- Ниро Вульф, #53
6
Лет шесть тому назад, описывая очередное дело Вульфа — то самое, что не сулило ни гонорара, ни надежды на таковой, — я пошел на один фокус, от которого чуть не рехнулся, еще не кончив писать. Мы тогда отправились в Черногорию, и почти все разговоры велись на языке, в котором я ни черта не смыслю. Того, что потом я вытянул из Вульфа, мне хватило, чтобы привести беседы дословно на языке, но повторять эту ошибку не собираюсь, поэтому передаю только суть разговора Вульфа с мистером и миссис Перес. В шесть часов он спустился из оранжереи в кабинет, где они его уже ждали. Говорили на испанском. Может, он воспользовался возможностью пустить в ход один из шести языков, какими владеет; или подумал, что на родном языке они будут с ним откровенней; или хотел меня позлить — не знаю, что его на это подвигло, скорее всего, все вместе. Когда они ушли, он сообщил мне самое главное. Это не показания — всего лишь их слова. Они не знают, кто приходил в воскресенье вечером, мужчина или женщина, и сколько людей приходило, и когда он, она или они ушли. Они не знают, сколько разных посетителей бывало в доме в разное время. Порой они слышали в прихожей шаги — судя по звуку, всегда женские. Если мужчина когда и приходил, они его не видели и не слышали. Когда они поднимались в комнату убираться, там ни разу никого не было; они не поднимались, если лифт был наверху, но за четыре года такое случалось раз пять или шесть, не больше.
В воскресенье вечером они не слышали выстрела, но ведь в комнате даже пол звуконепроницаемый. Когда Перес поднялся в полночь, там стоял запах сгоревшего пороха; по его мнению, запах был слабый, по ее — сильный. В комнате не было решительно ничего постороннего: ни револьвера, ни пальто, ни шляпы или шарфа. Йигер был полностью одет; шляпа и пальто его лежали на стуле, они опустили их в яму вместе с телом. Тапочки, рубашки и все прочее находилось в ящиках. Постель была в порядке, в ванной все было на месте. Из кармана у мертвеца они взяли только ключи. В понедельник утром они убрались в комнате, пропылесосили, протерли все тряпкой, но ничего из нее не выносили.
Квартира в подвальном этаже не стоила ни цента. Йигер давал им пятьдесят долларов в неделю и позволил оставлять себе плату за комнаты на четырех остальных этажах. В неделю, таким образом, они получали всего порядка двухсот-трехсот долларов, а может, и больше. У них нет оснований рассчитывать, что Йигер отказал им в завещании этот дом или что-то еще. Они уверены, что никто из жильцов не поддерживал с Йигером никаких отношений или что-нибудь о нем знал: все переговоры с жильцами вели они сами, и только они. Они сочли, что сотни долларов для нас с Вульфом мало, и решили, хотя это поглотит большую часть их сбережений (не улика!), что лучше заплатить пятьсот, причем половину денег принесли с собой. Вульф, ясное дело, денег не взял. Он заявил, что хотя в настоящее время намерен сохранить в тайне полученные от них сведения, тем не менее желает свободно распоряжаться ими по собственному усмотрению. Это повело к пререканиям. Разговор шел на испанском, поэтому я не могу изложить спор пункт за пунктом, но, судя по высоким тонам и выражению лиц, а также по поведению миссис Перес, которая один раз вскочила, подбежала к столу Вульфа и стукнула кулаком, перепалка была довольно оживленной. Правда, к концу разговора она несколько успокоилась.
Поскольку они пробыли до самого обеда, а обсуждать дела за едой у нас строжайше запрещено, обо всем этом Вульф поведал мне только тогда, когда после обеда мы удалились в кабинет. Закончив рассказ, он заметил:
— Бесполезное дело. Время, силы, деньги — все впустую. Его убила эта женщина. Позвони Фреду.
— Все ясно как день, — сказал я. — Они им здорово мешали, эти деньги — триста долларов в неделю чистоганом, если не больше, она просто была обязана с этим покончить, а чего уж проще — пристрелить его и скинуть в яму.
Он покачал головой:
— Она натура страстная. Ты видел ее лицо, когда я спросил, поднималась ли ее дочь хоть раз в эту комнату, — впрочем, нет, ты же не знал, о чем я спрашивал. Глаза у нее загорелись, голос сорвался на визг. Она обнаружила, что Йигер совратил ее дочь, и убила его. Позвони Фреду.
— Она призналась?
— Разумеется, нет. Она заявила, что дочери запретили подниматься наверх, и та никогда этой комнаты не видела. Один мой намек привел ее в бешенство. Этим делом мы больше не занимаемся. — Он раскрыл книгу. — Позвони Фреду.
— Не верю я этому, — возразил я, возможно, слегка резковато. — Я не описывал вам Марию подробно и не собираюсь описывать, но, когда надумаю жениться, она будет третьей в списке невест, а то и первой, если я не свяжу себя другими обещаниями. В ней, может, и есть что-то от ведьмы, но ее никто не совращал. Если она вдруг станет необуздничать с сатиром, то с таким, который будет ждать, грациозно прислонившись к дереву, со свирелью в руке. Не верю я этому.
