудь здесь. Куда она могла пойти? Есть у нее тут заветное местечко?

 — Есть, и не одно, — Медлин тоже нахмурилась. — Старая яблоня в поле за домом, заросли лавровых деревьев у ручья…

 — Фонарь в доме есть?

 — Да, он у нас…

 — Тащите сюда.

 Она вышла. Через минуту вернулась и повела меня к двери на улицу. Видимо, она решила отдать предпочтение старой яблоне, потому что мы обошли дом, пересекли лужайку, нашли тропинку, что через воротца в живой изгороди вела на пастбище. Медлин окликнула сестру, но ответа не последовало, и, подойдя к старой яблоне, мы никого возле нее не застали. К дому мы пошли другой дорогой, оказались на задворках конюшни, псарни и других строений, заглянули в конюшню — вдруг Гвен пришла в голову романтическая фантазия отправиться на свидание верхом? — но все лошади были на месте. Ручей находился в другой стороне, ближе к дороге, туда мы и направились. Время от времени Медлин выкликала имя сестры, но не очень громко, чтобы не услышали в доме. У нас было по фонарю. Свой я включал только в случае надобности, и наши глаза скоро привыкли к темноте. Мы шли вдоль дороги, пока не наткнулись на мостик через ручей, и тут Медлин резко взяла налево. Признаюсь честно, в ориентировке на местности она могла дать мне фору. Кусты и нижние ветви деревьев почему-то дружно на меня ополчились и нападали со всех сторон, Медлин свой фонарь почти не включала, я же то и дело выстреливал пучками света направо и налево, да и вперед тоже.

 Мы были примерно шагах в двадцати от дороги, когда я посветил фонарем влево и увидел на земле, около кустов, нечто заставившее меня остановиться. С одного взгляда я понял, что это, сомневаться не приходилось… но кто это, я сразу определить не мог. Впереди Медлин еще раз выкликнула имя Гвен. Я стоял на месте. Тогда она позвала меня, и я ответил, что иду. Уже хотел сказать, что догоню ее через минуту, но тут на ее зов сквозь ночные деревья донесся слабый отклик. Это был голос Гвен.

 — Да, Мед, я здесь.

 Более близкое знакомство с предметом под кустом пришлось отложить. Медлин с облегчением вскрикнула и бросилась вперед, я за ней. Но не успел я и глазом моргнуть, как запутался в зарослях, пришлось отчаянно вырываться, я даже едва не бухнулся в ручей; наконец я высвободился, пошел на голоса и скоро высветил силуэты сестер фонарем. Я направился к ним.

 — Что вы подняли панику? — спрашивала Гвен сестру. — Господи, летним вечером я вышла подышать воздухом, что в этом такого? По-моему, за мной такое водилось и раньше. Ты даже привела с собой детектива?!

 — Сегодня не просто летняя ночь, — оборвала ее Медлин. — И тебе это прекрасно известно. Откуда я могла знать… ты даже куртку не накинула.

 — Знаю. Который час?

 Я направил луч света на свою кисть и сказал:

 — Пять минут двенадцатого.

 — Значит, и этим поездом он не приехал.

 — Кто? — спросила Медлин.

 — Ну как ты думаешь кто? — Гвен едва сдерживалась. — Этот опасный преступник, кто же еще! Наверное, так оно и есть. Пусть даже не наверное, а точно. Но не могу же я смахнуть его, как муху, даже не сказав, в чем дело… и сказать надо лично, а не в письме или по телефону. Вот я и позвонила ему и попросила приехать.

 — Правильно, — подхватила Медлин, но отнюдь не голосом любящей сестры. — И заодно выведать у него, кто такой Икс, и не сходя с места его перевоспитать.

 — Э нет! — воскликнула Гвен. Перевоспитывать — это по твоей части. Я просто хотела ему сказать, что наш роман окончен — и до свидания. Я предпочла поступить так, а уже потом сообщить о своем решении отцу и всем остальным. Он должен был приехать поездом в девять двадцать три, взять на станции такси и встретиться со мной здесь. Я думала, он на этот поезд опоздал… но он не приехал и следующим… но есть еще… который час?

 Я еще раз сказал время:

 — Девять минут двенадцатого.

 — Есть поезд в одиннадцать тридцать две, подожду его, а уж потом пойду домой. Обычно я не жду мужчин по два часа, но сейчас случай особый. Ты с этим согласна, Мед?

 — Если вы не погнушаетесь мнением детектива, — вызвался я, — вам лучше позвонить ему еще раз и узнать, что случилось. Идите, девушки, и позвоните, а я пока побуду здесь, на случай, если он появится. Обещаю, что не скажу ему ни слова, кроме того, что вы скоро вернетесь. Заодно и куртку возьмете.

 Эта мысль пришлась им по вкусу. Мне же не пришлось по вкусу одно — вдруг они пойдут к дороге и начнут вертеть фонарями во все стороны? Но они вообще пошли в другом направлении, решив срезать угол, — через сад с розами. Я подождал, пока они уйдут на приличное расстояние, зашагал к дороге и включил фонарь, высветил предмет на земле у кустов и приблизился к нему.

