• Ниро Вульф, #16

Глава 7

 Если тридцать три часа спустя, в четверг, кто-нибудь захотел узнать, как продвигаются дела, он смог бы удовлетворить свое любопытство, заглянув в столовую и понаблюдав за поведением Вульфа за обедом. Последний состоял из кукурузных оладий с осенним медом, сосисок и салата. Обычно во время еды Вульф общителен, разговорчив, любит пошутить. На сей раз он был замкнут, раздражителен и мрачен. Фриц до смерти разволновался.

 В среду мы с одиннадцати до часу разговаривали с мисс Коппел, с двух до четырех — с мисс Фрейзер, с мисс Венс — с половины девятого вечера до одиннадцати и с Натаном Траубом — начиная с полуночи. В четверг с одиннадцати до обода у нас был Талли Стронг.

 В результате у нас появились сотни исписанных страниц, но в них не было ничего существенного.

 Конечно, были заполнены некоторые пробелы, но чем? Нам удалось добиться ряда признаний, но в чем! Билл Медоуз и Нэт Трауб признали, что часто играют на скачках. Элинор Венс признала, что ее брат занимался гальванопластикой и она знала, что он постоянно пользуется материалами, содержащими цианиды. Мадлен Фрейзер признала: трудно поверить, что кто-то подсыпал яд в одну из бутылок, не заботясь, кому она достанется. Талли Стронг признался, что полиция обнаружила отпечатки его пальцев на всех четырех бутылках. Он объяснил это тем, что, пока врач возился возле тела Сирила Орчарда, он, Стронг, испугался, по не все в порядке с «Хай спотом, продукцией одного из ведущих спонсоров. В панике он схватил четыре бутылки с идиотской идеей спрятать их куда-нибудь подальше. Мисс Фрейзер и Трауб отобрали их у него и снова поставили на стол. Признание было сделано ловко и объясняло, почему полицейские не смогли выжать ничего из отпечатков пальцев.

 Дебора Коппел призналась, что прекрасно разбирается в цианидах, их применении, воздействии, симптомах, дозах и в том, где их можно достать, поскольку читала о них после того, как шесть лет назад умер ее брат. За все это время Вульф лишь дважды выказывал признаки явного неудовольствия — оба раза, когда речь заходила о гибели Лоуренса Коппела. В первый раз он спрашивал о нем у его сестры, Деборы, затем у Мадлен Фрейзер, его вдовы.

 Подробности этого дела, естественно, стаи лакомым куском для газет на прошлой неделе, поскольку одна деталь — цианид — совпадала в обоих случаях. Одна из газет дошла до того, по опубликовала статью какого-то знатока, усомнившегося, действительно ли тогда произошло самоубийство, хотя до этого подобный вопрос не возникал.

 Однако Вульф волновался не по этой причине. Смерть Лоуренса Коппела произошла в его доме в городишке под названием Флитвилл в штате Мичиган.

 Вульф хотел знать, не жил ли неподалеку от Флитвилла человек по фамилии Орчард, или имевший родственников с такой фамилией, или сменивший впоследствии фамилию на Орчард. Не знаю, почему ему пришло в голову, по это очень важно, но он явно выжимал эту идейку досуха, а затем снова начинал выкручивать до скрипу. Он провел так много времени, выясняя этот вопрос с Мадлен Фрейзер, что к четырем часам, времени своей послеобеденной встречи с орхидеями, расспросил ее лишь о бегах.

 За эти день, ночь и утро мы с Вульфом не только беседовали с этими пятерыми. Мы обсуждали великое множество способов, которыми разумный человек может достать цианид. Мы говорили о том, как легко добраться до бутылок в холодильнике радиостудии, о целесообразности выбивания некоторой информации — например, об отпечатках пальцев — из инспектора Крамера или сержанта Перли Стеббинса. Это дало примерно те же результаты, что и беседы. Кроме того, было два звонка от Крамера, а также от Лона Коэна и других. И еще были уточнены детали по организации визита к нам профессора Ф. О. Саварезе.

 С приглашением Нэнсили Шеперд мы зашли в тупик. Мы знали о ней все: ей шестнадцать лет, живет вместе с родителями в доме 829 по Виксли-авеню в Бронксе, у нее светлые волосы и карие глаза, а отец ее работает на складе.

 Телефона у них не было, и в четыре часа в среду, когда от нас ушла мисс Фрейзер, а Вульф отправился в свою оранжерею, я взял из гаража машину и поехал в Бронкс.

 Дом 829 по Виксли-авеню был тем самым местом, где люди живут не потому, что им этого хочется, но потому, что вынуждены там жить. Этому дому вполне следовало бы устыдиться собственного вида — и, возможно, так оно и было. Я нажал кнопку у фамилии Шеперд — никакого эффекта. Я спустился в подвальный этаж и раздобыл дворника. Его внешность вполне соответствовала виду дома. Он сказал, что это надо было делать раньше — звонить в квартиру Шепердов. Вот уже три дня, как их нет. Нет, уехали не все. Только миссис Шеперд и девчонка. Он не знал куда — и вряд ли это еще в доме мог бы ответить на этот вопрос. Кое-кто считал, что они сбежали, другие утверждали, по их сцапали полицейские. Лично он подозревал, по их уже нет на белом свете. Нет, мистер Шеперд жив-здоров. Он уходит на работу в половине седьмого, а возвращается после пяти.