— Необуздничать — такого глагола нет.
— Теперь будет. Когда я вас утром спросил, сколько можно взять денег и потратить, если понадобится, вы ответили — столько, сколько подскажут мои осмотрительность и здравый смысл. Я взял пять сотен, а осмотрительность и здравый смысл подсказали, что лучше всего их потратить на Фреда, чтобы он там подежурил. Шестьдесят часов по семь пятьдесят за час, всего четыреста пятьдесят долларов. Добавим пятьдесят на жратву и мелкие расходы — вот и все пятьсот. Шестьдесят часов истекают послезавтра, в четверг, в двадцать три тридцать. Поскольку я встречался с Марией, а вы нет, и поскольку вы предоставили…
Зазвонил телефон. Я повернулся вместе с креслом и поднял трубку:
— Квартира Ниро Вульфа…
— Арчи! У меня улов.
— Мужчина или женщина?
— Женщина. Приедешь?
— Вылетаю сию минуту. До скорого. — Я положил трубку и встал. — Фред поймал рыбку. Женского пола. — Я бросил взгляд на стенные часы: без четверти шесть. — Моту доставить ее сюда до одиннадцати, может быть, к десяти тридцати. Указания?
Он взорвался.
— Что тебе пользы, — прорычал он, — от моих указаний?
Я мог бы ему предложить привести хоть один случай, когда я не выполнил его указаний без уважительной причины, но гении требуют тактичного подхода. Я ограничился простым:
— В таком случае положусь на свою осмотрительность и здравый смысл, — и вышел из дома.
Мне бы вспомнить о них в прихожей, чтобы взять с вешалки пальто, но я сообразил об этом уже на улице, направляясь к Десятой авеню. Холодный ветер, холодный для мая, налетал со стороны реки, однако я не стал возвращаться. Поймав на углу такси, я велел отвезти себя на перекресток Восемьдесят второй и Амстердамской. У ямы все еще мог стоять полицейский, да если б и не стоял, все равно не стоило подъезжать в такси к самому дому.
Полицейского у ямы не было, как и сборища криминалистов-любителей, а были самые обычные прохожие и группа подростков дальше по улице. У дома 156 я свернул, спустился по трем ступенькам, открыл дверь ключом Мег Дункан и вошел в прихожую. На полпути к лифту я почувствовал на себе чей-то взгляд. Это чувство, когда никого не видишь и не слышишь, но ощущаешь чужое присутствие, конечно, старо как мир, однако всякий раз застает врасплох. У меня оно возникает в копчике, и, видимо, должно означать, что, будь у меня хвост, я бы его задрал или, напротив, поджал. В ту минуту, как я это почувствовал, я заметил, что дверь в трех шагах по правой стороне чуть-чуть приоткрыта — так, крохотная щелка, не шире дюйма. Я продолжал себе идти, но, поравнявшись с дверью, выбросил руку и толкнул ее. Она открылась на фут, однако и фута хватило. В комнате было темно, в прихожей царил полумрак, но зрение у меня хорошее.
Она не двинулась с места.
— Зачем вы это сделали? — спросила она. — Это моя комната.
Но вот что интересно: при ярком свете ей был к лицу яркий свет, а при полумраке — полумрак.
— Прошу прощения, — ответил я. — Я, как вы знаете, сыщик, а у сыщиков дурные привычки. Сколько раз вы бывали в комнате на верхнем этаже?
— Мне туда нельзя, — сказала она. — И стала бы я вам рассказывать? Чтобы вы потом могли передать матери? Извините, я закрываю дверь.
Она закрыла, и я ей позволил. Желательно было бы хорошо, не спеша поговорить с ней, но это пришлось отложить до лучших времен. Я добрался до лифта, открыл его другом ключом, вошел и поднялся наверх.
Вы ждете чего-то, даже когда не понимаете, чего вообще ждете. Я, вероятно, ожидал увидеть напуганную или возмущенную женщину, сидящую на кушетке или в кресле под бдительным оком Фреда. Все было не так. Фред стоял посреди комнаты, поддерживая сползающие штаны, а его щеку украшали две красные полосы. На секунду мне показалось, что он один; затем я увидел ее голову — она торчала из лежащего на полу узла. Женщина была замотана в сдернутое с постели желтое шелковое покрывало, стянутое посередке Фредовым ремнем. Я подошел и посмотрел на нее сверху вниз, она ответила мне свирепым взглядом.
— С нее и волоска не упало, — пожаловался Фред, — а жаль. Полюбуйся на меня.
Из разводов у него по щеке сочилась кровь. Он поднял руку и промокнул ее носовым платком.
— Ты сказал, чтоб ее не трогать, если сама не начнет. Эта — начала, да еще как! Потом, когда я взялся за телефон, она кинулась к лифту, а когда я загородил ей дорогу, бросилась к телефону. Пришлось ее упаковать.
— Ты сообщил ей, кто ты такой?
— Нет. Много чести. Вон там ее сумочка, — он указал на кресло, — я в нее не заглядывал.