 Итак, первый вопрос: жив он или мертв? Он был мертв. Второй вопрос: причина смерти? Тут ответ не напрашивался сам собой, но и с вариантами было не густо. Третий вопрос: давно ли наступила смерть? Свое предположение у меня возникло: опыт есть опыт. Вопрос четвертый: что у него в карманах? Тут пришлось проявить максимум осторожности и не спешить, чтобы избежать осложнений. К примеру, когда я обыскивал его, доведенного до нужного состояния Рут Брейди, в воскресенье вечером, я тоже был в меру осторожен, но сейчас «в меру» было явно недостаточно. Я тщательно вытер носовым платком его кожаный бумажник, снаружи и изнутри, несколько раз прижал к поверхностям пальцы его рук, следя за тем, чтобы отпечатки вышли беспорядочными, потом убрал бумажник назад, в его карман. В бумажнике лежало немало банкнотов разного достоинства, значит, после того как я его обчистил, он погасил в банке чек. Мне очень хотелось повторить номер с наложением отпечатков на его партийный билет и целлофановой обертке, но не тут-то было: партбилета на убитом не оказалось. Естественно, это меня не обрадовало, я ощупал все швы, пошарил за всеми подкладками. Партийного билета не было.

 Я постоянно помнил, что должен быть предельно аккуратным и закончить до прихода девушек, но, когда понял, что искать партийный билет дальше нет смысла, я вдруг почувствовал спазмы в желудке, встал на ноги и отшатнулся от убитого. Такое иногда случается, даже если ты считаешь, что пообвыкся, нагляделся всякого и любые виды тебе нипочем. Я отвернулся, расправил плечи, сделал несколько глубоких вдохов. Если не помогает, лучше всего лечь и полежать. Но до этого не дошло, да и в любом случае у меня не было времени на слабый желудок, потому что между двумя вдохами я услышал девичьи голоса. Тут я увидел, что оставил на земле включенный фонарь. Поднял его, выключил и поспешил к просвету в кустарнике, стараясь производить меньше шума, чем атакующий лось.

 Когда девушки появились и пересекли открытое пространство, я терпеливым часовым стоял на посту; еще на ходу Медлин спросила:

 — Не приехал?

 — Полная тишина, — сказал я, не греша против истины, однако приберегая ее до нужного момента. — Значит, вы до него не дозвонились?

 — Мне ответила телефонистка, — это сказала Гвен. — Он вернется после полуночи и просил меня передать, что считаю нужным. Я побуду здесь немножко, вдруг он приедет на одиннадцать тридцать две, а уж потом уйду. Думаете, с ним что-то случилось?

 — Конечно, случилось, раз он вас так подвел, только что? Время покажет. — Втроем мы составляли маленький треугольник. — Я вам не понадоблюсь, а если он все-таки появится, буду просто лишним. Я иду в дом к мистеру Вулфу. Нервы у него напряжены до предела, и я должен облегчить его душу. Не буду кричать об этом на весь дом и будить домочадцев, но его обрадую — решение вы привяли, и скоро он может с чистой совестью убраться восвояси.

 Моя мотивировка их не сильно интересовала, но они увидели в ней здравый смысл, и я ушел. Они показали мне кратчайший путь, я два раза едва не заблудился в чаще, но все-таки выбрался на простор, обошел сад с розами, пересек лужайку и вошел в дом через главный вход. В комнате наверху Вулф как ни в чем не бывало читал книгу. Я закрыл за собой дверь, он начал испепелять меня негодующим взглядом — что это меня так долго не было? — но, увидев мое лицо, которое он знает лучше, чем я сам, тут же прекратил.

 — Чем порадуешь? — мягко спросил он.

 — Радовать как раз нечем, — заявил я. — Кто-то убил Луиса Рони, кажется, переехал его машиной, но это еще надо уточнить. Тело лежит под кустом в двадцати шагах от дороги, примерно в двух третях пути от дома до шоссе. Во всех отношениях история поганая, потому что Гвен решила с ним расплеваться.

 Чело у Вулфа помрачнело.

 — Кто нашел тело?

 — Я.

 — Кому еще об этом известно?

 — Никому. Теперь вам.

 Вулф резво поднялся на ноги.

 — Где моя шляпа? — он огляделся. — Ах да, внизу. Где мистер и миссис Сперлинг? Скажем им, что нам здесь больше делать нечего и мы уезжаем домой… только без суматохи… просто уже поздно, и мы вполне можем ехать… вперед!

 — Хоть с суматохой, хоть без. Вы прекрасно знаете, что мы влипли.

 Он стоял и свирепо смотрел на меня. Но ситуация от этого не улучшилась, и он снова уселся в кресло, почувствовал под своим обширным задом книгу, подскочил и схватил ее — секунду я думал, что он ее во что-нибудь швырнет, возможно, даже в меня. Между прочим, книги — его слабость, в каком же состоянии он должен находиться, чтобы швырнуть книгу! Но он взял себя в руки, положил этот источник мудрости на стоявший рядом низенький столик, снова уселся и заскрежетал на меня:

 — Сядь ты, ради всего святого! Не люблю я шею тянуть назад!

 Я не стал на него дуться. Я бы и сам вспылил, не будь у меня дел по горло.