 Взглянув на свои часы, я увидел, по сейчас пять часов десять минут. Я предложил этому несусветному созданию доллар, чтобы он погулял немножко перед домом, но он взглянул на меня так, что я сразу понял: я выбросил на ветер по крайней мере восемьдесят центов из денег клиентов.

 Ждать долго не пришлось. Когда возник Шеперд, я понял, чти совершенно напрасно отвлекал дворника от его важных дел: простого описания хватило бы вполне. Тот, кто разрабатывает лица, в данном случае начисто утратил чувство пропорции. Шеперд уже собирался войти в дом, но я вырос перед ним и спросил без особой учтивости:

 — Мистер Шеперд?

 — Прочь! — прорычал он.

 — Меня зовут Гудвин, и я работаю на Мадлен Фрейзер. насколько я понял, ваши жена и дочь…

 — Прочь!

 — Но я только хотел…

 — Прочь!

 Он не касался меня руками и не оттеснял плечом, но каким-то непонятным образом прошел мимо меня в вестибюль и вставил ключ в замочную скважину. У меня было с десяток возможных вариантов схватить его за шиворот, дать в челюсть и так далее, но это дало бы мне только эмоциональную подзарядку и не принесло желаемых результатов. Было ясно, что если он не хочет сказать, где находится Нэнсили, в сознании, то, оказавшись в нокауте, он просто не сможет этого сделать. Я спасовал.

 Я вернулся на Тридцать пятую улицу, оставил машину у дома, прошел в кабинет и позвонил Мадлен Фрейзер. Трубку взяла Дебора Коппел. Я спросил ее:

 — А вам известно, что Нэнсили исчезла вместе с мамашей?

 — Да, — сказала она, — известно.

 — Вы не упомянули об этом, когда были здесь сегодня вечером. Мисс Фрейзер также не сделала этого днем.

 — Но ведь не было причины говорить об этом. Нас никто не спрашивал.

 — Вас обеих спрашивали о Нэнсили.

 — Но не о том, где она сейчас находится.

 — В таком случае я вам задаю этот вопрос: где она сейчас находится?

 — Я не знаю.

 — А мисс Фрейзер?

 — Нет. Никто из нас не знает.

 — Откуда вы узнали, что она уехала?

 — Она позвонила мисс Фрейзер и сказала, что уезжает.

 — Когда?

 — Это было… Это было в воскресенье.

 — Она не сказала, куда отправляется?

 — Нет.

 Вот и все, чего мне удалось добиться. Я повесил трубку, сел и задумался. С одной стороны, был шанс, что Перли Стеббинс будет в хорошем настроении и бросит мне кость, тем более, что Крамер потратил немало двадцатипятицентовиков, звоня нам. С другой стороны, если бы я попросил его об этом, о захотел бы поторговаться, а мне было нечего ему предложить.

 Поэтому, когда я подошел к телефону, я позвонил не в полицию, а в «Газетт».

 Лон Коэн лениво ответил на звонок. Он поинтересовался, не решил что я, что свободный орган прессы открыл для меня кредит.

 Я фыркнул.

 — В один прекрасный день, дружище, ты получишь от нас нечто сногсшибательное, При наших темпах, скажем, через полгода. Но газета должна стоять на службе общества, и я хочу этими услугами воспользоваться.

 Ты знаешь, что Нэнсили Шеперд и ее мать испарились?

 — Конечно. Ее отец очень расстроился, потому по оказался замешан в деле об убийстве. Черт возьми, он чуть не укокошил двух фотографов. У папаши есть характер — Да, я встречался с папашей. Что он сделал с женой и дочкой? Все закопал их в укромном месте?

 — Отправит их из города. Как нам стало известно, с разрешения Крамера, и, конечно, Крамер знает куда, но помалкивает. Естественно, мы считаем, что это произвол. Нельзя же допускать, чтобы американский народ держали в неведении и вводили в заблуждение. Ты должен получить свое, поскольку мы буквально несколько часов назад уз ее мать — в отеле «Амбассадор» в Атлантик-Сити в номере с гостиной, спальней и ванной.

 — Ты не сказал одного. Кто платит за номер?

 Лон Коэн не знал. Он согласился: недопустимо, по американский народ, представителем которого я являюсь, не проинформирован по этому важному вопросу, и, прежде чем повесить трубку, пообещал что-нибудь обязательно сделать для исправления положения.