Из узла на полу раздалось требовательное:
— Кто вы?
Я пропустил вопрос мимо ушей, подошел к креслу, взял в руки сумочку и открыл ее. Среди обычных мелочей я обнаружил четыре полезных документа — кредитные карточки из трех магазинов и водительские права. Они были оформлены на имя Джулии Маги, проживающей в Гринвич-Виллидж на улице Аллейной. Возраст — двадцать девять лет, рост — пять футов пять дюймов, белая, волосы каштановые, глаза карие.
Я положил документы в сумочку, сумочку — на кресло и подошел к ней.
— Сейчас, мисс Маги, я вас освобожу, — сказал я. — Его звать Фред Дэркин, а меня Арчи Гудвин. Возможно, вы слышали о частном детективе по имени Ниро Вульф. Мы на него работаем. Мистер Дэркин тут временно поселился, потому что мистеру Вульфу желательно поговорить с каждым, кто является в эту комнату. Я буду рад проводить вас к нему. Я ни о чем не спрашиваю, потому что мне все равно придется пересказывать ему ваши ответы, так уж лучше пусть он сам задает вопросы.
— Развяжите меня! — потребовала она.
— Еще минутку. Теперь я знаю, кто вы такая и где вас найти, а это несколько меняет положение. Если вы схватите свою сумочку и рванете к лифту, я и не попытаюсь вам помешать, но советую сперва сосчитать до десяти. У вас в сумочке ключи от входной двери и от лифта. Когда полиция доберется до этой комнаты, что может случиться, их, конечно, будет интересовать любое лицо, у которого есть ключи и которое могло быть здесь поздно вечером в воскресенье. Поэтому вы можете ошибиться, отклонив мое предложение. Подумайте об этом, пока я буду вас разворачивать.
Я присел на корточки, расстегнул пряжку и выдернул из-под нее ремень, который возвратил хозяину. Поставить ее на ноги, чтобы распаковать, я не мог: ноги у нее тоже были укутаны.
— Проще всего, — сказал я, — вам будет выкатиться, а я подержу за край.
Так она и сделала. В покрывале было десять квадратных футов; я так и не спросил Фреда, как все это ему удалось. Выкатившись, она одним прыжком встала на ноги. С раскрасневшимся личиком и взлохмаченная, она выглядела вполне привлекательно, вероятно красивее, чем была на самом деле. Она встряхнулась, рывком одернула на себе пальто, подошла к креслу, взяла сумочку и сказала:
— Я хочу позвонить.
— Не отсюда, — возразил я. — Если уйдете одна, так на углу есть автомат. Если пойдете со мной, то в кабинете мистера Вульфа есть телефон.
Она казалась скорее разъяренной, чем испуганной, но, не зная человека, легко и ошибиться.
— Вам известно, кому принадлежит эта комната? — осведомилась она.
— Известно. Она принадлежала Томасу Дж.Йигеру.
— Что вы тут делаете?
— Бросьте. Я не только не стану спрашивать, я не стану и отвечать.
— У вас нет права… — начала она, но сама себя оборвала. — Я секретарша мистера Йигера. Была секретаршей. Я оставила здесь блокнот, теперь пришла его забрать, вот и все.
— Тогда вам нечего бояться. Когда к вам обратится полиция, вы им так и скажете, а уж они извинятся, что вас побеспокоили.
— Если я не пойду с вами, вы сообщите в полицию?
— Я этого не говорил. Решения принимает мистер Вульф. Я всего лишь у него на посылках.
Она повернулась. Я решил, что она направилась к телефону, но она, не останавливаясь, проследовала в самый конец комнаты, туда, где была дверь в ванную, и скрылась за этой дверью. Я подошел к Фреду поглядеть, что у него со щекой. Он успел продеть ремень в брюки.
— Значит, эта комната принадлежала Йигеру, — заметил он. — Раз уж я теперь узнал про…
— Не узнал и ничего не знаешь. Я ей соврал, а она купилась. Твое дело — сидеть здесь и принимать посетителей. Ничего страшного не случилось. Со щекой у тебя не так плохо, как кажется, в ванной найдешь все, что потребуется. Покрывало тебе все равно пришлось бы снимать, чтобы лечь спать. Дай-ка я помогу его сложить.
Мы взялись за противоположные концы. Он спросил, сколько ему еще здесь торчать, я ответил — пока не скажут, и, вообще, чем, интересно, он недоволен? Любой мужчина, не чурающийся маленьких радостей жизни, принял бы за подарок судьбы получить дозволение пожить в эдакой картинной галерее, а ему еще за это и деньги идут, все двадцать четыре часа в сутки. Он сообщил, что даже телевизор подхватил заразу: стоило его включить, как на экране появилась дамочка, которая сидела в ванне и пускала мыльные пузыри.
Когда он укладывал на кушетку свернутое покрывало, Джулия Маги вышла из ванной. Она привела в порядок ворот платья, причесалась и накрасилась. Нет, она была отнюдь не дурнушкой. Она подошла ко мне и сказала:
— Ладно, я принимаю ваше приглашение.