 
 

 Когда Вульф спустился в кабинет, я ввел его в курс событий. К этому времени нам еще оставалось побеседовать с троими, но уже стало ясно, что потребуется все наше воинство. Поэтому Вульф приказал мне связаться по телефону с Солом Пензером. Сола не было на месте, но час спустя он перезвонил.

 Сол Пензер работает по найму. У него нет кабинета, да он ему и не нужен. В деле Сол настолько хорош, по требует и получает вдвое больше того, по обычно платят людям его профессии. Каждый день он получает столько предложений, по может выбирать то, что ему нравится. Я не знаю случая, когда бы он отказал Вульфу, кроме тех случаев, когда был так связан по рукам и ногам, по не мог пошевельнуться. Он принял наше предложение.

 Сол должен был отправиться на поезде в Атлантик сегодня вечером, провести там ночь и день, чтобы поговорить с глупцом. Он привезет ее — если понадобится, вместе с матерью.

 Когда Вульф заканчивал разговор с Солом, вошел Фриц с подносом. Я удивленно посмотрел на него, поскольку Вульф редко пьет пиво до обеда.

 Потом, когда Фриц поставил поднос на стол, я увидел, что это не пиво. Это была бутылка «Хай спота» и три стакана. Вместо того, чтобы повернуться и уйти, Фриц остался.

 — Может быль, слишком охлажденное? предположил Фриц.

 Вульф достал открывалку из верхнего ящика стола и, с отвращением глядя на бутылку, откупорил ее и стал разливать содержимое по стаканам.

 — Сдается мне, по это ненужная жертва, — заметил я. — Зачем страдать?

 Если Орчард раньше никогда не пил «Хай спот» он не смог бы понять, тот ли это вкус или нет, и, даже если этот напиток ему не нравился, они были в эфире и он мог отпить немного просто из вежливости. — Я взял стакан, протянутый Фрицем. — Но в любом случае он выпил достаточно для того, чтобы яд его убил. При чем же тут наше мучение?

 — Он мог пить его раньше. — Вульф поднес стакан к носу, понюхал и поморщился. — В любом случае убийца должен был исходить из этого.

 Настолько что отличается вкус, чтобы можно было рисковать?

 — Понятно. — Я сделал маленький глоток. — Не так уж плохо. — Я отпил еще. — Единственный способ почувствовать разницу — сначала выпить это, а потом немного цианида. Где он у нас?

 — Не дурачься, Арчи. — Вульф поставил стакан после двух маленьких глотков. — Что, черт побери, они кладут туда, Фриц?

 Фриц покачал головой.

 — Рвотный корень? предположил он. — Мятные лепешки от кашля? Может быть, принести шерри?

 — Нет. Воды. Я сам. — Вульф поднялся, прошел в холл и повернул на кухню. Он уверяет, что перед обедом для здоровья полезны физические упражнения.

 В тот вечер, в среду, нашими жертвами сначала были Элинор Венс, а затем Натан Трауб. Трауба Вульф отпустил в три утра. Таким образом, две нош мы провели в разговорах.

 В четверг с утра мы начали с Талли Стронга. Допрос был в полном разгаре, когда ровно в полдень позвонил Сол Пензер. Вульф подошел к телефону, дав мне знак не вешать трубку. Уже по интонации Сола, как только он произнес мое имя, я понял, что дело плохо.

 — Я на вокзале в Атлантик-Сити, — сказа Сол. — Я могу через двадцать минут сесть на поезд в Нью-Йорк либо броситься в океан, по вашему усмотрению. Я попросил миссис Шеперд о встрече, но ничего не получилось.

 Тогда я прибег к помощи одного трюка — без толку. Наконец они с дочкой спустились в вестибюль, но я подумал, что будет лучше дождаться, пока они выйдут на улицу. Я попытался проделать то, по работало уже тысячу раз, но все без толку. Она позвала полицейского и потребовала арестовать меня за то, что я к ней пристаю. Позже я предпринял еще одну попытку, по телефону, но успел сказать лишь четыре слова. Теперь ничего не поделаешь. Я уже третий раз подвожу вас в течение десяти лет, а это чересчур. Я не хочу, чтобы вы платили мне, даже за расходы.

 — Чепуха. — Вульф никогда не сердится на Сола. — Если мне понадобятся детали, вы доложите о них позднее. Сможете добраться до Нью-Йорка, чтобы быть у меня к шести часам?

 — Да.

 — Хорошо. Действуйте.

 Вульф снова занялся Траубом. Как я уже говорил, итогом этой тяжелой двухчасовой работы стало признание Трауба в том, что он часто играет на скачках. Как только он ушел, мы с Вульфом отправились в столовую, чтобы съесть обед, который я уже описывал: кукурузные оладьи с осенним медом, сосиски и салат. Дело осложнялось тем, что к двум часам мы ждали Саварезе.

 Вульф любит, чтобы продолжительность трапезы зависело только от его желания и количества пищи, а не от таких внешних факторов, как звонок в дверь.

 Однако звонок прозвучал точно вовремя.